Наследие (СИ) - Евгения Техтелева

— Не изволит ли Кровопийца облачиться в доспехи?

Джайра отрицательно помотала головой. По публике пронесся недоумевающий ропот. Осмотрев «испытательный аппарат», она пришла к выводу, что старт нужно брать не с помоста, куда приглашают всех участников и где стояла она, а с более высокого уровня, так как после горящего кольца, идущего первым, шли острые ножи, торчащие из пола, над которыми болталась цирковая трапеция. А там дальше все было проще простого: через секиры можно было пройти парой шагов, а вылетающие из отверстий топоры совсем были не страшны; надутые мешки сами по себе неуклюжи, а чтобы не упасть затем в воду, нужно было просто удержать равновесие на тонкой перегородочке, в чем ей поможет ловкость. Чтобы разогнаться для высокого прыжка, она начала пятиться назад. Некоторые из толпы стали выкрикивать ей оскорбления в трусости, не достойной рыцаря, но, увидев, что она остановилась, собираясь разбежаться, все замолчали. Еще раз взглянув на Фарена, с решительной улыбкой наблюдающего за ней, Джайра, даже не сбросив оружие, понеслась к пылающему кольцу. Под всеобщие ахи она, зацепившись руками за трапецию, с пластикой, которой позавидовали бы акробаты, пролетела на турниках над ножами, приземлилась бесшумно перед секирами, спокойно и без напряжения, рассчитав их такт, прошла между ними, кувыркнулась под летящими топорами, увернулась от ударов мешков и ступила на тоненькую жердочку над водой. Здесь она немного приостановилась, найдя точку равновесия, и спокойно, даже не вытянув руки в стороны, с легкостью эльфа прошла до конца. Толпа возликовала. Даже знать аплодировала с лож. Джайра взглянула на королевскую ложу. Оттуда ей кинула белую розу девушка в алых одеждах — принцесса Мариин, сестра Амниса. Поймав цветок на лету, наемница грациозно поклонилась и перевела взгляд на публику. Фарен тоже аплодировал, взглядом как бы говоря: «Впечатляет!» Интересно, увидел ли оттуда он ее глаза, в которых отразилась улыбка? Король в сопровождении Бенрада и Гарольда спустился к победителю испытаний. И тот, и другой сияли от счастья, как влюбленные. Король же пораженно осматривал наемницу с ног до головы, и было что-то в его взгляде неприязненное.

— Я потрясен вашим искусством владения собой, господин рыцарь, — произнес он, дождавшись тишины. — Не откроете ли вы нам теперь своего настоящего имени?

— Прошу прощения, ваше величество, — нисколько не смутившись в присутствии короля, ответила Джайра, — но, во-первых, я еще не рыцарь. Во-вторых, мне не позволяет открывать ни свое имя, ни свое лицо данный мной обет. Чтобы не нарушать рыцарский устав, в котором говорится, что «обет рыцаря не должен быть раскрыт ни под каким предлогом», я прошу ваше величество не мучить меня дальнейшими расспросами.

На цитату из устава все трое удивленно расширили глаза. Бен даже радостно раскрыл рот от изумления.

— Что ж, эти честность и благородность достойны рыцаря. Встаньте на колени, Кровопийца, — грустно вздохнув, она выполнила приказ короля, вытащившего меч из ножен. — Впредь все вас будут называть господином рыцарем, сэром Кровопийцей, как бы это странно ни звучало, — добавил он в конце, коснувшись три раза концом меча ее плеч. От этого легкого, почти не ощутимого прикосновения ей показалось, что на ее плечи упала целая гора. Новоиспеченный рыцарь встал с деревянного пола, чувствуя себя теперь таким же напыщенным франтом, каким выглядел сам король, и так же, как и принцессе в благодарность за цветок, поклонился. Сквозь вопли толпы, уже не сомневающейся в подлинности их героя, Джайра услышала слова Амниса:

— Я буду рад вас видеть сегодня вечером на балу. Отказы не принимаются, я уже наслышан об этом от моих рыцарей, — он повел головой в сторону Бенрада и Гарольда. — Не скрою от вас то, что бал будет в честь участников будущего турнира в Тааре, так что присутствие в любом случае обязательно.

Джайра внимательно смотрела в глаза королю, стараясь понять, что за человек стоит перед ней — ведь когда еще придется вот так близко стоять перед самим правителем Ардонии? Глаза, правый — голубой, левый — зеленый, были разными не только по цвету. Был в них какой-то свой холод: зимняя стужа и могильный дух. И невольно хотелось отвести взгляд в сторону, чтобы перестать бояться. У Амниса очень резко выделялись на лице скулы, что еще больше придавало ему холодности. Каждое его властное движение сопровождалось чем-то вроде волны отягощения, от которой никто не спасался и должен был бы падать ниц при малейшем приказе. Джайре показалось это тревожным предзнаменованием.

Кивнув, он удалился во дворец. Гарольд и Бен, на перебой поздравляя, дружественно со всей силы хлопали ее по спине, но она снова устремила взгляд в конец площади — Фарена уже не было…

Наверно пользуясь тем, что она о чем-то задумалась, рыцари провели ее в низкое здание, где она снова встретилась с Сальмонеем.

— Видимо, ваш план не удался, господин рыцарь, — с улыбкой в глазах сказал купец, подчеркнув последние слова интонацией, — и вы снова стоите передо мной, ожидая разговора о вас.

— Наверно, это моя судьба, — вздохнула Джайра.

— Прошу вас, — он показал на дверь позади него, — там все нужное для знатного господина, кем вы теперь являетесь.

Недоуменно взглянув на купца, бывшая наемница зашла в указанную комнату. Это, очевидно, была гардеробная. На столе прямо перед дверью лежали без единой складочки шикарные одежды: бархатный сапфирового цвета камзол с серебряными геральдическими лилиями и изумрудный сюрко с золотым всадником, черные из матового толстого атласа брюки, к ним сапоги из начищенной черной кожи, и рубашка из тончайшего серого шелка. К ней был рукой мастера пришит большой капюшон и, специально для нее, хорошая повязка на лицо. Хмыкнув, Джайра заперла дверь и вставила в скважину алмазную запонку, одну из тройки к ее костюму, и начала свое новое переодевание. В процессе она порадовалась тому, что камзол был на размер больше, поэтому неплотно прилегал к телу в отличие от рубашки и скрывал ее фигуру. Покрепче закрепив своей старой заколкой длинные волосы, она надела капюшон и посмотрела на свое отражение в зеркале. Одно слово — знать. Хорошо спрятав лицо под повязку, она застегнула ремни ножен своего меча на поясе и надела наруч. Запонку на воротнике она застегивать не стала — все-таки она бывший наемник, нужно быть поразвязнее. Оправив свой новый наряд, она накинула белой стороной наружу на одно плечо свой плащ и, забрав свои старые вещи, вышла из гардеробной. Гарольда и Сальмонея уже не было, самый терпеливый из них троих был Бен, который повернулся на звук открывающейся двери, проворчав: