Странные и удивительные мы - Кэтрин Айзек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эд пытался поговорить со мной, но как ему объяснить, что происходит? И сколько бы раз Пегги ни повторяла, что она абсолютно уверена в том, что ее сын, Стефано — не мой отец, я далеко не глупа. На самом деле бабушка хотела сказать: «Я не могу смириться с такой правдой». Что не отрицает возможности существования этой самой правды. Ведь все сходится: время, тайны. А фотография Стефано словно мое отражение: щербинка между зубами, рост волос на лбу перевернутым треугольником.
Вернувшись в комнату, я включила душ, настолько горячий, насколько могла вытерпеть. Вода обжигала кожу, оставляя на ней красные пятна и заставляя кровеносные сосуды расширяться. Я подняла подбородок, и водяные змейки побежали по лицу. Наконец, выключила воду и вышла в спальню в плотном облаке пара. Вытеревшись, я надела хлопчатобумажную рубашку и штаны, подошла к окну и закрыла его, не желая слышать будоражащие звуки итальянского лета. Затем легла в постель, скрутившись калачиком, и тут же провалилась в сон без сновидений. Должно быть, я проспала больше часа. Простыня прилипла к коже. Солнце уходило за горизонт. Как только я открыла глаза, непонятный страх начал вползать в меня, словно черная плесень. И в ту же минуту воспоминания об откровениях Пегги пронзили меня, как удар тока. Я бы все отдала, чтобы снова вернуться в бессознательное состояние сна.
Услышав стук в дверь, я вздрогнула.
— Нет, спасибо, — громко произнесла я, полагая, что это горничная.
— Элли, это Эд.
Кое-как я вытащила себя из постели, натянула платье и пошла открывать дверь. В моих глазах стояли непролитые слезы, я шмыгала носом, борясь с ними. Эд взял меня за руку. Его пальцы были теплыми и успокаивающими, — такими, какими им быть нельзя.
— Эй, — прошептал он. — Что бы ни рассказала Пегги, все не так плохо.
Я покачала головой, чувствуя, что сейчас разревусь. Он закрыл дверь и, поддерживая мой локоть, повел меня в комнату и усадил на кровать.
— Элли, что происходит?
— У меня не хватает смелости тебе рассказать.
— Рассказать что?
Комната выкрашена в нежный персиковый оттенок, когда последние лучи заходящего солнца проникают сквозь легкую штору вместе с чистым бодрящим ароматом сосновой смолы. Нежность во взгляде Эда тронула меня. Я начала говорить, вываливая все сразу, загрязняя все вокруг, словно нечистотами, которые сливают в море.
***
Я закончила, но понять выражение лица Эда мне сложно.
— Господи, — хрипло выдохнул он. — Ты в порядке?
Я решительно кивнула. Отчаяние охватило меня, и я крепко зажмурилась.
— Ничего, — прошептал Эд, обняв меня большими руками. — Поплачь, если хочешь.
Тихонько прижавшись щекой к его рубашке, я чувствовала тепло груди и биение сердца моего друга.
— Я урод, — вырвалось у меня.
Эд неодобрительно фыркнул и сильнее прижал меня к себе.
— Не говори глупостей.
— Это правда.
Он слегка отстранился и заставил меня посмотреть на него.
— Это неправда! Даже если, черт возьми, бабушка ошибается. Даже если у твоей мамы был секс с…
— Не произноси это! Не говори вслух.
— Хорошо. Даже если Стефано вдруг окажется твоим отцом… потому что он и твоя мама сделали это, не зная о последствиях, и что с того? Твоя суть не меняется.
— Урод.
Он сжал мою руку. Сухое тепло его ладони волновало меня.
— Не говори так. Никогда не говори так!
— Почему же? Ведь правда.
— Нет, это не так.
Я отвернулась, но Эд взял меня за подбородок и нежно повернул мое лицо к себе, заставляя посмотреть на него.
— Элли, ты умная, талантливая, добрая, красивая, забавная. И… ни одно их этих слов не может описать, насколько ты чудесна.
Его ласковые слова не произвели на меня впечатления. Тогда он выпустил мою руку и сказал:
— Хорошо, не верь мне. Только знаешь что, Элли? Для меня ты — все! Все, понимаешь?
Я изумленно посмотрела на него снизу вверх и увидела его потрясенное лицо. Он потер лоб и шумно выдохнул. Его плечи расслабились, словно он, наконец, нашел разгадку тайны. Эд встал, подошел к окну и глубоко вздохнул. Я сидела неподвижно, не зная, что сказать. Он повернулся. «Для того, чтобы уйти?» — подумала я. Но Эд сел рядом со мной и заговорил о вещах, от которых моя голова закружилась.
— Элли, ты единственный человек на свете, кто может меня рассмешить, как бы плохо я себя ни чувствовал. Ты единственная, кто, уверен, поддержит меня в любой ситуации, в чем бы меня не обвиняли. Ты единственная, кто мне нужен не только, когда я проигрываю, но и когда выигрываю.
Я отвернулась.
— Элли, я думаю, я…
Закончить фразу он не смог. Я подняла глаза и позволила погрузиться в сладкие грезы, где наши чувства имеют право на жизнь. Эд потянулся ко мне и провел большим пальцем по моей щеке, затем перевел взгляд на губы, отчего в моем животе затрепетали бабочки. Он медленно наклонился и на несколько секунд прижался своими губами к моим. Затем выпрямился, не отрывая взгляда от меня. Я, прикрыв глаза, задержала дыхание. В темноте между нами нет препятствий, а если они и есть, то потеряли значение. Придвинувшись к нему, я провела губами по его губам. Эд мгновенно ответил, и мы поцеловались, сначала робко и нежно, а потом все сильнее, под влиянием нарастающих чувств.
Он крепко прижимал меня к себе, и сквозь тонкое платье я почувствовала его твердость. Моя рука погладила его спину под рубашкой, опускаясь все ниже к пояснице, достигнув, наконец, пояса брюк. Он медленно провел ладонью вверх по моей ноге, сжав бедро. Его теплые пальцы скользнули под резинку трусов. Я, желая изучить каждый сантиметр его тела, прикасалась к нему, гладила и целовала. Он ласкал мою шею и обожженные солнцем плечи, затем вновь возвращался к моим пылающим губам. Я расстегивала его рубашку, удивляясь новизне ощущений. Казалось, что у меня это происходит в первый раз. Незнакомая, обнаженная кожа. Неопределенность. Слегка постанывая от наслаждения, я заметила, что его поцелуи стали медленнее. Сделав вид, что ничего не замечаю, я притянула его к себе за рубашку. Но Эд мягко отстранился.
Угадывая его мысли, я произнесла:
— Мы не можем, да?
Он тяжело выдохнул.
— Нет. Мы, правда, не можем.
Глава 63
Светало. Через открытое окно комнату наполнял свежий соленый воздух моря.
Я повернулась, чтобы посмотреть на тихо спящего Эда. Мой
