Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер

class="p1">На этом с церемониями было покончено. Наддин позвала гостей выйти на улицу, и Элейн обрадовалась, покинув странный дом. Прогуливаясь к рыночной площади, Ллойд и его подруга обменивались новостями. Это был отличный момент, чтобы поизучать окрестности. Хапо-Ое оказался похож на лоскутное одеяло: все дома разные, улицы кривые и то пыльные, с мелким песком, то утоптанные, земляные. Заборы у одних высотой до колена, будто кричащие «нам нечего скрывать», у других – глухие и высокие, словно по ту сторону пряталась тюрьма. Густые аллеи прерывались совершенно лишенными зелени участками, а посреди улицы с крошечными домишками легко можно было встретить огромный особняк. Правда, и тот почти наверняка оказывался склеенным из нескольких пристроек.

Все это показалось Элейн несуразным, слишком разным, негармоничным. Впервые она осознала, что ставший родным Лимес действительно был «милым городишком».

Они остановились, чтобы попить воды из колодца, и Элейн заметила у Наддин в руках яйцо.

– Зачем тебе это? – Она мотнула головой.

Наддин приблизила яйцо к собственным глазам.

– О, это мой хлеб! – счастливо воскликнула она.

Элейн непонимающе нахмурилась.

– Братья помогают мне загнать туда немного свиной или бараньей крови, а потом я отправляюсь на работу.

Увидев недоумение на лице собеседницы, Наддин рассмеялась:

– Пойдем покажу!

Ллойд снисходительно улыбнулся, и они прошли вперед, к уже почти опустевшему рынку. Там, пока Элейн и Ллойд стояли в стороне и наблюдали, Наддин поймала какого-то простака.

– Тебя ждет беда, – проговорила она не своим голосом.

Молодой мужчина скептически поднял бровь.

– Чует сердце мое что-то неладное, будто бы черная тень за тобой… – проговорила Наддин, испуганно прижимая руку к груди. – Знаешь, есть способ проверить, не лежит ли на тебе проклятье.

Элейн понимала: раз уж мужчина остался слушать, даже если и строил недоверчиво лицо, шансы спастись от Наддин были невелики. Надо было сразу уходить!

– Возьми-ка яйцо. Хотела его себе сейчас на ужин пожарить, но да ладно – тебе нужнее. Оберни в платочек да разбей. И погляди. Если внутри окажется кровь, значит тебя прокляли.

Мужчина, недоверчиво хмурясь, огляделся и взял яйцо и платок из рук Наддин. Стукнул кулаком и удивленно вскрикнул.

Элейн видела, что в руках его была темно-красная жижа: белок и желток смешались с добавленной туда кровью.

Наддин отшатнулась.

– Много-то как. Если не с тобой, так с кем-то очень близким будет беда страшная.

Элейн невольно восхитилась игрой мошенницы. От ее слов становилось не по себе.

– Что делать? – спросила наивная жертва, оторопело разглядывая руки.

– У духов все просто: чтобы что-то получить, нужно что-то отдать, – небрежно взмахнула рукой Наддин. – Сам определяешь, что и сколько хочешь отдать. Вот мне идет ощущение, у тебя случится горе с женщиной.

Она внимательно посмотрела ему в глаза и, видимо, заметив во взгляде сомнение, добавила:

– Я не имею в виду жену. Просто с близкой женщиной. Может, с матерью.

Наверное, Наддин увидела испуг на лице мужчины, потому что продолжила:

– Судя по тому, что я вижу, проклятье очень уж сильное. Завистник в сердцах мог крикнуть: «Будь ты проклят», – а теперь мать твоя может и на тот свет отправиться. По крови этой могу сказать, что речь тут о паре дней.

На лице мужчины появилось озарение:

– Знаю, кто это! Вот мерзавец!

– Да уж, – согласилась Наддин, – ни стыда, ни совести у человека. Как можно так раскидываться проклятьями! Это же не шутки. А тебе придется платить такую высокую цену. Жаль тебя и матушку.

Мужчина кивнул и достал из-за пазухи мешочек с золотыми.

– Это последнее, что у меня есть. Должно хватить?

Наддин с сомнением покачала головой.

– Только тебе решать. Если ощущаешь, что сумма значимая, то все будет хорошо. А если лукавишь, так ты же не мне вредишь. И дело это твое.

Он решительно протянул деньги. Наддин шагнула прочь.

– Ну что ты! Я брать не стану, это ж откуп от проклятья, я не хочу на себя его принимать!

Эмоции на лице мужчины полностью отражали растерянность и удивление, которые испытала Элейн.

– Самое действенное, – негромко произнесла Наддин, будто по секрету, – оставить плату под ивой. Она забирает все зло и отдает добро.

Мужчина на мгновение задумался, а затем вскинул палец:

– Я знаю большую иву!

Получив ободряющую улыбку в ответ, он поспешил в сторону рынка. Тут же от забора оторвались двое мальчишек. Они многозначительно улыбнулись Наддин и поспешили следом за мужчиной.

– Таких простофиль тут пруд пруди, – заявила она, заметив взгляд Элейн, а затем, подмигнув, добавила: – А вот ива – одна.

– Как вас до сих пор не поймали за этим делом?

Элейн не понравилось, что Наддин обманула мужчину, хотя мастерство нельзя было не отметить. Однако Элейн не могла откровенно ругаться с женщиной, в чьем доме собиралась переночевать.

– А что я сделала? Он сам достал свои золотые, сам оставил их под деревом. А если местные мальчишки найдут такой клад, в том нет моей вины. Пойду-ка я, отыщу их и куплю нам всем чего-нибудь вкусненького. Устроим пир горой!

С этими словами Наддин убежала в глубь рынка. Элейн же поделилась с Ллойдом, что считала случившееся мошенничеством.

– Ты судишь, увидев лишь фрагмент истории, – отозвался Ллойд. – Но не видишь вовсе, что мормэр этого города отобрал у семьи Наддин кузницу, в которой честно трудились мужчины. Не видишь, как из-за предрассудков – родители Наддин кападонцы – никого из них не взяли в Хапо-Ое на работу после той истории. Не видишь, как их дом сожгли, и они были вынуждены переехать в ту лачугу, в которой теперь живут. Люди вынудили Наддин искать способ зарабатывать себе на жизнь как придется. И так уж вышло: мошенничество – единственное, что оказалось для нее доступным.

Эти слова поставили Элейн в тупик. И как же это следовало понимать? Наддин была лишь жертвой? И то, что она сейчас проделала с бедным мужчиной, было справедливо? Ллойд, выходит, оправдывал одно преступление другим. Это не казалось правильным.

Несмотря на шум, стоявший в доме Наддин до глубокой ночи, Элейн удалось крепко заснуть и проспать до самого утра.

Не желая сталкиваться с кем-либо из жильцов, чувствуя себя неуютно в чужом доме, полном народу, она вышла во двор. Там, к ее удивлению, кое-кто из хозяев уже занимался делами: две девочки кормили кур, мужчины таскали воду, пожилая женщина доила козу. Все это напомнило Элейн ее родную Думну. В каждом дворе там держали какую-нибудь живность, и многие вставали рано, чтобы заняться хозяйством. Каждое утро на завтрак у Элейн были свежие яйца, молоко и только испеченные оладьи: летом – с ягодами, ранней осенью – с яблоками, после