Афоризмы - Олег Ермишин

В учености и словесности всякого рода Греция всегда нас превосходила, – да и трудно ли здесь одолеть тех, кто не сопротивлялся?[2500]

Я охотнее готов заблуждаться вместе с Платоном, чем разделять истину с нынешними знатоками.[2501]

«Душа так бессильна, что не видит и самой себя!» – Точно так же, как и глаз: душа, не видя себя, видит все остальное.[2502]

Надеяться разумнее, чем бояться.[2503]

Смерть не имеет отношения ни к мертвым, ни к живым – одних уж нет, а других она не касается.[2504]

Итак, долой этот бабий вздор, будто умереть раньше времени – несчастье! Раньше какого времени? Данного нам природою? Но она дала нам жизнь, как деньги, только в пользование, не оговорив, до которого дня. Что же ты жалуешься, если она требует свое обратно по первому желанию? Таково было ее условие с самого начала.[2505]

Какую же жизнь считать долгой? и что вообще может быть долгого в жизни человека? (…) Долгим и коротким мы называем все на свете только по сравнению с тем, что людям дано и на что они рассчитывают. На реке Гипанисе, что течет в Понт с европейской стороны, живут, по словам Аристотеля, существа-однодневки: так вот, кто из них прожил восемь часов, тот умирает уже в преклонном возрасте, а кто дожил до заката, тот достигает глубокой дряхлости, – особенно если это было в день летнего солнцестояния. Сравни человеческую долговечность с вечностью – и окажется, что мы почти все такие же поденки, как и эти твари.[2506]

Если толпа и судит порой справедливо о достойных людях, то это больше к чести для самой толпы, чем к счастью для таких людей.[2507]

[Достойный человек в смерти не] обретет ни малейшего зла. Он даже предпочтет умереть, пока все дела его идут на лад, ибо не так отрадно накопление благ, как горько их лишение. Именно это, думается мне, имелось в виду в словах одного спартанца: когда знаменитый олимпийский победитель Диагор Родосский в один день увидел олимпийскими победителями двух своих сыновей, тот спартанец подошел к старику и поздравил его так: «Умри, Диагор, живым на небо тебе все равно не взойти!»[2508]

Труд как бы создает некую мозолистую преграду против боли.[2509]

Старушки часто не едят по два-три дня – а отними на один день еду у атлета, и он с криком восплачется к Юпитеру Олимпийскому, которому служит, что он так больше не может. Велика сила привычки![2510]

Стенать мужчине иногда позволительно, хоть и редко; вопить непозволительно даже и женщине. (…) Если и случится вскрикнуть мужу сильному и мудрому, то разве лишь затем, чтобы усилить свое напряжение, – так бегуны, состязаясь, кричат что есть сил, так, упражняясь, подают голос атлеты, так кулачные бойцы, ударяя противника, вскрикивают, (…) – это не потому, что им больно или что они струсили, а потому, что при крике все тело напрягается и удар получается сильнее.[2511]

Для полководца и солдата одни и те же труды тяжелы по-разному – полководцу они легче, потому что ему за них выше честь. (Свободное изложение мысли Ксенофонта).[2512]

Душе приходится судить о своей болезни лишь тогда, когда то, что судит, само уже больное.[2513]

Сострадание есть горе о чужом несчастье, (…) зависть есть горе о чужом счастье.[2514]

Тиран Дионисий, изгнанный из Сиракуз, в Коринфе учил малых детей – так не хотелось ему расставаться хоть с какой-то властью![2515]

Единственное зло в нашей жизни – это вина, а вины не бывает там, где случившееся не зависит от человека.[2516]

Гай Гракх, вконец опустошивший казну даровыми раздачами, на словах всегда был защитником казны.[2517]

Непредвиденное поражает сильнее.[2518]

Женоненавистничество возникает из страха.[2519]

Искать меры в пороке – это все равно что броситься с Левкадской скалы и надеяться удержаться на середине падения.[2520]

Мужество бывает и без ярости, а гнев, напротив, есть черта легкомыслия. Ибо нет мужества без разума.[2521]

Мужество не нуждается в помощи гнева: оно и само приучено, готово, вооружено ко всякому отпору. Иначе можно сказать, что и пьянство, а то и безумие тоже полезно мужеству, так как и пьяные и безумные тоже отличаются силою.[2522]

Соперник томится о чужом добре, которого у него нет, а завистник – о чужом добре, потому что оно есть и у другого.[2523]

Если есть любовь на свете – а она есть! – то она недалека от безумия.[2524]

Думают даже, будто старую любовь, как клин клином, можно выбить новой любовью.[2525]

Слава – суд толпы, состоящей из глупцов и подлецов.[2526]

Из всех поэтов, которых я знал, (…) каждый считал себя лучше всех.[2527]

Где хорошо, там и отечество.[2528]

Для человека ученого и образованного жить – значит мыслить.[2529]

Глуховат был Марк Красе, но глуховат несчастливо: то, что против него говорилось дурного, он слышал.[2530]

…Красивые слова, пустое колебание воздуха. [2531]

Когда я вижу, как тщательно уложены его волосы и как он [Юлий Цезарь] почесывает голову одним пальцем, мне всегда кажется, что этот человек не может замышлять такое преступление, как ниспровержение римского государственного строя.[2532]

Победив Помпея, Цезарь приказал с честью восстановить его поверженные статуи. Цицерон сказал: «Восстанавливая статуи Помпея, Цезарь укрепляет свои собственные».[2533]

Гирций (…) в речи своей против Пансы сказал об одной женщине, что она десять месяцев носила сына своего «в утробе». «Как? – подхватил он [Цицерон], – неужели другие носят в кармане?»[2534]

Цицерон, увидя, что его зять Лентул, человек маленького роста, опоясан длинным мечом, сказал: «Кто привязал моего зятя к мечу?»[2535]

Однажды, когда Цицерон ужинал у Дамасиппа, тот, угощая его посредственным вином, сказал: «Выпей этого фалернского, ему сорок лет». – «Право, – сказал Цицерон, – оно не по летам молодо».[2536]

Только одно отечество заключает в себе то, что дорого всем.

На первом месте должны быть родина и родители, потом дети и вся семья, а затем (остальные) родственники.

Нет места милее родного дома.

Человек часто сам себе злейший враг.

Познай самого себя.

Каждый человек – отражение своего внутреннего мира. Как человек мыслит, такой он и есть (в жизни).

Главная склонность человека направлена на то, что соответствует природе.

Некоторые бывают людьми не по существу, а только по названию.

Привычка – вторая натура.

Лицо – зеркало души.

Ничто не сравнится в быстроте с душевной деятельностью.

Как чаша весов опускается под тяжестью груза, так и дух наш поддается воздействию очевидности.

Предусмотрительная природа, подняв людей с земли, сделала их высокими и прямыми.

Это существо, которое мы зовем человеком, одно лишь из стольких родов живых существ получило в удел разум и способность мыслить, тогда как остальные существа все лишены этого.

Родившиеся одновременно имеют и природу, и жизнь несходную.

Очевидно, что по природе каждый себе дорог.

Каждому свое красиво.

Собственное понимание добродетели и пороков самое главное. Если этого понимания нет, все становится шатким.

Природа не терпит одиночества.

Мировой организм есть неразрывное целое.

Мир по своей природе не только художественное произведение, но и художник.

Мир держит все в своих объятиях.

Нет ничего более упорядоченного, чем природа.

Нет ничего более изобретательного, чем природа.

Обычай не мог бы побороть природу – ибо она всегда остается непобежденной.

Вся природа стремится к самосохранению.

Все элементы мироздания гармонично связаны между собой.

Земля вращается вокруг своей оси.

Земля никогда не возвращает без излишка то, что получила.

Сила природы очень велика.

Ничто так не свойственно нашей душе, как числовая соразмерность.

Ежедневно сама природа напоминает нам, в сколь немногих, в сколь малых вещах она нуждается.

При руководстве природы ошибаться никоим образом нельзя.

Все, что делается согласно природе, должно считать счастливым.

Природа довольствуется малым.

Самой природой не дано нам познать пределы вещей.

То, что имеет силу в отношении большего, должно иметь силу и в отношении меньшего.

Необходимость – страшное оружие.

Необходимость не знает отдыха.

Не только целесообразно, но и необходимо.

Удивительно, как это жрецы-предсказатели, взглянув друг на друга, могут еще удерживаться от смеха.

Что посеешь, то и пожнешь.

Природа предоставила нам временное пристанище, но не постоянное жилье.