Наследники - Гарольд Роббинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пока тебе не стоит торопиться.
Я все ей объяснил. Она поняла.
— Хорошо, — кивнула тетя. — Я рада, что ты это сделал, ты слишком много работал.
— Не очень.
— Ты страшно исхудал.
Я слышал это и раньше.
— Я похудел на четыре фунта, пока ждал тебя.
Она пригубила мартини.
— Тебе надо снова жениться. Чего ты ждешь? С годами ты не становишься моложе.
— Ищу подходящую девушку, — улыбнулся я. — Кого-нибудь вроде тебя.
— Ты обалдел, — сказала она.
— Тетя Пру, где ты научилась так говорить? — удивился я.
— По-твоему, мы в Кейпе отрезаны от мира? У нас все-таки есть телевидение.
— Ладно. — Я поманил официанта. — Давай сделаем заказ.
Подошел официант и положил на стол сложенный листок бумаги.
— Это от молодой леди, — прошептал он и кивнул в сторону Дорогуши.
Я заглянул в записку:
«Может, поужинаем сегодня вместе, если не слишком злишься. М.».
Я нацарапал ответ и протянул бумажку официанту. Он подошел к ее столику.
— А не будет ли проще пригласить ее за наш столик? — спросила тетушка Пру.
— Если бы я хотел, чтобы она была с нами, она бы сидела здесь, когда ты пришла.
— Я закажу еще мартини, — заявила тетушка. — И не надо так раздражаться.
— Ладно, я приглашу ее сесть с нами. — Я встал, но когда оглянулся, девушки уже не было.
— Видишь, что ты наделал! — Тетя Пру сразу же приняла ее сторону. — Ты не дал бедному ребенку пообедать. Из-за тебя ей пришлось уйти.
Я уставился на нее.
— Стивен, — сказала она, — ты ни капельки не изменился, ты такой же грубый, как раньше.
Я со вздохом сел и заказал еще виски.
— На этот раз двойной.
— Она любит тебя? — спросила тетя Пру.
— Кто?
— Ну, та девушка, которая ушла из-за тебя.
— Ты что, думаешь, что все девушки, с кем я ни заговорю, любят меня? И к тому же она ушла не из-за меня.
— Я знаю, какая у тебя репутация, Стивен, — сказала она. — Мы в Кейпе тоже газеты читаем.
Ох уж эти старые леди!
— Я знаю, что у вас, кроме газет, есть также телевидение, газ, телефон и электричество.
Тетя Пру посмотрела на меня.
— Да она тебе нравится!
— Я этого не говорил, — возразил я.
— А тебе и не надо этого говорить, — сказала она твердо. — Я и сама вижу.
Я спрятался за стакан с виски.
— Стивен!
— Да, тетушка Пру?
— Если ты любишь ее, действительно любишь, не тяни. И ничего не бойся.
* * *Было уже почти одиннадцать часов, когда Джек покинул мой кабинет. Он не зря потратил день и вернулся с планом рок-шоу, который выглядел многообещающе.
— Я целый день разговаривал по телефону с Анхелем, — сказал он. — Этот парень неплохо разбирается в музыке. Я попросил его присмотреть самые лучшие американские рок-группы у себя на побережье, в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. На следующей неделе я пошлю его в Нэшвил на рок-фестиваль.
Идею я одобрил.
— Вот такие дела. — Он начал складывать бумаги в портфель. — Я хочу, чтобы у нас был человек, который будет постоянно поддерживать контакт со студиями грамзаписи, компаниями по выпуску грампластинок, с редакторами музыкальных журналов, чтобы мы всегда были в курсе, что творится в мире рок-музыки.
— Хороший продюсер нам тоже нужен.
Он кивнул.
— Я тоже думал об этом, но пока еще не нашел подходящую кандидатуру.
— Я тебе помогу. Возьми к себе Боба Эндрюса.
Джек удивился.
— Но он же не продюсер, он диск-жокей.
— Он диск-жокей номер один в Америке, — пояснил я. — Подростки любят его, он первым запустил Элвиса, первым запустил «Битлз». И есть еще один положительный момент: он будет работать по контракту только с нами.
Надо добавить, что благодаря Эндрюсу мы имели радиостанцию в Нью-Йорке, одну из самых популярных. Но прежде чем он стал работать на нас, его преследовали неудачи.
— Мне это нравится, — кивнул Джек.
— Я попрошу его позвонить тебе завтра утром.
— А если его не заинтересует это предложение? — спросил Джек. — Он и без того номер первый в своем бизнесе и, возможно, не захочет что-либо менять.
— Его заинтересует наше предложение, — заверил я. — Вот уже два года он обращается к нам с предложением, чтобы мы занялись распространением грампластинок или купили компанию по их производству. Если мы собираемся в вечерние часы регулярно транслировать музыку, возможно, и придется это сделать.
— Давно надо было это сделать, — сказал Джек. — Ты знаешь, сколько «Эр-Си-Эй» заработала на Элвисе или сколько «Кэпитал» зарабатывает на «Битлз»?
— Знаю.
— Вот так-то. — Он засунул наконец все бумаги и встал. — Все. Сил больше нет. Поеду в отель и лягу спать.
Не успел он выйти, как зазвонил телефон. Я не снимал трубку, но потом вспомнил, что Фогерти ушла домой. Пришлось ответить.
Из трубки в ухо мне ударил шум, гам, музыка.
— Стив? — Ее голос был едва слышен.
— Да, дорогая.
— Я накурилась.
— Ну, и что в этом странного? — спросил я.
— Нет, в самом деле, я уже в отключке, — призналась она. — Я курила весь вечер.
Я ничего не сказал, и она молчала, было слышно только ее дыхание на фоне оглушающей музыки.
— Стив, ты меня слушаешь?
— Да.
— Стив, почему ты не пригласил меня поужинать сегодня?
— Я работал.
— Я могла бы тебя подождать.
— Похоже, у тебя и так дела идут нормально?
— Я скучала по тебе. Мне было так одиноко. Я сидела одна, курила травку и плакала, мне пришлось выйти из дому.
— Чувствуется, ты на веселой вечеринке?
— Может, ты заберешь меня, Стив? Я хочу быть с тобой.
Я не знал, что ответить.
— Пожалуйста.
— Ладно, — я взял карандаш. — Диктуй адрес.
* * *Это был старый дом без лифта на углу Двадцать восьмой улицы и Первой авеню. Едва войдя в подъезд, я услышал звуки музыки и почувствовал запах марихуаны. По мере того как я поднимался по ступенькам, шум становился все громче, а запах все явственнее. На последней лестничной площадке лежали парочки и занимались своим делом, не обращая внимания на окружающих. Я перешагнул через них.
— Поздновато ты, парень, — длинноволосый юноша стоял в дверях. — Но представление продолжается. С тебя пять долларов.
Я сунул пятерку в его протянутую руку.
Музыка и раньше казалась мне громкой, но на самом деле это была просто тишина по сравнению с оглушительными звуками, обрушившимися на меня, когда я вошел. Я постоял в узком коридорчике, привыкая к скудному освещению, и прошел в комнату, откуда вырывалась музыка. Вдруг она смолкла, и свет в комнате погас. Послышался возбужденный шепот. Я стоял на пороге, тщетно стараясь разглядеть что-либо в темноте.
Из угла комнаты раздался глубокий баритон:
— Сейчас Дон Рэнс представит свое последнее творение живого искусства! Новогодняя премьера! Изготовлена из шоколада «Хэрши», чернично-земляничного джема, апельсинового варенья, леденцов, взбитых сливок и, конечно же, фантастического тела Марианны Дарлинг!
Одновременно грянула музыка и зажегся свет. Я зажмурился, а затем увидел ее.
Она стояла на столе в центре комнаты спиной ко мне, держа над головой плакат. Тело ее было покрыто диким сочетанием красок — сиропа и варенья, которое уже стало подтекать. Она медленно повернулась.
Толпа взревела. Раздались аплодисменты и крики одобрения. Все стали приближаться к столу. Сквозь шум послышался ее голос:
— Эй, ребята, вы что, читать не умеете?
Она дико смеялась и двигалась в такт музыке. Они облепили ее и, высунув языки, принялись слизывать с нее сироп. Цвета на ее теле стали смешиваться, столик качался, а парни старались подпрыгнуть все выше и выше.
Она хохотала, стараясь удержать равновесие. Теперь она стояла лицом ко мне, и я смотрел на нее.
Ее грудь была раскрашена в красные и фиолетовые цвета. Между грудей шоколадом был нарисован фаллос, направленный вниз и исчезающий в низу живота, во взбитых сливках, которыми был украшен лобок, откуда торчал длинный и толстый, в дюйм толщиной, леденец на палочке. На плакате, который она держала над головой, было всего два слова: СЪЕШЬ МЕНЯ!
Она встретилась со мной взглядом, и на какое-то мгновение в ее глазах мелькнуло сознание, но она была слишком далеко. Глаза ее снова затуманились, и она улыбнулась мне.
— Правда, прекрасно? — завопила она.
В этот момент какой-то парень вытащил из нее леденец и погрузился лицом во взбитые сливки, жадно слизывая их языком. Стол наконец свалился, и она рухнула в кучу беснующихся тел.
Я закрыл глаза, чувствуя, что меня тошнит, затем повернулся и выбежал из квартиры. Стремглав сбежал по лестнице и выскочил на улицу. Прижался головой к холодной стене, и меня вырвало.