Артания - Юрий Никитин

Придон пугливо пробежал взглядом по страшному полю. Среди трупов в самом деле заметен валун. И рядом – расплющенные, раздавленные, переломанные. Земля там в глубоких круглых выемках, где падал, подпрыгивал и снова падал валун… и еще странные ямки, словно глубокие следы от человеческих ног, будто там стоял человек, весивший целую гору.

– Это тоже был я? – спросил он со страхом. – Я ничего не помню!

– Еще бы, – буркнул Олекса. Острие ножа поддело наконец камешек, Придон видел, как полоска стали изогнулась, Олекса тоже видел, но обе руки заняты, слегка скрипнуло, изумруд взлетел намного выше остальных, в верхней точке дуги в высоте блеснул огромным снопом великолепных дивных искр.

Олекса ругнулся, привстал, охнул и сел с гримасой страдания.

– Куда он улетел? Кто заметил?

– Мне блеснуло в глаза, – сказал Придон виновато.

– Вроде вон туда, – указал Тур. – Во-о-он за те трупы!.. Или нет, скорее всего вон туда.

Он указал в противоположную сторону. Олекса спросил подозрительно:

– Уверен?

– Нет, – честно признался Тур. – Но зато уверен, что наш Придон колдовал. Олекса насторожился.

– Колдовал?

– Да, он вопил что-то… Какое-то заклятие. И как раз тогда, когда от него отскакивали дубины. Честно, думаю, на его голове орехи можно колоть! Сам видел, ему хоть бы что: озверел, прет, как лось по весне, глаза налились кровью, ревет как бык, хватает все и либо рвет, либо ломает…

Они перешучивались, но Придон ловил на себе очень серьезные взгляды. Да и сам он ежился, по телу все еще дрожь, словно из плоти выпаривается холод. В самом ли деле так дрался, он ли выворотил этот громадный валун, такой немыслимо поднять и десятку сильных мужчин?..

Но он помнил, что выкрикнул ее имя! И после того все полыхнуло перед глазами, он видел только ее лицо, ее звездные глаза с высоко вздернутыми бровями, длинный лес загнутых ресниц!

Передохнуть и зализать раны мудро решили в сторонке от трупов. Тур, поколебавшись, кем считать кентавров: людьми или конями, решил вопрос по-своему. Молодые – еще кони, а старые – это уже люди. Потому среди убитых выбрал самого молодого и сочного, вырезал наиболее лакомые части, выдрал еще горячую печень, принес с торжеством. Олекса поспешно примостил на раскаленных углях плоские камни, Тур разложил сверху кровоточащие куски.

Придону мучительно хотелось есть, он нанизал на прутики ломтики мяса, держал над жаром, а в животе голодно урчало. Тур, глядя на него, тоже насадил на два прутика: себе и Олексе. У Олексы разболелась правая рука, в бою не замечал, а теперь скрипел зубами, лицо стало землистого цвета, в глазах от боли позеленело.

Тур осмотрел его плечо, озабоченно присвистнул. Сплошной кровоподтек, со стороны спины распухло так, что рука уже не рука, а свисающее из плеча измочаленное бревно. Правда, ноги целы, в то время как он, Тур, подобно воробью, скачет на одной ноге: коленная чашечка распухла подобно плечу Олексы.

Хмурый Олекса потихоньку мял плечо, кривился. Тур на одной ноге попрыгал к костру, бросил в пламя ветки. Не удержался, повалился на спину, дико захохотал над собственной неловкостью.

Придон кивнул в его сторону Олексе.

– Смотри, Тур никогда не теряет веселья! Олекса вздохнул:

– Если жизнь берет за горло – поневоле покажешь ей язык.

Спали чутко, слышали крики ворон, злобное карканье. Придон проснулся первым, передернуло: на трупах кентавров пируют огромные уродливые птицы, похожие на орлов, только с голыми, как обглоданные кости, головами и облезлыми ногами.

Вороны топтались по головам кентавров, с наслаждением долбили крепкими клювами черепа. Выклевав глаза, дальше с треском и хлопаньем крыльев добывали сладкий мозг. Придона передернуло: брюхо ближайшего кентавра шевелится, в нем нечто перемещается, выпуклость появляется то в одном месте, то в другом…

Из распоротого живота выбрался, пятясь задом, перемазанный кровью и слизью зверек, лапы тряслись от напряжения, за собой тащил толстую, покрытую жиром кишку. Придон перевел дыхание, невесть что почудилось, вон их сколько шныряет, копаются в трупах, выгрызают печень, лакомые кишки, дерутся за языки.

От толстого слоя пепла шло сухое бодрящее тепло. Он смахнул серое одеяло золы, багровые угли засветились от резкого движения воздуха. Несколько тонких веточек, сверху крупные сучья, и не успел опуститься на четвереньки и раздуть огонь, как мелкие быстрые язычки выплеснулись из угольков, начали торопливо облизывать красными щенячьими языками веточки.

Застонал Олекса, раскрыл затуманенные сном глаза. Лицо за ночь осунулось, глаза ввалились.

– Что там? – спросил он хриплым измученным голосом. – А, это амнуэли…

– Что за звери? – спросил Придон.

– Мелочь, но зубы ядовиты. Падальщики…

Придон подал ему на прутике поджаренный ломтик мяса. Еще с десяток торчало вокруг костра, медленно темнея под волнами сухого жара. Олекса начал есть вяло, потом разохотился, пошел поглощать так, что треск за ушами стал похож на грохот камнепада. Спохватившись, толкнул Тура. Тот испуганно открыл сонные глаза, Олекса сунул ему под нос прут с горячим дымящимся мясом.

– Что это? – прохрипел Тур сонным голосом.

– А ты не догадываешься? – удивился Олекса. Тур взял прут, огрызнулся:

– Кто способен разбудить спящего – способен на любую подлость.

Придон потихоньку грыз твердое пережаренное мясо, с испугом прислушивался к себе. Вроде бы все тот же, если не считать, что в схватке с кентаврами он… выказал себя сильнее, чем Олекса и Тур, едва ли не самые сильные в артанском войске. К тому же если и получил раны, то зажили раньше, чем заметил.

Олекса и Тур, отдохнув за ночь, посматривают испытующе. От старого долунного мира остались не только редкие волшебные вещи, но и люди иногда… рождались не совсем обычными. Необычными для этого мира, но, возможно, обычными для тех ушедших времен. Придон сам видел, как однажды при переправе Вяземайт сильно поранил руку. Ругаясь, он опустил ее в воду, и, когда добрались до берега, на месте раны остался только крохотный белый шрамик.

Все слыхали о неуязвимом Хогаисе, у которого не было тени, и о смелом Миндии, у которого было сразу две тени, но сам Миндия вскрикивал от боли, лишь когда попадали в его левую тень… Шла слава о силаче Филине, который никогда не спал и всегда вызывался в ночной дозор, ибо мог слышать, как за три конских перехода разбойники сговариваются шепотом. А немереной силы богатырь Медведко, который однажды подхватил падающую башню и снова поставил на место, но которого можно сшибить с ног простым свистом?

Так и он, Придон, не обладает ли странной мощью, что за гранью человека, как уже известно о его старшем брате Скилле и его младшем – Ютлане?