Червоточина - Андрей Буторин

Погоня происходила довольно далеко от Ничи, и он не мог разобрать возраст бегущих, но то, что среди них нет Казика, было очевидно. Один из мужчин казался очень смуглым, что особенно бросалось в глаза благодаря отсутствию на нем одежды. Причем похоже, что полному. Хотя издали Нича мог и ошибаться, если плавки мужчины были телесного цвета. Еще один мужчина походил на спортсмена – и бежал чересчур «правильно», и одежда сильно смахивала на спортивную: голубые трусы и красная майка – даже вроде бы с номером. Третий же человек сильно отстал. И немудрено, поскольку был толстым. А еще лысым, что могло говорить о его не очень юном возрасте. А могло и не говорить.

В любом случае побеседовать с этими людьми стоило, подумал Нича. Если он их догонит, конечно. Но уж толстяка-то должен, тот наверняка скоро совсем выдохнется.

Нича вышел из-под тента, и кожу сразу обожгло солнцем. Все-таки хоть и в рассеянном виде, исподволь, незаметно, но ультрафиолет вершил свое «темное» дело и пока Нича скрывался под навесом. Благо что Ничина кожа была в принципе легкосгораемой.

Что-то надо было делать. Нича оценивающе посмотрел на тент, но затею использовать его в качестве накидки быстро оставил – ткань была грубой; к тому же и сдирать с каркаса замучаешься. Его взгляд переместился в сторону прилавка и сразу же наткнулся на что-то белое, висевшее в глубине служебного помещения.

Это оказался халат. Не очень чистый и коротковатый, – выше колен, – но все-таки лучше, чем ничего. Тем более Нича надеялся, что в ближайшее время найдет что-нибудь более потребное, а пока, брезгливо скривив нос, нацепил на себя униформу шашлычника.

Плохо, что не было обуви, но чтобы ее отыскать, все равно нужно куда-то идти, и идти босиком. Так что… Нича махнул рукой и потрусил в сторону улочки, где скрылась погоня.

Толстяка Нича и впрямь догнал быстро. Мужчина лет сорока стоял согнувшись, уперев в мясистые колени руки. Нича притормозил, но, глянув на жадно ловящего ртом воздух несчастного бегуна с красным, словно кусок сырого мяса, лицом, поморщился и вновь поддал ходу – ждать, пока тот очухается и сможет говорить, пришлось бы долго.

Впереди, довольно далеко, маячила красная майка «спортсмена». Обнаженного «атлета» и женщины вообще не было видно.

Нича наддал, стараясь не обращать внимания на боль в не привыкших к такому обращению голых подошвах. На удивление быстро догнав «спортсмена», он увидел, что спортивной в том оказалась только форма. Сам мужчина был немногим моложе толстяка, сложение имел самое что ни на есть стандартное для человека средних лет и «сидячей» профессии. Даже классический «пивной» животик присутствовал. От «спортивных» телодвижений у бегущего тоже мало что осталось; если он и подражал до этого виденным по телику бегунам, то теперь уже выбрасывал ноги как попало, явно из последних сил, руками почти не махал, словно боялся их ненароком оторвать, и дышал тяжело и сипло, словно баллончик, в котором заканчивалась пена для бритья.

Мужчина зыркнул на обгонявшего его Ничу, что-то зло и хрипло каркнул, попытался прибавить ходу, но лишь окончательно сбился с ритма и безнадежно стал отставать. Нича обернулся и увидел, что «спортсмен» вдруг развернулся и побежал назад, к толстяку. «За подмогой, что ли?» – мысленно фыркнул Нича. Ему даже стало интересно, что затеял обиженный бегун. Заодно можно было и перевести дух, а то бег с непривычки, да еще по жаре, организму не очень пришелся по вкусу. Пот лил градом, да и дышалось лишь чуть лучше, чем выброшенной на берег рыбе. Нича остановился в тени большого платана, где асфальт не жег подошвы, и стал наблюдать. «Спортсмен» как раз поравнялся с толстяком. И не останавливаясь, с размаху, залепил тому кулаком в лицо. Не ожидавший подобного толстяк с ревом рухнул на дорогу, а бегун в красной майке не смог сразу остановиться, запнулся о ногу упавшего и поехал животом по асфальту, наверняка стирая в кровь колени, руки и все остальное, что касалось дорожного покрытия. Но тем не менее он быстро вскочил на ноги и, подскочив к лежавшему толстяку, стал пинать его, визгливо выкрикивая ругательства. До Ничи доносились обрывки сочного мата и отдельные «нормальные» слова: «…из-за тебя! …пузан! Жирный… ...боров!.. …из-за тебя!.. …остался без…»

Нича уже стал подумывать, не поспешить ли на подмогу толстяку, но все-таки решил, что в это время может пострадать женщина, а толстяк, если захочет, и сам сумеет себя защитить. Даже с превышением, как говорится, необходимых мер, с учетом явного превосходства в весовой категории.

К тому же впереди явно что-то происходило. Нича понял это по голосам. Причем звучали они не как у охотника и жертвы – торжествующе и жалобно соответственно, – а так, будто жертвами стали оба – мужчина и женщина. Или, возможно, не жертвами, а свидетелями чего-то по-настоящему ужасного. И Нича снова рванул вперед.

Он бежал по середине улицы и видел, как преломляет нагретый горячим асфальтом воздух окружающую действительность, а сам словно покрывается блестящими лужицами. Подобное Нича видел и раньше на летних дорогах в солнечные дни. Но сейчас ему показалось, что этих «лужиц» слишком уж много впереди. Да и не только впереди… Асфальт стал «серебриться» прямо под ногами, будто на него натянули полупрозрачную зеркальную пленку, в которой отражался он сам. Бежать «по себе» было неприятно, и Нича прыгнул на тротуар. Здесь асфальт пока оставался обычным.

Между тем до убежавших мужчины и женщины становилось все ближе. Но что там у них происходило, Нича все еще не мог понять. Ясно лишь было, что никто уже никуда не бежал. Но и то, что мужчина не причинял беглянке никакого вреда, тоже вскоре стало ясно, потому что тот стоял, вжавшись голой спиной – а он и впрямь был полностью голым – в каменную кладку забора, словно хотел с нею слиться в единое целое, и прерывисто выл, глядя куда-то перед собой. Собственно, куда он смотрел – тоже стало понятно. Разумеется, на женщину, за которой только что гнался. Точнее, на женщин. На пять или шесть одинаковых женщин, копошащихся, стоя тесной кучкой на четвереньках посередине зеркальной дороги. Да, асфальт здесь уже был полностью зеркальным, поэтому Нича и не смог точно сосчитать «близняшек». Одинаковые темноволосые фигурки отражались от асфальта… точнее, уже не от асфальта, а от настоящего ровного и гладкого зеркала, и казалось, что с каждой минутой их становится больше.

Нича проморгался и понял вдруг, что ему это вовсе не кажется. Женщины в желтых топиках и голубеньких тоненьких плавочках буквально «размножались» на глазах, становясь из отраженных вполне реальными, словно вылезая из «зазеркалья». И если на топиках некоторых из них было большими красными буквами написано «LOVE», то на остальных – «EVOL», причем перевернутыми, зеркальными буквами.