Батарея держит редут - Игорь Лощилов

А майор Челяев удержал подчиненных от участия в атаке. Нам предстоит, сказал, иное дело: занять все склады с оружием и пороховым зельем, а также ханскую казну, не допуская ее разграбления. Все же остальное: личное оружие, амуниция и имущество есть по закону военная добыча и принадлежит победителям по праву. Тут никого не трогать, пусть наши солдатики берут себе в награду. К слову сказать, так повелось издавна, еще Суворов говорил: «Солдат не разбойник. Святая добыча: возьми крепость – все ваше».

Вскоре к главному пороховому складу приспел Болдин со своей командой. Охраны никакой там не было, сарбазы, предвидя неминуемое падение крепости, спешно оставили свои посты. Команда разбрелась по складу, в том числе поручик Лемякин, помощник Болдина. Это был громогласный офицер крепкого сложения. Именно ему вышло заметить Али, копошившегося у бочонка с порохом. Он подскочил к нему и перерезал горящий фитиль почти у самого бочонка. Еще несколько секунд – и последовал бы взрыв. Поручик хотел в досаде прикончить злоумышленника, но его остановил Болдин.

– Кто тебя послал?

– Кули-хан. – Бедняга даже не думал запираться.

– Ты можешь отвести меня к нему?

Али с готовностью закивал. Собрались было идти, но Али попросил остановиться. Подбежал к бочонку с порохом и, осторожно приподняв, перерезал незаметную бечеву. Оказывается, если бы его неаккуратно сдвинули, бечева опрокинула бы масляную чашу с горевшим фитилем. Огонь перекинулся бы на пороховую дорожку, ведшую к другому бочонку. Последовал бы взрыв его и всего склада, от чего пострадала бы едва ли не половина крепости. Болдин смог по достоинству оценить поступок пленника и вручил ему золотой реал. Тот даже не поверил своим глазам: всю жизнь получал от хозяина только удары плетью, а ныне враг удостоил невиданной награды. Теперь он с самым решительным видом двинулся вперед.

Путь много времени не занял. В крепости полыхал огонь и слышались выстрелы – наши войска подавляли очаги сопротивления. У каменных развалин Али остановился и указал на вход в подвал. Его хотели было пустить вперед, но он помотал головой и демонстративно сел – он всей душой был готов помогать этим удивительным русским, но предстать перед злобным хозяином у него недостало сил, лучше уж смерть. Тогда вышел вперед поручик Лемякин, перешагнул через Али и стал спускаться в подвал. Схватка там была недолгой, можно даже сказать никакой, это перед слугами Кули-хан мог махать плетью и грозить саблей, а перед силою вовсе хвост поджал. Скрутил его поручик и выволок на свет. Стали спрашивать через толмача: кто-де тебя надоумил склад взорвать? Тот даже не думал отпираться. Он, дескать, все он, Гассан-хан. Хорошо, пусть тогда посмотрит хан на своего коменданта и увидит, как он ханские приказы исполняет. И повели его к мечети, которую наши войска готовились штурмовать.

Генерал Сухтелен, руководивший штурмом, распорядился поставить Кули-хана на видном месте и велел толмачу крикнуть:

– Сдавайся, Гассан-хан! Вот твой комендант, взрыва главного склада не будет, надеяться тебе не на что. Сдавайся!

Из мечети прозвучал выстрел, его сделал лично Гассан-хан из тяжелого фальконета. Он не промахнулся, и коменданта разорвало на части. А через некоторое время появился и он сам, держа на вытянутых руках свою саблю. За ним следовали ханы: Марандский, Айрюмский, Тавризский, а также менее значительные лица и весь гвардейский батальон Аббаса-Мирзы.

Мирно почивавший все это время Паскевич вдруг проснулся от необычной тишины. Несколько дней стоял кромешный ад: пушечный грохот, взрывы, крики, стенания, от которых нельзя было укрыться, и вдруг – звонкая тишина. Вызвал колокольчиком денщика, приказал мыться, бриться, одеваться и, выполняя привычный каждодневный ритуал, между прочим спросил, почему так тихо.

– Слышно, наши басурманскую крепость взяли, – ответил денщик.

– Как? Что?! – вскинулся Паскевич.

– Говорят, к вашему превосходительству скакал с известием князь Голицын, да так спешил, что упал с лошади и разбился. Родная мать, говорят, не узнает. Помоги Бог сердечному...

Паскевич вскочил, не окончив туалета, и выскочил из шатра. Находчивый денщик не растерялся, поспешил вслед, вытер мыло с недобритой щеки и распахнул мундир – пожалуйте, ваше превосходительство.

– Коня! – крикнул Паскевич, посмотрев на дымящуюся и притихшую крепость. Вскочил в седло и помчался, не ожидая обычного сопровождения. Нет, не радость победы владела им в этот момент, а то, что такое событие произошло без его непосредственного участия. Похоже, что денщик не обманывал. Крепостные ворота были открыты, вокруг совершенно безбоязненно сновали сотни людей. Вот навстречу попался офицер, ведший на поводу лошадь, навьюченную персидскими коврами, за ним следовал солдат со штукой материи на плечах. Другой, уже изрядно хвативший хмельного, бессмысленно улыбался и с чрезмерной, но безуспешной старательностью пытался встать во фрунт перед приближающимся генералом. Паскевич попытался остановить безобразие, но его никто не слушал. Недаром говорится, что короля играет свита, а нет ее – и король голый.

С трудом найдя какого-то, сохранившего достойный вид офицера, Паскевич приказал отвести его к генералу Красовскому. Это оказалось не таким простым делом, и офицер наугад препроводил главнокомандующего к ханскому дворцу. Решение оказалось правильным, там генерал Красовский принимал пленных персидских начальников. Увидев Паскевича, он поспешил к нему с докладом о взятии Эриванской крепости.

– Ее начальник у ваших ног, – заключил он, указывая на Гассан-хана, – вот его шпага, которую я принял в отсутствие вашего превосходительства. Но, кажется, для вас он оставил иное, более ценное оружие...

Паскевич был вынужден сдержать негодование, нельзя же выказывать его прилюдно, тем более в присутствии поверженного врага. Подозвал к себе пленных и со всей любезностью начал разговор с Гассан-ханом. Тот между прочим сообщил о потере драгоценного меча Тамерлана, к чему Паскевич проявил необыкновенный интерес. Начал расспрашивать об обстоятельствах, Гассан-хан не счел нужным утаивать и рассказал все, в том числе о людях, сновавших у подножия стены и, по всей вероятности, подобравших меч. Тогда Паскевич тотчас распорядился закрыть все крепостные ворота и никого не выпускать без тщательного досмотра. Затем велел собрать всех городских старост, каких только можно сыскать: армянских, татарских, персидских, курдских, иудейских, прочих, – и объявить им, что если в течение двух часов меч не найдется, то весь город будет дан на разграбление и затем сровнен с землей. Вой и стенания были ответом на такую грозу, что, впрочем, ничуть не повлияло на решение русского военачальника.