Сказ о Халлеке Торсоне (СИ) - Нелин Дмитрий

Сделав разведочный круг, он зашёл со стороны воды и ударил крыльями, гася скорость. Плеснула облачком водяная пыль, полетели мелкие соринки и камешки. Выпустив девушку, дракон отошёл на мелководье, не спеша превращаться обратно в человека. Халлеку хотелось полежать в прохладной воде. Взгляд его мог рассмотреть каждый камушек на дней, и каждую рыбку, если бы они здесь были. А вот не было их, даже вездесущих и бесстрашных мальков. Точно так же, как в мёртвых озёрах высокогорного Нордхейма, где недра ещё дышали смертоносными газами.

Сахиль, спотыкаясь, бегала среди хижин. Обернувшись на Халлека — он увидел её застывшее лицо — она крикнула:

— Я нашла отца!

Глава 40

Глава XV

Халлек вылез из воды, отряхнулся и принял свой естественный облик. После таких упражнений ему снова хотелось есть, но как раз с едой у них было туго. Натянув штаны и завязав ремешки сапог, он пошёл к одной из хижин — возле неё стояла Сахиль. Она застыла, по телу пробегала редкая дрожь. Халлек заглянул внутрь.

Время не пощадило ни лежанок из плохо обработанного дерева, ни снаряжения, только хорошо выделанная вощёная кожа и сталь сохранились достаточно, чтобы опознать тех, кто здесь остался. В этой хижине покоились останки трёх человек, по одежде и доспехам легко можно было отличить двух нордхеймцев и одного тарумца. Кости остались лежать там, где упали с лежанок или расселись сами — здесь растаскивать их было некому. Сахиль показала на потемневшую золотую насечку на пластинках зерцала.

— Это панцирь Фармана, моего отца. И меч его. Эй, ты чего?

Халлек увидел, как напряжённое лицо Сахили меняется на испуганное, уплывает куда-то вбок, а его собственное тело не слушается головы. Мелькнули колья хижины, небо с остатками клочковатых облаков, взгляд сузился и совсем потемнел.

Глаза открывались медленно и нехотя, будто веки слиплись после дурного сна. Халлек ощущал порывы ветра, но ничего не видел. Под головой лежало что-то плоское, мягкое. Рядом зашуршало, по терпкому пряному запаху он узнал Сахиль, а потом догадался: темно, значит ночь. Повернув голову, он увидел неровный чёрный край леса на фоне немного более светлого неба, подёрнутого дымкой высоких перистых облаков. Во всём теле ощущалась отвратительная слабость, перед глазами то и дело проплывали полупрозрачные радужные кляксы.

— Ты меня так больше не пугай. Что с тобой случилось? — Сахиль приподняла ему голову и приложила к губам фляжку. — Выложился, — кашлянул Халлек, вода полилась на шею. — Я ведь всего четвёртый раз перекидывался. Долго я провалялся-то? И вообще, где мы?

— Ну считай, больше чем полдня. Я тебя оттащила повыше, от берега. Походила тут по округе, насобирала. Ешь, — в голосе Сахили были усталость и затаённое волнение.

Халлек попробовал подняться на локтях и сесть. Получилось. Рядом на тряпице лежали поджаренные мелкие тушки, дикая съедобная зелень, похожая на черемшу, и небольшие яблочки.

— Ты что-нибудь нашла? — спросил он, с хрустом разгрызая хрупкие косточки какой-то птички.

— Нет. Да я толком и не искала. Знаешь, мы с отцом не были близки настолько, как это в обычных семьях бывает. Но мать очень его любила.

Сахиль вздохнула, посмотрела на рдяные угольки прогоревшего костра.

— Завтра соберём их, — Халлек кивнул в сторону хижин. — Негоже так вот лежать. Сделаем по нашему обычаю, в огне похороним. И надо поискать, может остались какие-то заметки, записи.

— Да. Хорошо что ты наконец очнулся, а то я бы так не знаю сколько просидела.

Халлек пододвинулся на расстеленном покрывале из верблюжьей шерсти, Сахиль устроилась рядом и провалилась в глубокий ровный сон, едва ощутила, как её обхватывает тяжёлая лапа. Ветер дул в сторону озера, относя возможные выбросы подземной отравы, и сейчас они ничем не рисковали. Наутро нордхеймец, всё ещё ощущая слабость, нашёл в себе силы размяться с шашкой, чтобы получше привыкнуть к этому быстрому длинному клинку. С движениями вернулось и чувство управления телом. В обморок точно не хлопнусь, подумал он и занялся костром. После скромного завтрака они с Сахилью собрали останки, соорудили погребальное ложе из разломанных хижин. Брёвна и колья, высохшие за годы, вспыхнули, скрыв пеленой огня тех, кто однажды уснули и не проснулись, убитые ядовитым дыханием древнего вулкана.

Но в задубевшей сумке, оставленной возле рассевшегося стола в одной из хижин, нашёлся твёрдый кожаный футляр, подобный тому, который носила Сахиль. Добротно выделанный пергамент уцелел, явив их взглядам записи и заметки Фармана. Он, похоже, писал по настроению — чёткое, округлое начертание весталийских букв сменялось в следующем абзаце вязью Тарума, а дальше следовал рубленый полуустав письменности Нордхейма. Халлек, хотя и был грамотным, не любил возиться с чтением, особенно вникать в рукописные закорючки. Разбор записей затянулся до позднего вечера, когда что-то рассмотреть можно было уже только при свете костра. Дальнейшие действия обрели направление. На следующий день, пока Сахиль искала обозначенный на одном из набросков провал, Халлек набрал смолистых еловых ветвей, нарезал одно покрывало и принялся готовить факелы, вытапливая пахучую прозрачную жидкость в оставшемся от экспедиции Фармана чане. Вечером они начали спуск в подземелье, построенное неизвестно когда неизвестным народом.

Сначала стены были сухими. На глубине около сорока локтей появились капли влаги, потёки и полупрозрачный мох. Тоннели, высеченные, очевидно, грубыми зубилами, оказались разветвлёнными и просторными. Сахиль, сверяясь с чертежом и приметами, уверенно шла по переходам, лестницам и пологим мостам над провалами. Халлек не мог сказать, сколько времени они провели под землёй, но спустились достаточно, чтобы стало ощутимо теплее.

— Мы почти пришли, — Сахиль приподняла свой факел, разглядывая царапины на стенах. — Это пометки Фармана и его людей, они указаны здесь. — Она кивнула на развёрнутый лист в левой руке.

— Откуда-то снизу тянет. Странное ощущение.

Халлек чувствовал необычный, кисловатый сухой запах, не принадлежащий ни одному из известных ему зверей. В нём было что-то от большой ящерицы или змеи, но только что-то. Остальные тона будили какую-то неясную, первобытную тревогу, подобную страху темноты.

— И куда дальше? — спросил он, чтобы только не молчать.

— Немного подняться вон по тому коридору и дальше шагов пятьсот пологого спуска. Пойдём.

— На это чертеже указано, что там должно быть? — уже всё его существо отзывалось на непонятный запах, кровь текла быстрее, согревая мышцы для возможного боя.

— Нет, — пожала плечами Сахиль, быстро шагая по лестнице из пологих редких ступеней, вырубленных в проходе.

И Халлек не выдержал.

— Стой.

— Что-то случилось?

— Ещё нет. Иди сзади. Это единственный путь?

— Да…

— Держи.

Он протянул Сахили свой факел.

— Свети ты, чтобы мне глаза не забивало.

По тоннелю, идущему под уклоном, дул ощутимый сквозняк. Сахиль дёрнула носиком.

— Воняет.

— Ты только заметила?.. Погоди-ка… Да стой, говорю.

Прислушавшись, Халлек прошептал:

— Дыхание?

Воительница замерла, прислонилась к камню стены, притаилась, вслушиваясь в движение потока воздуха. Посмотрела на Халлека.

— Ты прав. Ветер колышется, медленно и плавно. Там кто-то есть. Но не возвращаться же теперь.

Халлек покачал головой. Ещё ни разу в жизни ему не было по-настоящему страшно, и вот этот момент наступил.

— Пойдём, но потихоньку. О, тут пол тёплый. — удивлённо прошептал он, касаясь камня ладонью. Сняв сапоги, он связал их за ремешки и перекинул через плечо. — Тебе и так сойдёт, ты лёгкая, — сказал он, посмотрев на мягкие чувяки Сахили.

Вскоре в тоннеле появился мягкий свет, втекающий в него откуда-то спереди, из-за пологого поворота. А через полторы сотни шагов они вышли на каменный балкончик, нависающий над огромной круглой пещерой. Её дальний край терялся в сумраке, а полость освещалась странными, плавающими прямо в воздухе, искристыми шарами размером с приличную тыкву. Они источали приятный желтоватый свет, но из-за объёма пещеры в ней царил полумрак. Всё равно он был лучше факелов, а глаза путников уже привыкли к самому слабому свету. А факелы и на обратную дорогу пригодятся, — подумал Халлек, — если мы отсюда вообще выберемся.