Зачарованный остров - Стэн Харт

Гарри поплелся догонять не склонного к разговору с ним лодочника.

— Да, я это сделал, — подтвердил он, услышав последние слова лодочника.

Он не понимал, почему его честное признание не оценили по достоинству. Гарри попросил еще порцию выпивки, чтобы чокнуться с лодочником.

— Ни одной порции больше, пора тебе убираться отсюда или тебя вышвырнут.

Обиженный, Гарри решил, что его гонят потому, что не верят его словам, и снова стал пересказывать события, приведшие к смерти Гейл.

— Поймите, я говорю правду, е… правду. А как бы вы себя чувствовали, если бы убили приятеля, лучшего друга, вашего старинного друга, которого сильно любили?.. Не понимаете, о чем я… А-а-а, что с вами говорить!.. Как вы себя почувствуете, если сделали это случайно, просто чтобы проучить, преподать урок?!

Элоис с помощью лодочника попыталась его выпроводить.

— Я приготовил бутерброд для этого сукина сына, ублюдка Спринджера! — упирался Гарри, пытаясь их убедить в своей правдивости. — Это был его бутерброд! Черт возьми! Гейл же не ест рыбу. Она ненавидит рыбу! Я насыпал порошок в рыбу, понимаете? Для этого негодяя Спринджера! Он обожает рыбу… Гейл спала… постель… я надел рубашку… его не было… трахался, сука… проклятая рыба… в холодильнике…

Мужчина в недоумении переглянулся с барменшей. Они перестали выталкивать Гарри, давая ему возможность высказаться. Речь пьяного Гарри была несвязной, он проглатывал слова, путался, смех чередовался со всхлипами, то он почти кричал, то бормотал что-то совсем тихое, но он достаточно подробно излагал детали, и Гейл здесь знали, а слухи о смерти быстро разлетаются в маленьких провинциальных городах, где мало что случается неординарное.

Гарри вспомнил мертвое голое тело на берегу, скрючившуюся фигурку Гейл и разрыдался.

Тьерни много раз приходилось допрашивать людей, кто был молчалив, как каменное изваяние: горничных, растлителей, выдававших себя за «друзей» сбежавших подростков, всевозможных перекупщиков «живого товара», сутенеров и домовладельцев, предоставляющих убежище за «особую плату».

Когда приходилось действовать угрозой, когда силой, чаще — хитростью, собирая крупицы правды из потока общего трепа. Хорошо помогал резкий прямой удар в солнечное сплетение. Но Бобби старался не слишком часто прибегать к такому приему обработки особо неразговорчивых. Более продуктивным было найти причину страха и рычаги давления на молчуна.

В данном случае все средства были хороши. Тьерни обнаружил яхту «Блю Найт» у причала местного яхт-клуба. Перед тем как забраться на яхту, он проверил свою амуницию, переложил револьвер из кобуры в карман брюк. За восемь лет работы в сыскном агентстве ему ни разу не пришлось применять оружие, если не считать тренировочные стрельбы в тире. Но никогда нельзя сказать заранее, чем дело кончится, и оружие должно быть наготове.

Бобби забрался на палубу, стараясь не шуметь, хотя даже негромкий звук, проникая сквозь дерево, гулко отзывается внизу, в кубрике.

Бобби был уверен, что кто-то есть на яхте, и был готов к встрече. Он выставил револьвер и впрыгнул в кубрик.

Спринджер сидел на койке в шелковом халате Кристенберри. Он был слегка ошарашен появлением вооруженного Тьерни, темные глаза широко раскрылись, но были непроницаемы.

Бритая яйцевидная голова. Красно-коричневый загар. Он застыл со стаканом выпивки в руке, как осевшая статуя с острова Истер. Перед ним на круглом столике, привинченном к полу, стояла миска с недоеденными макаронами.

Сзади в койке лежала девушка, полуприкрытая простыней. Ее обгоревшая кожа стала шелушиться, густые черные волосы спутались, оголенные груди, как два миниатюрных лыжных трамплина, торчали вверх темными сосками.

В кубрике витал запах рома и самокруток с марихуаной. Ствол револьвера тридцать восьмого калибра был направлен Спринджеру прямо в лоб. Он не шевельнулся, пытаясь понять, что происходит. Девушка тоже застыла, в ужасе глядя на Бобби, она даже не прикрыла грудь простыней.

Оба не сопротивлялись, когда Тьерни приказал им одеться, выйти на палубу и ждать приезда людей шерифа Пиза, которых вызвал охранник из яхт-клуба.

Они равнодушно собрали вещи, движения обоих были замедленными и механическими, как у всех под влиянием наркотиков. Пока Тьерни ждал приезда полицейских машин, он спросил Спринджера, где дневник Марши Фримен.

«Даже если бы он знал, где находится дневник, — скажет потом Бобби, — он ничего бы не сказал».

Допрашивать одурманенного наркотиком человека — дело безнадежное. Фантазии, рожденные по ходу разговора, кажутся ему реальностью, да и точного ответа не добьешься. Конечно, если бы рядом не было Сары Лоук, он схватил бы Спринджера за тонкую шею и выдавил из него правду. В этих же обстоятельствах применение силы могло дорого ему обойтись.

Бобби готов был быть грубым и безжалостным к этому подонку. В конце концов, это его работа — добиться правды, удовлетворить клиента и отработать его деньги.

Но в таком состоянии Спринджер не мог даже вспомнить имена Марши Фримен и Эуджении Диббс. Бессмысленно было хватать его за кадык или тыкать дулом в физиономию, ожидая выражения страха в глазах.

На пирсе Сара все же спросила, что происходит. И Бобби сказал ей о смерти Гейл.

— О, Боже, какой ужас! — воскликнула девушка и закрыла лицо руками.

— Как? — только и спросил Спринджер.

Но это уже было делом шерифа выяснять с ним отношения, Бобби ничего не сказал.

Перед тем как выпустить своих пленников из кубрика, Тьерни тщательно обыскал все вещи Спринджера и Сары. У Спринджера в карманах было несколько долларовых купюр, мелочь и грязный носовой платок. Крупных сумм, украденных у удушенных женщин, он не нашел.

Под подушкой, на которой лежала Сара, Бобби обнаружил аптечку с марихуаной — и больше ничего. Конечно, он мог вернуться на яхту позже и все тщательно обыскать, сейчас на это не было времени, и он не хотел проводить обыск при Саре Лоук. Какие-то вещи Спринджер мог отдать на хранение Кристенберри.

«Черт с ним!» — в сердцах воскликнул Бобби, не мешая Саре выбросить коробку с наркотиками в иллюминатор.

Дело закончено. Пора отправляться к родителям и встречать дочерей. Он сделал все, что мог. Пять тысяч долларов, которые он должен был еще получить, — не последний гонорар в жизни. Будет другая работа — придут и деньги. Всех денег все равно не заработать.

Джефри Пиз велел отвести Гарри Паркера в камеру и дать ему отоспаться. Через два часа его разбудят и приведут в чувство, тогда и допросят.

— Я сожалею, что вы не смогли найти дневник, — сказал Тьерни шериф. — Я сожалею о многих вещах в связи с этим делом. И больше всего по поводу того, что позволил, поверив частному детективу, арестовать невиновного человека.