Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы - Наталья Павлищева

— Хорошо, после! Барятинский, сегодня императрицу не арестовывать! Но потом…

Он еще долго пытался объяснить, что он сотворит с опостылевшей супругой и ее выродком-сыном. Хорошо, что эту сцену не видел никто из посторонних, Георг успел утащить бушующего правителя подальше от чужих глаз. Барятинский отер лоб платком и чуть перевел дух. Жаркий все же выдался июнь в Петербурге…

Георг отправил к Екатерине слугу с просьбой не ложиться спать, пока он с ней не поговорит. Ждать пришлось долго, император уснул только под утро, все грозя и грозя своей супруге, он пытался убедить дядю, что с Екатериной нужно поступить «вот так!», при этом показывал сжатый кулак. Георг Голштинский ломал голову, как отвести беду от своей давнишней любви, он прекрасно видел, что жена Петра не виновата, но видел и то, что добром сие дело разрешить не удастся.

Глядя на пьяного императора, Георг соображал и другое. Екатерина слишком умна, чтобы не понимать, что ее ждет. Петра терпеть не могут многие русские, барон Гольц прав, в Петербурге наверняка зреет заговор против императора. И не может быть, чтобы об этом не знала Екатерина. А если знает, значит, поддерживает, нельзя же не поддерживать заговора против своего обидчика. Голштинец понял и то, что ему самому тоже стоит поддержать и заговор, и племянницу, чтобы немного позже не оказаться в числе тех, кого следом за Петром пнут коленом под зад.

Для этого Екатерина должна дать ему гарантии будущего благоволения. Уговаривая Петра ничего не предпринимать против супруги, Георг старался прежде всего для себя.

А у государыни в это время был Алехан Орлов, он пришел сразу, как только освободился с дежурства, был возбужден и зол на государя донельзя:

— Будь моя воля, я бы его прямо в зале придушил, да знаю, что убить не дадут и будет только хуже… Сколько его можно терпеть, Катя?

Договорить не успели, Шаргородская сообщила, что идет принц Георг.

— Этот зачем?

Екатерина молча показала рукой на занавес, отделяющий кабинет от приемной. Алехан бесшумно скрылся.

Георг Голштинский говорил по-немецки, но Орлов понимал, хотя и не все.

— Петер стал совсем неуправляем. Сегодня я с трудом удержал его от глупости…

Екатерина уже знала об этой «глупости», которая могла ей самой стоить в лучшем случае свободы, в худшем — жизни. Усмехнулась:

— Стал?

— Он и был таким?

— Конечно, только не был императором.

— Как же ты терпела столько лет?

— А что я должна делать? Возражать много хуже.

— Фрикен, так не может продолжаться долго…

Она молчала. Георг взволнованно прошелся по приемной, остановился у самого занавеса, немного постоял, перекатываясь с пятки на носок и обратно, потом тихо проговорил:

— В Ораниенбауме у Петра полторы сотни голштинцев. Но и им надоела глупая муштра, каждый день парады и учеба на плацу. Они могут не занять его сторону…

Больше ничего не нужно было объяснять, Георг все прекрасно понимал, и то, что он сказал, означало, что сам принц на стороне племянницы, но не племянника.

Екатерина замерла. Вот сейчас, сказав одно-единственное «да», она может поставить на свою сторону того, кто ближе всего к Петру, того, кто может помочь ей с меньшими силами и деньгами сбросить ненавистного мужа. Но!..

Одновременно это означало, что она потеряет доверие Орловых и остальной гвардии, зато приобретет зависимость от голштинских родственников на долгие годы. Гвардия никогда не станет возводить ее на престол вместе с немцами, скорее выступит за Павла. Тогда два пути: либо победят гвардейцы, и она будет отправлена вместе с мужем в Голштинию или посажена, как Анна Леопольдовна и Антон Ульрих в тюрьму, либо голштинцам удастся разогнать гвардию, и тогда она станет императрицей, но куда более ненавистной русским, чем тот же Петр.

Ей НЕЛЬЗЯ принимать помощь голштинцев даже против Петра!

И сейчас Екатерине предстоял очень трудный и опасный выбор — выбор между родными немцами и русскими. Она в любом случае попадала в сильнейшую зависимость, но очень разную.

Все это пронеслось в голове с сумасшедшей скоростью. Дядя Георг ждал ответа. Ждал его и Алехан Орлов, замерший за занавесом. Кого выберет Екатерина?

Мгновение показалось вечностью…

— Я… не могу…

Принц Георг чуть усмехнулся:

— Его все равно сбросят, Фрикен. Не рискуй, ты можешь погибнуть.

— Господь не допустит…

Все, черта проведена, обратного пути нет.

Дядя вздохнул:

— Я буду сдерживать его, сколько смогу.

— Не рискуй излишне…

Все, что она могла ответить. Орлов тихонько перевел дыхание: Екатерина выбрала их!

Глядя вслед дяде Георгу, Екатерина чуть не плакала. Вот сейчас она собственными руками отказалась от помощи очень сильного союзника. Но только потому, что принимать помощь и его, и гвардии невозможно. И сказать Георгу, что есть сила, которая стоит за ней, тоже нельзя.

Орлов бесшумно возник на пороге кабинета.

— Ты понял, что он сказал?

— Понял. Я хоть завтра, да только немного рано, Катя. Потерпи, немного потерпи. И не слушай Гришку, он в переворотах ничего не смыслит.

Почему-то это вызвало смех:

— А ты смыслишь?

Он подошел совсем близко, Екатерина уже перестала пугаться страшного шрама, делившего лицо на две части…

— Эх, Катя… не будь моего шрама… был бы Гришка в з…

Алехан не договорил, но и без того понятно.

— Жди, сам приду.

Он был уже у самого окна, готовясь привычно сигануть через подоконник, когда Екатерина все же укорила:

— «Приду»… Меня в любой день могут в крепость отправить.

Алехан обернулся, сверкнули белые полоски зубов, Екатерина почему-то подумала, что ухмылка у него весьма хищная.

— Не бойсь… не довезут, отобьем!

Да, не будь у Алексея Орлова безобразного шрама, он пришелся бы ей по душе больше красавца Григория…

Остаток ночи она провела без сна. Будущее было страшным, но так манило! Это как над пропастью, понимаешь, что нельзя, а шагнуть тянет. Но на сей раз ей предстояло не просто шагнуть, но и выжить после такого шага. Выжить и править… долго-долго…

Про шагнуть и опасность она понимала, а вот про «долго-долго» пока не подозревала.

Ночью не спали не только Екатерина, Георг Голштинский и Алехан Орлов, большинство послов провели остаток ночи у письменных столов, строча донесения своим правителям. В ближайшие дни Европа должна знать, сколь непредсказуемый и странный император в России, как нелепо он себя ведет. Даже барон Гольц отозвался отнюдь не в пользу Петра.

Петр желал оскорбить, унизить Екатерину, но получилось наоборот, унизил сам себя, симпатии практически всех присутствовавших на обеде, даже сторонников императора, оказались на стороне его супруги. И ненавидевшие или боявшиеся Екатерину сознавали, что поступок Петра не просто нелеп, он абсурден и недостоин правителя и просто нормального человека.

Проспавшись, это осознал и Петр. Он просто рвал и метал, очень хотелось просто уничтожить супругу, растоптать ее, но Екатерина выдерживала все унижения с таким видом, что оставалась на высоте. Сколько же она может терпеть?

Противостояние стало нешуточным, вернее, пока Екатерине все же удавалось избегать открытых стычек. Петр распорядился ей ехать в Петергоф, но поселиться в Монплезире, а сам отправился в Ораниенбаум. Это было ей на руку, пореже видеть постылого мужа, почаще встречаться с милым Гришей…

Но события разворачивались довольно быстро. Петр намеревался лично возглавить наступление на Данию с целью вернуть когда-то отобранный у Голштинии Шлезвиг, но до отъезда должен быть решить, как быть с Екатериной.

Что скоро развязка, понимали все, оставлять императрицу с сыном в Петербурге, отправляясь за границу, нельзя. Возвращенный Петром из ссылки Миних вообще укорял того, что не держит опасную женщину под арестом, но Петр только отмахивался, он был столь увлечен новой идеей — войной с Данией и своими будущими подвигами в этой войне, что не желал замечать ничего другого.

Нельзя сказать, чтобы все бездействовали, за Орловыми, особенно за Григорием, пристально следили, в гвардейских полках полно шпионов, Тайная канцелярия хоть и отменена, продолжала действовать, пусть и не так жестоко и рьяно.

В июне за два дня до Петрова дня император прислал супруге сообщение, что приедет со своей свитой, то бишь фавориткой, ее фрейлинами и своими приближенными в Петергоф, чтобы отпраздновать тезоименитство там. Тон сообщения не оставлял сомнений: ничего хорошего Екатерину не ожидает. Что это, он намерен объявить ее незаконной, посадить в крепость, приказать казнить?

Екатерина попросила тайно приготовить лодку, чтобы иметь возможность бежать хоть так, но что за надежда на крошечное суденышко, если есть угроза жизни? Да и в Петергофе тоже полно тайных агентов… Была еще одна надежда — сбежать как раз в то время, когда Петр будет веселиться со своей Лизкой в Петергофе. Он обязательно постарается унизить ее прилюдно, значит, время до Петрова дня у нее было. Что за время — один день…