Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - Андрей Буровский

Тогда же, при Алексее Михайловиче, в садиках появляются подсолнухи как декоративные растения, и очень скоро щелканьем семечек оглашаются посады, а потом и деревни. Как огородное растение разводят и кукурузу. Полевой культурой она стала только в начале XIX столетия, но уже в середине XVII века никого не удивляют ребятишки, лихо грызущие початки кукурузы, в том числе и в глухих деревнях, везде, где только позволяет климат.

Непонятнее всего дело обстоит с картошкой… Созданное в 1765 году Вольное экономическое общество связывало появление картофеля в России (ну конечно же!) с деятельностью Петра: будучи в конце XVII века в Голландии, Петр послал в Россию мешок семенного картофеля и тем самым познакомил московитов с новой культурой. А до того, как нетрудно понять, даже о самом существовании картофеля никто и не подозревал. Следующий виток разведения картофеля в Российской империи Вольное экономическое общество относит к 1765 году: тогда Сенат издал соответствующий Указ, и правительство стало ввозить семенной картофель из-за границы и рассылать по всей империи. Рассылали, кстати говоря, безо всякого объяснения, что это за культура и как надо сажать и потреблять картофель. В результате в одних местах его посадили так, что он вообще не взошел, и все усилия правительства, все потраченные валютные деньги ушли в песок. В других местах урожай был такой, что сколько клубней посадили, столько же и выкопали (в числе прочего никто ведь не знал о необходимости окучивать кусты). В третьих местах пытались есть не клубни, а ядовитые завязи картофеля, и были даже умершие от отравления. Были и картофельные бунты, и воинские команды лихо палили по бунтовщикам из ружей и пушек, восстанавливая спокойствие.

Вся эта история очень в духе Петра и его наследников. Главные участники всех историй этого рода — это темный и серый народ, который необходимо просвещать, и просвещенное правительство, «единственный европеец», не жалеющее для просвещения народа решительно ничего: ни валютных денег (полученных, впрочем, путем сбора налогов), ни усилий, ни пороховых зарядов.

Даже те, кого заставляют поморщиться применяемые правительством методы, все же склонен соглашаться с «исторической необходимостью» введения в России картофеля. А раз необходимость… Ну что ж… Надо.

Вот только как тут быть с речью патриарха Никона, который в 1666 году обрушился на тех, кто курит табак, лузгает семечки, употребляет в пищу «богопротивный картовь»? Никон боролся с курением табаку не потому, что познал вред и опасность этого занятия, и воевал с картошкой не потому, что не проникся еще пониманием, до чего же полезна эта культура. И табак, и подсолнечник, и картошка были для него «выходцами» из западных «неправедных» стран и подвергались гонениям только по этой причине (интересно, знал ли он, что растения эти американские?).

Но получается, картошка-то была! В очередной раз лжет бесчестная легенда, объявляющая московитов XVII века, допетровского времени, сборищем неучей и мракобесов. Выходит, не было необходимости Петру ввозить картофель из Голландии, и если он все же ввозил (а он, судя по всему, ввозил), это может иметь три разных объяснения.

1. Петр не имел никакого представления о том, что в России уже сажают картошку. В этом случае окружение ему или подыграло, или все еще проще — никто не посмел повести царя в огород и показать ему там кустики картофеля.

2. Петр игнорировал то, что картофель в России уже давно есть. Ему необходимо было представить дело так, что это он ввез в Россию новую культуру, и остальное не имело значения. Петр творил легенду, навязывал стране и народу свою версию истории.

3. Петр хотел выращивать только голландскую картошку. Французская, немецкая, рязанская и прочая его не устраивала по вкусовым качествам.

Во всяком абсолютно случае и Вольное экономическое общество, и все справочники и учебники XIX и XX веков участвуют в создании именно этой легенды про Петра-первопроходца, темный и дикий народ, необходимость и «историческую неизбежность» его просвещения.

Но это все ложь.

XVII век вошел в историю Московской Руси как эпоха грандиозных перемен. Справедливее будет даже сказать, что уже сами по себе самые общие, самые фундаментальные законы и принципы организации общества и государства, положенные в основу «Новомосковского царства», были настоящей революцией. Это государство уже изначально никак не было средневековым государством, и оно весь XVII век все дальше уходило от Средневековья.

Влияние Европы? Разве что косвенное — ведь под боком Московии находилось более сложно устроенное, более индивидуалистическое, более вооруженное технически, европейское общество. Это общество было сильнее московитского и в экономическом, и в военном отношении: оно бросало вызов даже без прямой агрессии — просто тем фактом, что оно существует. А ведь и за прямой агрессией дело не стало в Смутное время.

Но время перемен было таковым не потому, что Московию заставили идти в этом направлении, а потому, что ее общество само созрело для движения. И пошло.

Глава 7. Незнакомая Россия

Все здесь способно вызвать удивление путешественника.

Боюсь, что у читателя может возникнуть иллюзия легкой узнаваемости страны, государства и общества Московии XVII века — много, уж много очень похожих реалий, способных вызвать то умиление, то горькое покачивание головой: так-так… столько лет прошло, а с того еще времени, за сколько лет, не переменилось ничего! Сходство отдельных сторон жизни и правда может оказаться поразительным, и это вызывает иллюзию «знакомости». Но в том-то и дело, что резких отличий несравненно больше и очень часто в тех сферах, где современный человек вовсе не ждет никакого «подвоха».

Один из любимых приемов фантастов — отправить современного россиянина в некое прошлое — отдаленное или не очень. Главное — отправить, и пусть он там познает на практике, в личном общении, реалии иной эпохи. Не будем давать волю фантазии, заставляя читателя или выдуманного героя разгуливать по улицам Москвы XVII столетия, но попробуем оценить с позиций современного человека эту Россию… Россию, которой не стало триста лет назад, после петровского разорения.

Маловероятно, чтобы современный россиянин почувствовал себя как дома в Московии XVII века. Слишком отличаются от привычных и ландшафты страны, и образ жизни народа, и обычаи, и нравы, и даже язык. Да, и язык!

Мы привыкли считать, что в XVII веке в Московии говорили на русском языке. Так-то оно так, но это представление нуждается по крайней мере в конкретизации — что имеется в виду под русским языком: ведь ни читать, ни писать, ни даже говорить на русском языке XVII века без специальной подготовки мы бы не смогли.

Начать с того, что русский язык XVII века нам все же придется учить: потому что и словарный запас, и грамматика сильно изменились. Не надо считать это «чисто русским» явлением — современные британцы не могут читать в подлиннике Шекспира. Приобщение к жемчужине британской литературы уже не первый век требует перевода на современный английский. Как бы ни восхищались испанцы сочинениями Сервантеса, как бы ни гордились, что у них, наследников великого Рима, уже в те времена была великая литература, а читать в подлиннике они этого писателя не смогут.

И даже овладев разговорным языком — выучив его как иностранный, мы говорили бы с довольно сильным акцентом (а московит XVII века говорил бы с акцентом на современном русском языке). Ведь что такое акцент? Это неумение произносить звуки чужого языка. Человек выучивает, скажем, английский язык, и в общем-то, вполне может на нем объясняться, его понимают. Но простейшие слова «mother» или «father» он произносит так, что все окружающие сразу видят в нем иностранца. Потому что в русском языке нет звука, который передается буквами «th». Рано или поздно россиянин научится произносить этот звук «правильно», почти как природный британец, но для этого ему потребуется немало времени — гораздо больше, чем выучить слова «mother» и «father». Сначала из его гортани будут вырываться вообще непотребные звуки, что-то вроде «мава» и «фава». Но даже очень долго после того, как он научится воспроизводить такой звук, а окружающие (в России) начнут восхищаться его произношением, британцы будут слышать акцент.

Точно так же и мы слышим иностранца даже тогда, когда он-то считает, что все в полном порядке. Стоит заволноваться эстонцу, который получил образование в Москве и ученую степень в Петербурге, и исчезает разница между «п» и «б» в его речи. А общение с грузинами, с которыми вы по-русски обсуждаете профессиональные проблемы, становится еще приятнее и увлекательнее из-за их гортанно-певучего «кавказского» акцента, при том, что они живут в России много лет, их знание грамматики по меньшей степени не хуже, а словарный запас, пожалуй, и побольше моего.