Первый среди Равных - Анатолий Левандовский

— Это уже сделано. Мы с Жерменом собрали всех военных агентов. Они наготове. Кроме того, легионеры создали свой комитет, люди из которого связались с Жерменом.

— И всё же, — сказал Бабёф, — не следует делать решительный шаг немедленно. Мы ещё не знаем, как всё обернется завтра. Едины ли легионеры в своём порыве? Поддержит ли их народ Парижа? Кроме того, Полицейский легион — это не вся внутренняя армия. У нас нет известий из Гренеля и из других мест. Дождёмся завтрашнего дня.

Завтрашний день показал правоту сомнений трибуна. Утром 10 флореаля (29 апреля) правительство поспешило издать декрет о роспуске Полицейского легиона.

Это был весьма хитрый ход.

Большинство легионеров подчинилось декрету с радостью: он снял угрозу посылки на фронт.

Стало ясно, что многие солдаты склонились к бунту не вследствие приверженности к идеям Равных, а из чисто эгоистических интересов.

При таком положении дел преждевременный сигнал к восстанию обернулся бы для заговорщиков неминуемой гибелью.

Однако выяснилось, что далеко не все легионеры думали лишь о собственном благополучии; среди них обнаружилось немало подлинных патриотов, уже скомпрометированных близостью к заговорщикам. Бабувисты позаботились, чтобы еще теснее сплотиться с этими солдатами, помогли им найти жильё и укрыться от «забот» Директории. Из этой массы беглецов Бабёф рассчитывал создать передовую часть повстанческой армии.

Зная о настроениях, возникших в народе, и боясь утерять благоприятный момент, Тайная директория, отказавшись от немедленного восстания, вместе с тем не собиралась откладывать его надолго: теперь ведь время считалось уже не на месяцы и недели, а на дни и часы.

«Нашим заговорщикам представлялись необходимыми две вещи: осторожность, без чего невозможен никакой успех, и смелость, преодолевающая никем не предвиденные препятствия. Они руководствовались первой и считали своим постоянным долгом вторую. Желая ускорить развязку, рассчитывая на энергию демократов, которые приведут в движение парижан, осведомлённые о нетерпении народа, в достаточной мере успокоенные насчёт настроения войск и имея в своем распоряжении дезертировавших легионеров, они хотели наилучшим образом расположить свои силы и именно для достижения этого считали необходимым окружить себя гражданами, соединявшими с любовью к демократии опытность в военном деле. 11 флореаля днём Тайная директория вызвала к себе Фиона, Жермена, Россиньоля, Массара и Гризеля — все они были офицерами либо генералами».

Написав эти слова, биограф Бабёфа подумал и сделал примечание:

«Созывая этот совет, Тайная директория нарушала статью 3 постановления о её организации, и эта ошибка явилась основной причиной гибели её планов».

Известно, что статья 3 Декларации об образовании Тайной директории устанавливала: имена её членов не должны быть известны даже главным агентам.

Сегодня этот основной принцип конспирации был впервые нарушен.

Могли ли в тот момент вожди заговора догадаться о всех последствиях своего рокового поступка?

О нём не подумал тогда даже тот, кто тридцать лет спустя выразил им порицание.

Приглашение военных означало, что решительный шаг будет сделан в самом скором времени.

Фион, Массар и Жермен давно знали друг друга и действовали совместно, будучи верными адептами доктрины Равных.

Россиньоль для Тайной директории был человеком сравнительно новым.

Политическая биография Россиньоля не могла вызвать ни малейших сомнений у членов Тайной директории. По происхождению парижский рабочий, он участвовал во всех крупных событиях революции, в том числе во взятии Бастилии и в восстании 10 августа 1792 года, покончившем с монархией. Первый генерал-санкюлот, выдвинувшийся в высшее командование из рядов беднейшего плебейства, он руководил операциями против мятежников Вандеи. Однако ненависть и жестокие нападки со стороны правого крыла Конвента привели к отстранению Россиньоля от командования, а после прериальского восстания он был арестован. Теперь этот закалённый в боях революционер выразил желание разделить труды, опасности и надежды Равных.

Тайная директория ввела военных в курс дела; было решено создать особый Военный комитет, которому поручались разработка тактических вопросов и руководство непосредственными наступательными и оборонительными операциями в решающий день.

В состав Комитета вошли Россиньоль, Массар, Фион, Жермен и Гризель.

Им были переданы все материалы — инструкции, планы и прочие документы, относящиеся к восстанию.

Военный комитет не стал откладывать дела в долгий ящик.

На следующий же день, собравшись у Рейса на улице Монблан, он приступил к работе и уже 15 флореаля (4 мая) смог сообщить Тайной директории о первых результатах своих трудов.

Докладывал Жермен, взявший на себя роль связного между военными и главными заговорщиками.

Жермен сообщил о разных вариантах начальных действий, которые были предложены в ходе обсуждений. Два из них особенно выделялись своей необычностью. Первое, позабавившее членов Тайной директории, сводилось к тому, чтобы использовать роялистов, враждебных правительству, снабдив их оружием и сделав как бы пробойной силой восстания. Второе, на первый взгляд более серьёзное, выдвинутое офицерами бывшего Полицейского легиона Пешем и Стевом, сводилось к следующему. Офицеры-патриоты предлагали ближайшей ночью убить членов Директории; акция эта облегчалась тем, что один из офицеров находился в правительственной охране; успешное покушение могло стать сигналом к восстанию.

Тайная директория отвергла оба проекта, как слишком авантюрные; не приняла она и других предложений Военного комитета.

Отложить выступление пришлось и по другой причине: оказалось, что будущие повстанцы не обеспечены порохом, на приобретение которого требовалось время.

Наконец, было и ещё одно обстоятельство, выявившееся из того же доклада Жермена.

Россиньоль и Фион, которые с некоторых пор заняли такое важное место среди заговорщиков, были связаны тесными узами с многими якобинцами, бывшими членами Конвента, которые, образовав на развалинах «комитета Амара» свой новый Комитет, действовали самостоятельно и готовили заговор с целью восстановления демократического Конвента и конституции 1793 года.

Бабёф и его товарищи, относившиеся очень сдержанно к прежним монтаньярам, поскольку большая часть их, некогда активно участвуя в перевороте 9 термидора, была повинна в гибели робеспьеристов, не собирались координировать с ними своих действий.

Однако требования Россиньоля и Фиона, желавших объединения, нельзя было сбросить со счетов, тем более что на том же настаивал и депутат Друэ, пользовавшийся широкой популярностью в Париже и в эти дни примкнувший к «Заговору Равных».

Тайная директория согласилась на переговоры.

Они протекали не очень гладко. Однако благодаря гибкому поведению Амара и бывшего члена Комитета общественного спасения Робера Ленде монтаньяры пошли на все условия Равных, и соединение обеих групп заговорщиков состоялось.

Оно произошло 18 флореаля (7 мая).

К этому времени нетерпение рядовых заговорщиков настолько усилилось, что в тот же день руководители сочли необходимым обратиться к агентам и их помощникам со следующим призывом:

«Мы вынуждены сообщить вам, что, рассмотрев находящиеся в нашем распоряжении средства, считаем их всё ещё недостаточными, и это заставляет нас сдерживать патриотический порыв, могущий привести к гибели демократов; ужасные уроки жерминаля и прериаля должны быть всегда перед глазами республиканцев…»

Одновременно, чтобы закрепить только что заключенный союз, окончательно договориться по всем спорным вопросам и полностью согласовать предстоящие действия с принципами, было решено созвать на следующий день более представительное совещание, на которое члены Тайной директории пригласили участников Военного комитета и Комитета монтаньяров.

Совещание состоялось 19 флореаля (8 мая) на квартире депутата Друэ, неподалеку от площади Пик.

Оно произвело такое неизгладимое впечатление на автора биографии Бабёфа, что он даже запомнил точное время его продолжительности: с 8 часов 30 минут до 10 часов 45 минут вечера.

Из числа членов Тайной директории на совещании присутствовали Бабёф, Буонарроти, Дарте; с ними вместе явился верный Дидье. От Военного комитета прибыли Россиньоль, Фион, Массар и Гризель. Комитет монтаньяров был представлен Ленде, Рикором, Леньело и Жавогом.

Совещание 19 флореаля отличалось от всех предыдущих.

Всеми владело чувство уверенности. Последние колебания и сомнения отпали.