Зверь - Сергей Шведов

– Он разговаривает с акцентом.

– Они общались?

– Я не прислушивался. Кажется, да. Ваш знакомый назвал иностранца Альфонсом.

Иностранец как ни в чем не бывало сидел за своим столиком и с аппетитом поглощал блинчики с черной и красной икрой. Был он смугловат и темноволос, возраст – около сорока, худощав и представителен на вид. Словом, по всем статьям добропорядочный обыватель, приехавший в Санкт-Петербург, чтобы полюбоваться на творение Петра Великого и полакомиться национальной кухней.

– Приятного аппетита, – пожелал гостю северной столицы Воронин, присаживаясь к столу. – Вы не возражаете?

Почти все столики в ресторане были заняты, так что претензии джентльменов на два освободившихся стула вряд ли можно было назвать необоснованными.

Иностранец улыбнулся и вежливо кивнул головой.

– Настоятельно рекомендую вам попробовать стерлядь. Ее здесь изумительно готовят, – сказал бывший опер.

– Благодарю.

– Извините, я не представился. Герман Воронин.

Иностранец бросил на слишком навязчивого аборигена недовольный взгляд, но все-таки назвал себя:

– Альфонс Ридегер. Я из Аргентины.

– Интересуетесь русской стариной?

– Только с гастрономической точки зрения, – усмехнулся Ридегер. – Извините, господин Воронин, но мне нужно идти. Приятно было с вами познакомиться. А стерлядь я обязательно попробую в следующий раз.

Ридегер действительно говорил по-русски с акцентом, зато правильно расставлял ударения и не путался в падежах. Интересно, о чем же они беседовали со следователем Песковым? Неужели только о русской кухне? Воронин проводил иностранца глазами, Ридегер приветливо помахал ему от двери рукой.

– Мне нужны сведения о бабушке Василисы Радзинской.

– Зачем? – удивленно вскинул глаза Иванов, занятый как раз той самой стерлядью, которую только что нахваливал Воронин.

– Эта дама, я имею в виду премудрую Василису, смутила питерскую языческую элиту своей претензией на божественное происхождение. Согласись, Георгий, для такой претензии должны быть хоть какие-то основания. Кроме того, Щеголев до поросячьего визга боится бывшую жену. У него руки затряслись, когда он ее увидел. Причем, как мне кажется, Борис Степанович даже самому себе не признается в этом своем почти мистическом чувстве. У меня был опыт близкого общения с одной женщиной из Мореевки, так вот в момент страстных объятий мне показалось, что сквозь ее прекрасный лик проступили звериные черты. Кто знает, быть может, и Щеголев заметил нечто подобное у Василисы.

– Ты меня пугаешь, Герман, – нахмурился Иванов.

– Проверь также родословную Юлии Песковой. Мне кажется, что встреча Юрия Григорьевича с Альфонсом Ридегером была не случайной.

– Ладно, я наведу справки.

Ровно в семь вечера, как и договаривались, Седельников подсел на заднее сиденье «Волги», потеснив двух молчаливых сотрудников полковника Иванова. Вид у него был взволнованным. Первым делом он пригладил волосы и поправил сбившийся галстук.

Воронин с интересом наблюдал за лейтенантом.

– Кажется, вы поссорились с Юлией, молодой человек?

– Не с Юлькой, а с Наташкой, – смущенно улыбнулся Седельников. – Это моя подруга. Она где-то увидела нас и приревновала.

– И приревновала, как мне кажется, не без причины? – вскользь заметил Иванов, трогая машину с места.

– Да ничего подобного, – обиделся лейтенант. – Не было у нас ничего с Юлькой. Клянусь. Что же мне, и для вас теперь справку брать?

Воронин рассмеялся, Иванов усмехнулся, даже молчаливые сотрудники ФСБ выказали некоторые признаки оживления. Возмущение Седельникова было вполне оправданным. Человек, можно сказать, работал в тылу врага, не щадя живота своего, а тут сплошные подозрения, причем сразу с двух фронтов.

– Юлька была любовницей Семена Морозова, – выпалил лейтенант.

Это были важные сведения. Впрочем, Воронина они не очень удивили. Капитан Морозов, царство ему небесное, пользовался большим успехом у дам. Другое дело, что не следовало бы ему вмешиваться в семейную жизнь хорошего знакомого и соблазнять его жену. Но, как говорят в таких случаях циники, сердцу не прикажешь, а жеребячий пыл морализаторскими сентенциями не унять.

– Откуда ты это знаешь?

– Видел в сумочке у Юльки фотографии. Случайно. Ну или почти случайно. Она оставила сумочку раскрытой, и я в нее заглянул. Там они сняты в достаточно откровенных позах. А потом Юлька попросила у меня денег. Сказала, что ее шантажирует один негодяй.

– И вы, товарищ лейтенант, отдали ей сто тысяч рублей казенных денег, – догадался Воронин.

– В общем, да, – покраснел Седельников. – А как я еще мог ей доказать, что действительно занимаюсь бизнесом? Ведь для бизнесмена это не очень большие деньги, правда?

– Вы поступили правильно, – спокойно отозвался Иванов. – Круглов, выдай товарищу лейтенанту еще пятьдесят тысяч на карманные расходы.

Широкоплечий блондин, сидевший рядом с лейтенантом, полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда пачку денег. Седельников облегченно вздохнул. Судя по всему, он никак не ожидал, что растрата казенных денег так легко сойдет ему с рук. И не сошла бы, работай лейтенант на родное милицейское ведомство. Но у ФСБ, видимо, свои представления о том, сколько можно потратить агенту, засланному в тыл врага.

Впрочем, Герман тоже считал, что Седельников поступил правильно, ибо добытые им сведения стоили тех денег, которые он потратил. Во-первых, всплыл Альфонс Ридегер, о существовании которого ни Воронин, ни Иванов не догадывались, а во-вторых, появились основания полагать, что подозрения Германа в отношении следователя Пескова не были такими уж беспочвенными. У Юрия Григорьевича были, оказывается, причины не любить капитана Морозова. Скорее всего, Морозов заподозрил, что с его любовницей что-то не так. Но, видимо, подобно Воронину, решил, что ему это просто чудится. Мало ли что может показаться человеку в момент любовного экстаза! Но, должно быть, последние события заставили капитана взглянуть на свои взаимоотношения с Юлией Песковой под иным углом зрения. Он попытался выйти через Юлию на Василису Радзинскую, однако его попытались задержать звонком по телефону. А потом, когда поняли, что договориться с ним не удастся, остановили пулей. Выходит, капитана Морозова устранила Василиса, а Воронин совершенно напрасно грешил на Зверя. Вот стерва, такого мужика угробила!

– А как ты узнал, что они прячут фон Бюлова в храме?

– Я не уверен, что это немец. Просто, когда Ридегер предложил мне сделку, я сказал, что не хочу ввязываться в темные дела. Тем более сейчас, когда кругом сплошные террористы. Но Альфонс ответил, что деньги пойдут на завершение культового сооружения. И что дело это благородное. И вообще мне не о чем волноваться. Просто для него неудачно сложились обстоятельства. У него был надежный партнер, но он внезапно скончался от инсульта. И вот теперь он ищет порядочного человека, чтобы завершить начатое. Между прочим, он сказал, что храм этот католический. Я поинтересовался, почему он строит храм в России, а не в Аргентине или в Европе. Он мне ответил, что делает это во искупление грехов своего деда перед нашей страной. Тот якобы служил в СС, но перед смертью раскаялся и умолял своего внука по возможности возместить русским ущерб. Вот и пусть Альфонс потратит часть его денег на возведение храма. Я сделал вид, что поверил, но попросил показать мне этот храм. Ридегер охотно согласился. На следующий день мы с Юлькой отправились в пригород. Храм действительно практически готов, да вы сами увидите, но там еще идут отделочные работы. Этого человека я заметил случайно. Там есть окно в подвале, забранное решеткой, – вот через нее я и увидел бледное лицо, заросшее щетиной. А потом оно исчезло, словно человека силой оттащили прочь. Я сделал вид, что ничего не заметил, а вернувшись в Питер, позвонил товарищу полковнику.