Московские Сторожевые - Лариса Романовская

Тварюшка перепрыгнула с рукава на рукав, помчалась к острому вороту жилетки котовой шерсти. Мне даже плакать захотелось.

На полу что-то хрустнуло сухой газетой — это у Гуньки крылья отцветать начали.

— Малый, я только одного не пойму, — Фоня переступил через шелестящий блеск, — а чего твоя мыша — Штурман? Это как фамилия, что ли?

— Ну что вы, — блекло улыбнулся Гунька, позволяя похлопать себя по плечу. — Это как должность. Он же морской.

А «Марсель», естественно, сиял огнями. Трепетал пивными флажками и топорщился елочными гирляндами. Шумно, накурено, привычно. Прямо как родной город в миниатюре. Я поискала глазами Цирлю, потом Дорку… Задумчиво приглядела столик подальше от эстрады — мне в моем возрасте такие развлечения… Прошлая жизнь была рядом. Толкала в бок, хлопала по спине, пачкала щеки нежной помадой. Свои собирались. Как всегда, практически, только вот…

Тоска сквозит — сильнее, чем ветер в гардеробной. И какого ляда мы опять в этом шалмане собираемся? Нет, приличная ресторация, понятно, прислуга вышколенная, цены умеренные. Только мало мне воспоминаний о Доре, так еще и Гунька померк — вот прям на глазах. Пока в машине ехали, шутил, Старому про экзамен рассказывал, нам — про студентов-заочников. А вошли… С таким лицом в прозекторскую входят. Или тело в морге забирают. Его ведь тут убили уже один раз, и о чем только Старый думает.

Я сперва спросить не успела, а потом сообразила: Старому, скорее всего, не до раздумий было, с нашими-то делами. Поручил организацию Жеке, по привычке, а она, тоже по привычке, сюда всех и затащила. Из симпатий к хозяину, экономии и просто не подумав.

Сама теперь переживает, хоть вида и не подает.

Зато Фоня сразу развил буйную деятельность для нашего успокоения: профессионально оттер местного секьюрити, сам встал на дверях, демонстрируя навыки околоточного надзирателя и классического вышибалы. Стоял лениво, процеживал публику. Мирские догуливали свое, уже предновогоднее, преждевременное. Объявление в гардеробе вяло намекало на то, что с одиннадцати часов малый зал закрывается под корпоратив. Я замысловатого слова не поняла, но мне Жека объяснила: это у мирских так мелкий шабаш называется, в честь окончания календарного года. Раньше именовалось «посиделками», но словцо из моды вышло. А так все понятно, поэтому «никого из цивилов на нас не перемкнет»: ни на Гунечку, который нимб стирать еще в машине отказался, ни на Фельдшера в его медбратовской робе, ни на Зинку в ментовс… в парадной форме. Зинаиду, впрочем, народ побаивался. Особенно когда она в сторону хозяйского кабинета почесала — насчёт нашего спиртного договариваться, сколько бутылок мы с собой привезли. С ней и Жека ускакала, но та все больше для настроения. Кажется, ресторатор Артемчик должен был сегодня не обмануть ее ожидания. Ну или как-то так.

Народ подтягивался медленно. А может, просто созвали всех не особенно хорошо: я ведь не знаю, кто за это отвечал. У нас, в принципе, канонические праздники отмечают… так… ну как средневековые ремесленники — своими цехами. Спутники отдельно (если жена отпустит), Отладчики сами по себе, мы, Смотровые, тоже узким кругом. Вот перерождение или, там, проводы в светлый путь — это да, общий повод. Кто виновника торжества знает — тот и приходит. Ну вот как Жека тогда гостей меня провожать собирала… А теперь можно ничего не загадывать, на дверь особо не коситься, не поправлять отрастающую прическу и праздничный наряд в дамской комнате… Скорее всего, Сеня мне сегодня ночью потому и звонил, что с праздником хотел поздравить. Понимал, что вряд ли увидимся. А я, как всегда, мечтать о чем-то таком начала. Или не начала уже?

Тут я под эти размышления из дамской комнаты вышла, да и натолкнулась… Не на того, на кого надо. Братец мой единокровный Ростислав, собственной персоной. Странно это. Обычно-то он при маменьке ошивается, когда она с Отладчиками праздники встречает. А тут вот… Ишь ты — поди ж ты… Не иначе денег у меня попросить решил. Или чего похуже.

Ну так и есть: Ростик при виде меня заулыбался широко, словно деревенский дурачок на похоронах, облапил меня что есть силы, прямо к куртке прижал — а она у него кожаная, с прошивками всякими, почти как у летчиков Второй мировой. То ли мода такая, то ли просто ему идет.

— Ленка, классно выглядишь, привет!

Ну все, сейчас деньги занимать станет, не иначе. Вот если еще хоть слово вякнет про мою неземную красоту, так это точно.

— Молодец какая, похудела, помолодела.

— Скольк… спасибо на добром слове. Ты тоже отлично…

А тут я не соврала. Недоростик и вправду как-то возмужал. Окреп. Даже не по внешности, а так. Заметно, что это наш мужчина, ведьмовской. Держать себя начал правильно. У него сейчас внутри уверенность звенит, как струна. Не нервная-натянутая, а крепкая, вроде альпинистской веревки. Как я удачно ошиблась, однако.

— Лен, слушай, спасибо тебе за тогда… Специально приехал, чтобы поблагодарить, я скоро подорвусь отсюда, меня там ждут…

Явно не мама, наверное. Все-таки влечение к дамскому полу в Ростике осталось неизбывным. И чертенята в глазах. Только я не пойму, за что он меня благодарит.

— А когда я проиграл, помнишь? Ты же одна меня подбодрила, все остальные с козьими мордами сидели, словно меня нет.

Мать честная! Это по недоростику гордость так ударила. Дошло тогда, что специалист он просто никакой, что есть он, что нет его — московским Сторожевым как-то без разницы. Вот и решил за ум взяться.

Правда, что ли, в Фонтанщики намылился?

Ростик меня тем временем к барной стоечке подвел, себе пива попросил, мне, не спрашивая, его же взял. Я пиво не сильно люблю. Точнее — сильно не люблю. А вот с Сеней целоваться, в чебуречной у Колхозного рынка, когда он после этого пива еще пенный и сонный немножко, — это вкусно. Вкуснее не бывает.

Но сейчас почему-то легко пилось. Без воспоминаний.

— В Фонтанщики — летом будет. Сейчас я по замкам специализируюсь! — Ростик мне это так гордо сообщил, будто ему Героя Соцтруда присвоили. Понятно ведь, первая самостоятельная работа, хоть какая-никакая, а все одно — любимая. Я за сам факт порадовалась, даже пивком чокнулась что есть силы. И пила его медленно-медленно, чтобы улыбку за пеной спрятать.

Потому как замки — это не то чтобы неуважаемая профессия, а так… И не профессия толком. По крайней мере — в столице. Обычай-то новый, в Москве прижился не сильно, завезли его откуда-то мирские. Сперва вроде молодожены этим баловались, а потом влюбленные тоже начали: на мосту каком замочек повесить с именами, а ключики в реку. Ну что я рассказываю, вон за Третьяковской галереей мост, так на нем целая аллея железных деревьев понатыкана: цепляй замки — не хочу. Тем более что их тут рядышком продают. Вечно у нас власти все на коммерческую волну переводят. Они бы еще парочку котов в зоопарк завезли, честное слово.