Вирус - Сергей Гатаулин

Он пытался оставаться спокойным, но никак не мог совладать с взбрыкивающими эмоциями. Чувства не подчинялись разуму, меняясь с фантастической скоростью, они вели себя непредсказуемо, как узоры в калейдоскопе.

Старик удивленно воззрился на собеседника. Он явно не привык к попранию церковного авторитета и вынужден был замолчать, внимательно всматриваясь в горящие глаза Потемкина.

— У Отца нашего для всех найдется место. Церковь всегда заботилась не только о верующих, но и о тех, кто, не веруя, нуждался в духовной поддержке, — через некоторое время затянул святой отец, словно на проповеди.

— Вранье! — оборвал его Дмитрий. — Инквизиция, крестовые походы — не ваши дела, закордонные, но и вы не ангелы. Идолов, что веками стояли на капищах, а вместе с ними и язычников, не вы жгли?

— Отжили они свое, вот и сгинули! — уверенно возразил святой отец. — И вообще, жгли их или нет — никто не знает наверняка, — закончил он менее убедительно.

Потемкин удрученно вздохнул.

— Ну вас, батюшка, лукавите на каждом шагу! — он устало махнул рукой в сторону старца, открывшего было рот для возражений. — Не по пути мне с вами! Не враг я вам, но и не друг. — Потемкин замолчал и решил, что больше не произнесет ни слова, как бы ему этого ни хотелось.

Он напрягся, прислушиваясь к ощущениям, возникающим в теле. Внутри него что-то происходило. То казалось, что из него вытащили раскаленный гвоздь — вывернули тело наизнанку, то вдруг наступала необычайная легкость — и хотелось летать.

«Сеть!!! — заревел в мозгу голос Тромба. — Отключай сеть, напарник!»

Дмитрий мгновенно оборвал связь с церковным компьютером. Синий огонек мигнул в последний раз и погас. Ноутбук священника выполнил свою посредническую миссию и отключился. Старик сверкнул злобным взглядом, но опомнившись, справился с эмоциями, спрятав негодование внутрь себя.

— Отчего ты так резок? Я ведь ничего еще не сказал, а ты уж и меня, и церковь нашу во врагов всему человечеству записал, — промурлыкал он. — Мы ведь, — сделав ударение на «мы», продолжал сухонький старичок, — одного просим: держать в тайне то, что внутри тебя зреет. Хотя, похоже, ты и сам до конца не познал, что это.

Дмитрий вновь ощутил чувство неуверенности. Желание узнать источник информированности батюшки свербело, как зудящая пятка. Но задавать вопросы нельзя — в этом он был абсолютно уверен: каждый вопрос — подсказка, а делиться своими секретами ах, как не хочется! Он встал и без слов двинулся к двери.

— Не могли бы вы выйти не через зал с прихожанами? Здесь есть выход прямо на улицу, — раздался за спиной резкий голос, в котором уже не было и тени добродушия.

Дмитрий обернулся и увидел, как отец Михаил с неожиданной для его лет проворностью вскочил из-за стола, быстро подошел к стене и открыл толстую дверь, прямо за большим креслом.

— Уверен, вы передумаете и еще придете к нам, когда почувствуете приближение Зверя. Только не было бы поздно, — предостерегающе произнес батюшка, толкая тяжелую плиту.

Клацнул замок и солнечный свет померк.

Дмитрий ткнулся в дверь, желая удостовериться, что назад пути нет, оглядел серые стены, всмотрелся в темноту уходящей вниз винтообразной лестницы и, улыбаясь, вспомнил о словах монашка. Что там монашек о лестнице говорил? Ощущение необычайной легкости, охватившее его с момента выключения батюшкиного ноутбука, не проходило. Отзвуки нечеловеческой битвы, которую вел Тромб в глубине его сознания, затихли, и на мгновение воцарилась полная тишина. Абсолютное душевное спокойствие. Но только на мгновение.

Ощущение тревоги вернулось, как только он ступил на первую ступень. Не обращая внимания на чувство опасности, он спешно двинулся вниз. Не успел сделать и нескольких шагов, как шумно громыхнув, каменные прямоугольники начали исчезать из-под ног, сдвигаясь в невидимые пазы.

С замиранием сердца Потемкин полетел вниз, ожидая скорого и болезненного столкновения с землей. Но ожиданиям его не суждено было сбыться: падение затянулось. Мгновение, другое — сердце стукнуло десяток раз, но удара о землю все не было. Время сильно замедлилось. «Расслабься и осмотрись!» — появилась в голове чужая мысль. Легко сказать «расслабься» человеку, зависшему над… Дмитрий закрыл глаза и тут же закричал, заметив далеко внизу частокол острых металлических штырей. Он не мог видеть хищные жала, торчащие из бетонного пола, но знал, что они там, и они ждут именно его тела. Одновременно он чувствовал, как сверху, набирая скорость, ползет потолок, ощерившись лесом сверкающих копий. Он видел. Он знал. Он ощущал — не понимая, как у него это получается.

«Средневековье какое-то!» — появилось в голове, но и эта мысль исчезла, растворившись в безумном крике. Время метнулось вперед, встраиваясь в привычную череду мгновений. Тело вздрогнуло, взорвалось множеством мельчайших частей и просыпалось в темную подрагивающую воронку. Волна горячего воздуха ударила в оставшиеся без жертвы, разочарованные острия.

Спустя несколько секунд упитанный бородач, засунув голову в маленький металлический люк, удивленно посмотрел на блестящие копья.

— Здесь никого нет! — закричал он, задирая голову.

— И быть не должно! — отразилось сверху спустя мгновение.

За стеной сердито взвыла сирена, оповещая администратора локальной церковной сети о вирусном вторжении. Компьютеры тихо гудели, и этим в настоящий момент ограничивался список их функциональных возможностей. Они были мертвы для внешнего наблюдателя, исчезнув для пользователей еще до того, как завыла сирена. Церковная сеть замкнулась в себе.

Сидящий за клавиатурой неуклюжий молодой человек в просторной рясе поднял к небу воспаленные от долгого бодрствования глаза и, оглянувшись на дверь, тихо прошептал:

— Не было печали — черти накачали.

Тряхнув лохматой головой, он сплюнул:

— Тьфу ты!

И смиренно закончил:

— Прости меня, Господи!

Что-то происходило во внешнем мире, но Тромб, прячась в своем убежище, не имел возможности выбраться наружу, не подвергая опасности рассудок Дмитрия.

В темных углах пещеры, выстроенной им в сознании человека, еще могли остаться вирусы, просочившиеся за ним из компьютерной сети.

Глядя, как Цербер раз за разом прочесывает каждый уголок каменного мешка, он вдруг почувствовал, как Вселенная, проникая в каждую клетку человеческого организма, вспыхнула всеми цветами радуги и взорвалась, разрывая хрупкую белковую оболочку на мельчайшие частицы.

Исчез Цербер, развалилась пещера. Тело Потемкина, сливаясь с бесконечным подрагивающим организмом Мироздания, растаяло, превратилось в набор элементарных частиц, которые с равным успехом могли существовать в любом месте пространственно-временного континуума. Но и они рассеялись. Остались лишь отрицающие друг друга сущности: ин и янь, да и нет, ноль и единица, черное и белое, многократно повторенные и выстроенные в сложнейший узор, составляющий информационный скелет нынешней Вселенной.