Теофил Норт - Торнтон Уайлдер

— Мистер Спенс, у меня поезд в десять тридцать с Южного вокзала. Как мне туда попасть?

— Доктор Боско распорядился отвезти вас в Ньюпорт или куда вам надо.

— В Ньюпорт! Я буду вам очень обязан, если вы отвезете меня после ужина на Южный вокзал.

В доме меня встретила миссис Боско — женщина могучих пропорций, любезная, но несколько вялая.

— Доктор Боско просит вас к нему в кабинет. Он делает вам свой знаменитый «Старинный» коктейль. Сам он их не пьет, но любит делать для других. Надеюсь, вы не голодны — доктор не садится за стол раньше чем без четверти восемь.

Днем, во всем белом, он был похож на худого римского сенатора; в темном костюме вид у него был более утонченный — скорее главного викария монашеского ордена. Он молча пожал мне руку и вернулся к своему занятию. Он готовил мне «Старинный». Мне померещился тигель, ступка, пестик, какие-то склянки — Парацельс с алхимическим варевом. Он ушел в это дело с головой. Меня не спросили, хочу ли я «Старинного», и не предложили сесть.

— Попробуйте, — сказал он наконец. Напиток был действительно пряный и необычный. Хозяин повернулся и сел — с какой-то мыслью на уме, как будто и разговор был делом, требующим полной сосредоточенности.

— Мистер Норт, почему вы представились другом доктора де Мартеля?

— Мне казалось важным попасть к вам на несколько минут. Мне казалось, что вам надо знать одну из причин мигреней мисс Скил — причину, которой никто из домашних вам бы не объяснил. Мне казалось, что выдающийся врач должен знать своего пациента со всех сторон. С тех пор я выяснил, что вы уже рекомендовали ей уехать из дома и что мой визит был напрасным.

— Нет, он открыл мне глаза на то, какую роль играет отец в ее угнетенном состоянии. — Он устало провел рукой по глазам. — В моей области мы часто склонны упускать из виду эмоциональную сторону анамнеза. Мы гордимся тем, что мы ученые, и не понимаем, как подступиться с наукой к таким материям, как эмоции… Вас, по-видимому, интересует как раз эта сторона дела. — Я прикинулся, будто не слышал его; но если доктор Боско намеревался о чем-то поговорить, то уклоняться было бесполезно. — Вы занимаетесь врачеванием?

— Нет. Нет, доктор Боско. Я никогда на врачевание не замахивался. Некоторые дети рассказывают всякую чепуху про мои «электрические» руки. Я этого не выношу. Я не желаю иметь к этому никакого отношения.

Он пристально посмотрел на меня.

— Я слышал, что благодаря вам доктор Босворт впервые за десять лет смог выйти из дома.

— Доктор, прошу вас, не надо об этом. Я просто прибегнул к здравому смыслу.

Он задумчиво повторил:

— Здравому смыслу, здравому смыслу. А эта история про девочку Аду… Аду, как ее… которая ушиблась головой о столб?

— Доктор, я мошенник. Я шарлатан. Но если у вас на глазах человек страдает, что вы делаете? Вы делаете, что умеете.

— Так что же вы делаете? Вы ее гипнотизировали?

— Я в жизни не видел, как гипнотизируют. Я не знаю, что это такое. Я просто успокаивал ее и гладил ушибленное место. Потом я отнес ее к директору казино, у которого большой опыт в оказании первой помощи. Настоящего сотрясения не было. Через два дня она пришла на тренировку.

— Если я позову сюда миссис Боско, вы расскажете всю историю выздоровления доктора Босворта? До обеда еще полчаса.

— Там есть довольно неаппетитные, грубые подробности.

— Миссис Боско привыкла к таким подробностям в моих рассказах.

— Я ваш гость, — обескураженно сказал я. — Постараюсь выполнить ваше желание.

Он опять налил мне и вышел из комнаты. Я услышал, как он зовет: «Люсинда! Люсинда!» (Это было не приглашение, а приказ.) Миссис Боско проскользнула в комнату и села у двери. Доктор уселся за письменный стол.

«Ну ладно, — сказал я себе, — я им покажу». Я изложил подоплеку Почетного Караула, мою первую беседу с миссис Босворт, описал, как мы читали епископа Беркли, как постепенно обнаруживалось, что это «дом, где слышат стены», как семья пыталась убедить доктора Босворта, что он обречен и сходит с ума, описал мою поездку в Провиденс под видом шофера грузовика, покушение на мою жизнь.

К концу рассказа доктор Боско закрыл лицо руками, но не от скуки. Когда я умолк, он сказал:

— Мне никто ничего не рассказывает… Я специалист, которого приглашают под занавес.

В дверях появился слуга. Миссис Боско сказала:

— Ужин подан.

Ужин был восхитительный. Доктор безмолвствовал. Миссис Боско спросила меня:

— Мистер Норт, если вам не скучно, расскажите о своей жизни и интересах.

Я не пропустил ничего: Висконсин, Китай, Калифорния, Оберлинский колледж, Йейл, Американская академия в Риме, школа в Нью-Джерси и, наконец, Ньюпорт. Упомянул я и о некоторых своих интересах и склонностях (шамана опустил).

— Люсинда, пить кофе я приглашу мистера Норта к себе в кабинет.

Было без четверти десять.

— Мистер Норт, я хочу, чтобы в конце лета вы приехали в Бостон. Я назначаю вас одним из своих секретарей. Вы будете сопровождать меня на обходах. Пациентам будет сказано, что я всецело вам доверяю. Вы будете регулярно их посещать. Вы будете докладывать мне интимные подробности биографии каждого из них и причины повышенных психологических нагрузок, если таковые имеются. Вам придется знать каждого из них по имени. Мне редко доводилось узнать имя моего пациента. А ваше как?

— Теофил.

— Ах да, помню. Прекрасное имя. Этимология его когда-то была для меня не только языковой реальностью. Жаль, что теперь это не так. Вы возвращаетесь в Ньюпорт сегодня?

— Да.

— Я условился с Фредом Спенсом, что он вас отвезет. — Это был приказ. — Вот пять долларов — дадите ему, когда приедете. Так вам уютнее будет ехать. На предложение мое сейчас ответа не давайте. Подумайте. Свяжитесь со мной через неделю, считая с нынешнего дня. Спасибо, что пришли.

С миссис Боско я попрощался в передней.

— Спасибо, что пришли, и спасибо вам за ваши умиротворяющие руки. Доктор не часто бывает так терпелив, как сегодня.

Всю дорогу домой я проспал. У дома миссис Киф я уплатил Фреду Спенсу его гонорар и поднялся к себе. Через три дня я написал доктору Боско — с многочисленными реверансами, — что осенью еду в Европу и потому не смогу принять его предложение. Я полагал, что вся эта дурацкая история с шаманством кончилась, но через десять дней увяз в ней по уши.

Мне нравилось мое жилище, но я редко в нем бывал. Работа все усложнялась, и многие вечера я проводил в Народной библиотеке, готовясь к занятиям. В полночь я находил под дверью записки от моей доброй хозяйки: «К вам заходили три дамы и джентльмен. Я разрешила им подождать у меня в гостиной, но в 10 часов мне пришлось их попросить. Своих фамилий и адресов они не оставили. Миссис Дорис Киф». В другую ночь — такая же записка о восьми посетителях. «Я не могу пустить в гостиную больше пяти посторонних. Я попросила их уйти. Миссис Дорис Киф». Наконец, в четверг вечером, когда я был дома, мне позвонил Джо (Святой Джо), дежурный по ХАМЛ.

— Тед, что происходит? Тут двенадцать человек — в большинстве старухи — ждут вас в комнате для посетителей. Я сказал, что вы тут больше не живете. Я не мог дать ваш новый адрес, потому что вы мне самому его не дали… Вот, еще входят. Чем вы занялись — открыли бюро найма? Придите, пожалуйста, отошлите их и скажите, чтобы больше не приходили. Они каждый вечер понемногу приходят, но сегодня что-то особенное. У нас Христианская ассоциация молодых людей, а не приют для престарелых дам. Давайте сюда и отгоните ваше стадо.

Я поспешил туда. Толпа уже не вмещалась в комнату для посетителей. Некоторых я узнал — слуги из «Девяти фронтонов», «Оленьего парка» и даже из дома миссис Крэнстон. Начались рукопожатия.

— Ох, мистер Норт, совсем ревматизм замучил.

— Ох, мистер Норт, так спина болит, что спать не могу, всю ночь ворочаюсь.

— Мистер Норт, рука — поглядите! Утром час не могу разжать.

— Леди и джентльмены, я не врач. Я не знаю азов медицины. Прошу вас обратиться к настоящему врачу.

Стенания стали громче:

— Ох, сэр, они только деньги берут, а ничего не помогают.

— Мистер Норт, положите руку мне на колено. Бог вас вознаградит.

— Сэр, нога. Шагу ступить не могу.

Часть детства я прожил в Китае, и неизмеримые беды людские были для меня не внове. Что я мог сделать? Во-первых, очистить вестибюль. Я наложил руку там и сям; подержался за одну-другую лодыжку; крепко провел ладонью по чьим-то хребтам. Особенно я налегал на затылки. Я старался сделать пациентам больно (они вскрикивали, зато сразу верили, что это «помогает»). Мягко подталкивая их к выходу, я накладывал ладонь на лбы, бормоча по-латыни первые строки «Энеиды». Затем я сказал:

— Это — последний раз. Больше не приходите. Вы должны всегда ходить к своим врачам. Спокойной ночи, и благослови вас Бог.