Древняя и средневековая Русь, IX–XVII вв. - Евгений Спицын

• Монгольское нашествие, в ходе которого были уничтожены сотни погостов и сел, нанесло огромный урон производительным силам в сельском хозяйстве и нанесло колоссальный удар по всему вотчинному землевладению, поскольку в ходе нашествия погибла практически вся правящая элита древнерусского общества, составлявшая в военное время костяк всех княжеских дружин.

• Монгольское нашествие нанесло огромный удар по международным и внешнеторговым связям Руси, поскольку были разрушены все прежние коммуникации, которые либо оказались под полным контролем самих монголов, либо захирели ввиду общего упадка городского ремесла и сельского хозяйства на Руси.

Неслучайно в свое время, отвечая на известный пасквиль А.Я. Чаадаева «Письма о философии истории», в своей статье «О ничтожестве литературы русской» A. С. Пушкин писал: «России определено было высокое предназначение. Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы, варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся Просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией. Но Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна».

Что касается отдаленных последствий монгольского нашествия, то здесь существует три основных точки зрения.

Одни историки, в том числе все «евразийцы» (Н. Карамзин, Н. Костомаров, Н. Трубецкой, Г. Вернадский), считали, что монгольское нашествие и владычество монголов на Руси имело огромное позитивное значение, которое выразилось в создании единого Российского государства.

Другие авторы (С. Соловьев, В. Ключевский, С. Платонов) говорили об очень незначительном воздействии монголов на внутреннюю жизнь русских земель.

Наконец, третья, самая многочисленная группа авторов (Б. Греков, А. Якубовский, А. Насонов, B. Каргалов, А. Каргалов), утверждала, что монголы оказали очень заметное, но не определяющее значение на развитие русских земель, а создание единого Русского государства произошло не благодаря, а вопреки монголам.

4. Военно-политическая ситуация на Северо-Западной Руси а) Создание духовно-рыцарских орденов и завоевание Прибалтики

В 1198 г. немецкие рыцари Тевтонского ордена, созданного в землях поморских славян, продолжив свою политику «drang nach osten», начали агрессию против соседних балтских племен пруссов, литов, жмуди, ятвягов, аукштайтов и других, живших на южном и восточном побережье Балтийского моря. Уже в 1201 г., захватив значительную территорию Прибалтики, в устье Западной Двины крестоносцы основали город Ригу, который стал главным духовным и военно-административным центром крестоносцев в этом регионе. В 1202 г. ливонский епископ Альберт Буксгевден основал здесь новый духовно-рыцарский орден меченосцев, специальную буллу о признании которого издал римский папа Иннокентий III. Именно с его благословения меченосцы продолжили свое движение на восток и в 1206 г. основали новый город Венден, который стал резиденцией первого магистра ордена, саксонского барона Вино фон Рорбаха (1202—1209). После его гибели новым магистром ордена стал барон Фольквин фон Наумбург (1209―1236), который продолжил движение на восток, и вскоре меченосцы вместе с датскими крестоносцами оккупировали всю территорию Центральной и Северной Прибалтики, основав в 1219 г. новый город Ревель.

Естественно, что агрессивная политика меченосцев создала реальную угрозу безопасности пограничных русских земель. Поэтому в 1217―1224 гг. новгородские и псковские князья Всеволод Мстиславич, Всеволод Юрьевич, Ярослав Всеволодович и Владимир Мстиславич были вынуждены постоянно отражать нашествия крестоносцев и ходить ответными походами на Венден и Ревель. Но в 1224 г. после взятия крестоносцами Юрьева (Дерпта), в Прибалтике установилось относительное перемирие, которое продержалось несколько лет.

В 1232 г. новый римский папа Григорий IX призвал крестоносцев возобновить натиск на восток и начать новый Северный крестовый поход (1233—1236). Зимой 1234 г. тогдашний новгородский князь Ярослав Всеволодович отбил натиск крестоносцев, вторгся во владения ордена и «иде на немци под Юрьев, и ста не дошед города, биша их на реце на Омовыже, и немици обломишася». Летом 1236 г. литовский князь Миндовг (1248―1263) нанес сокрушительное поражение меченосцам под Шауляем, где погиб сам магистр ордена Ф. Наумбург. Эта военная катастрофа заставила крестоносцев приостановить агрессию в Прибалтике и объединить свои силы. В 1237 г. по инициативе императора Священной Римской империи Фридриха II Тевтонский орден и орден меченосцев объединились в Ливонский орден (1237―1561), первым магистром которого стал барон Герман фон Балк. В декабре 1237 г. римский папа Григорий IX благословил новый Северный крестовый поход, а уже в июне 1238 г. датский король Вальдемар II и магистр ордена Г. Балк договорились о разделе Эстляндии и начале совместных военных действиях против Руси с участием шведских наемников, которые уже давно совершали набеги на побережье Финского залива.

Справедливости ради следует сказать, что в настоящее время некоторые либеральные авторы (И. Данилевский, Д. Хрусталев, А. Нестеренко, Ю. Пивоваров, Дж. Феннел) стали отрицать агрессивный характер политики немецких крестоносцев и утверждают, что сами новгородцы зачастую проявляли непомерную агрессивность в соседних прибалтийских землях, жертвой которых стали коренные балтийские и финно-угорские племена. Однако эта предвзятая оценка, конечно, носит явно пропагандистский, а не строго научный характер.

б) Агрессия шведов против Новгорода. Невская битва (15 июля 1240 г.)

В это тревожное время новым новгородским князем стал старший сын великого владимирского князя Александр Ярославич (1221—1263). Прекрасно понимая сложившуюся ситуацию, молодой новгородский князь пошел на сближение с другими русскими князьями и уже в 1239 г. заключил брак с дочерью полоцкого князя Брячислава Васильковича Александрой. Этот брачный союз во многом носил чисто политический характер, поскольку в лице полоцкого князя Александр приобрел верного союзника в борьбе с ливонской угрозой. Более того, свою свадьбу он сыграл в пограничном Торопце, где сумел примирить своего тестя, князя Брячислава, со смоленским князем Всеволодом Мстиславичем.

Подготовка к войне с Ливонским орденом неожиданно была прервана новым нашествием северных германцев и союзных им финнов на Новгородскую Русь. Как повествует летописная «Повесть о житии Александра Невского», летом 1240 г. «придоша свеи в силе велице, и мурмане, и сумь, и емь в кораблихъ множьство много зело, свеи съ княземь и съ епискупы своими, и сташа в Неве устье Ижеры, хотяче всприяти Ладогу, просто же реку и Новъгородъ и всю область Новгородьскую». Кем был этот шведский «князь», о котором повествует автор «Повести», до сих пор не вполне ясно. Поэтому одни историки (Н. Костомаров) утверждают, что им был зять шведского короля Эрика Шепелявого (1222―1250) ярл Биргер Магнуссон. Другие авторы (И. Шаскольский) полагают, что предводителем шведов был Ульф Фасе, который именно тогда и был шведским ярлом, т.е. главой королевского правительства.

Князь Александр, узнав от союзных ижорцев о приходе шведов в Неву, «поиде на нихъ в мале дружине, не съждався с многую силою своею». Именно в этом важном обстоятельстве ряд историков (В. Пашуто, А. Кирпичников) усмотрели весь план князя Александра, цель которого состояла в том, чтобы не допустить шведов к Ладоге и внезапно напасть на их полевой лагерь в устье реки Ижоры. Судя по летописным источникам, в составе войска князя Александра было всего пять полков: его «княжой двор» или «низовская» дружина, три новгородских дружины Гаврилы Алексича, Збыслава Якуновича и Миши Новгородца, а также ладожские ополченцы, предводитель которых остался безымянным. Исходя из житийного описания Невской битвы, которая состоялась 15 июля 1240 г., она началась с традиционной тактики боя, принятой в раннем средневековье. Сперва вооруженные отряды русских ратников и шведов, построенные в эшелонированный боевой порядок, периодически сходились и расходились друг с другом, пытаясь нарушить «лицевой» строй своего врага. Долгое время это не удавалось сделать ни одной из сторон, однако в середине битвы новгородские «копейщики» во главе с самим князем Александром смяли шведский «лицевой» строй, потопили несколько шведских кораблей и разгромили их базовый лагерь, уничтожив там «златоверхий шатер» самого ярла и епископа. В результате этого разгрома шведы «в ту нощь, не дождавше света понедельника, посрамлени отъидоша».

О том, какова была численность русского и шведского войска, принимавшего участие в Невской битве, можно судить лишь по косвенным данным, которые содержатся в Синодальном списке Новгородской Первой летописи. В частности, здесь говорится о том, что у шведов «убиенъ бысть воевода ихъ, а инии творяху яко и епискупъ убьенъ бысть ту же, и множество много ихъ паде, и накладше корабля два вятшихъ мужь, преже себе пустиша и к морю, а прокъ ихъ, ископавше яму, вметаша в ню бещисла; а инии мнози язвьни быша». Тот же источник приводит данные и о потерях русских ратников: «всех двацать мужь с ладожанами, или мне, бог весть». Вероятно, в этом подсчете были учтены, прежде всего, «вятшие мужи», поэтому, конечно, реальные потери русского войска были совершенно иными. Однако вряд ли общая численность всех участников Невской битвы была больше нескольких сотен человек. Но ведь именно такими малыми дружинами и велись практически все феодальные войны той поры. Похоже, что Невская битва также не отличалась грандиозностью своего размаха и большим числом ее участников.