На закат от Мангазеи - Сергей Че

Иногда кто-то из них задерживался, чтобы позабавиться с детьми или бабами, и тогда остальные ухмылялись и наперебой орали что-то непотребное на своем собачьем наречии, состоящим из гортанных уродливых звуков. Макарин старался не смотреть. Детский надрывный плач и страшные предсмертные хрипы женщин, которым вспарывали горло во время соития, стояли здесь, над посадом, как душная стена. Казалось, весь воздух состоит из этих звуков. Там, наверху, на стенах и в городе еще шел бой, оттуда доносился лязг мечей и сабель, крики воинов. Здесь боя не было. Здесь методично резали, разламывали черепа дубинками, отрезали груди, насаживали на короткие копья пищащих младенцев. Несколько раз то воевода, то Макарин порывались выбраться из спасительной темноты задворок и с голыми руками броситься в атаку. И каждый раз Шубин прижимал их тяжелой рукой к земле и молча указывал в сторону, где к ублюдкам подходил на подмогу очередной отряд человек в десять.

- Они долго готовились, - прошептал Шубин во время одной из остановок. Впереди горела крыша землянки, рядом с которой лежала очередная девка, раскинув окровавленные ноги. Над ней суетились два яргана, один отрезал голову, второй вспарывал живот. – Нагнали сюда несколько сотен, лодки приготовили. Мы своим появлением их только подтолкнули. Небось, хотели глухой ночью напасть, чтобы совсем уж было неожиданно. А здешний князь все войско к нам на север услал, дурак. Поверил ярганам на слово. Ума нет, считай покойник.

- Оружия-то чего нам не захватил, поморец, - спросил Кокарев. – Хоть какое-нибудь завалящее?

- По чужой земле лучше налегке ходить, воевода. Да и нельзя тут огнестрелом баловаться. Сразу все сбегутся.

Ярган с глухим треском вскрыл женщине грудину, погрузил во внутренности руки, достал еще трепещущее сердце, урча, впился в него зубами.

- Тьфу, твари. Не могу больше смотреть, - воевода отвернулся.

- Попробуем перелеском добраться - Шубин пополз в сторону, где за палисадом виднелись заросли кустов и невысоких сосен.

Саргут, сын искарского князя и заложник канасгетов, плелся за воеводой, то и дело отставая. Вид у него был потерянный, он пустыми глазами смотрел на зверства и разгорающиеся пожарища. Казалось, будто еще немного, и он ляжет на землю и закроет глаза, чтобы больше их не открыть.

- Мне очень жаль, - сказал ему Макарин. – ты жил среди этих людей много лет…

Саргут глянул на него непонимающе.

- Они не были мне друзьями, - сказал он. – Я знаю, что у других аманатов в плену заводятся жены, дети. У меня так никого среди них и не появилось.

- Может, это и к лучшему.

- Да. Десять лет назад они напали на мой городок. Сожгли его дотла. И убили всех, кроме меня. Сейчас бог судьбы пришел за ними. А потом он придет за ярганами. И это колесо не остановить. Есть ли смысл ему противостоять? Когда-нибудь оно и вас сомнет.

- Не сейчас точно, - встрял Шубин. – Ты, мил человек, вместо того чтобы болтать, лучше б от своей балалайки избавился. Ни к чему она сейчас, задерживать нас скоро будет.

Саргут прижал к груди футляр с лютней.

- Нет. Кто я без нее?

Шубин махнул на него рукой и двинулся дальше. Перелесок становился все гуще и наконец превратился в бурелом с поломанными и скользкими от лишайников стволами деревьев, переплетенными сетью веток и кустарников. Под ногами захлюпала вода.

Теперь они пробирались еще медленнее. Макарин постоянно оглядывался на шедшего позади всех Саргута. Его лютня часто цеплялась за гибкий и густой березняк, и тогда ему приходилось останавливаться и освобождать инструмент из плена.

- Я думаю, мы зря его с собой тащим, - прошептал воевода, когда Саргут в очередной раз отстал. – Он нам зачем? Песнями развлекать? Тоже мне, Боян нашелся.

- Предлагаешь, бросить тут? – спросил Макарин.

Воевода не ответил.

Они постепенно выбрались из заросшей низины, и снова увидели впереди бревенчатые низкие стены и насыпные крыши полуземлянок, освещенные заревом пожара. В красной пелене меж домами носились черные тени, а наверху, там, где высился княжеский терем, плясали гигантские языки пламени.

- Здесь самое сложное, - сообщил Шубин. – За теми избами площадка, открытая. Там от холма до берега ничего нет. Ни деревца, ни забора, ни даже амбара. Наверно, что-то вроде места торгового. И нам его надо как-то перебежать.

- Это не торговое место, - сказал Саргут. – Это священная поляна. Для жертвоприношений. Ее действительно не обойдешь.

- Ну вот и я о том, - сказал Шубин. – Надо думать.

- Не о чем тут думать, - возразил воевода. – Сперва посмотреть надо.

- Если подойдем ближе, другого пути не будет. Только через поляну.

- Тут, я гляжу, и без того никакого другого пути нету, - буркнул Кокарев и выбрался из зарослей к домам.

Дальше они двигались перебежками, нагнувшись чуть не до земли, от кустов к заборам, от заборов к амбарам, стараясь всегда находиться в тени. Крутили головой во все стороны, чтобы заметить дикарей до того, как они заметят их. Дикарей было много, даже больше чем на пристани. Они сновали у землянок, таскали трупы, с хохотом бегали за домашней живностью, устраивались на ночлег, соорудив что-то вроде походного навеса.

- Эти ублюдки уже чувствуют здесь себя как дома, - прошептал воевода.

Остановились они там, где забор последнего двора подходил вплотную к голому отвесному склону. Поляна отсюда была вся как на ладони. По ее краям, у выставленных в ряд деревянных истуканов, пылали высокие факелы. В центре горел колоссальный костер, чьи языки казалось достигали неба. Толпа ярган, несколько десятков человек, не меньше, сновала вокруг костра, и Макарин не сразу понял, что они делают. Только когда увидел сидящих невдалеке на земле связанных пленников. Там не было воинов, были только старики, женщины и дети. Ярганы выхватывали их поодиночке, оттаскивали к костру, перерезали сухожилия на ногах и ломали руки. После чего живых бросали в огонь и уходили за следующей жертвой. Страшная, объятая пламенем, плачущая, ревущая масса