Осенний Лис - Дмитрий Скирюк

Миновал полдень. Впрочем, догадаться об этом смог бы далеко не каждый — маленькое, затянутое бычьим пузырем оконце почти не пропускало серый свет зимнего дня; лишь колокол на башне с часами возвестил о его наступлении двенадцатью гулкими ударами, да и те потонули в грохоте прибоя — на море сегодня было неспокойно.

Три фонаря под потолком еле разгоняли мрак по углам. Четвертый не горел. Было холодно. Натужный треск поленьев навевал входящему мысли о тепле и уюте, но один лишь взгляд на камин пускал их по ветру — плясавший там робкий огонек, казалось, сам себя не мог согреть. Таверна в Галленском порту — ободранная двухэтажная домина с огромным красным флюгером вместо вывески в этот неурочный час отнюдь не страдала от наплыва посетителей. Она и вовсе пустовала бы, не появись этим утром на рейде два торговых когга с юга. К вечеру полутемное, заставленное низкими липкими столами помещение заполняли все, кому не лень — матросы, рыбаки, торговцы, портовые пьяницы, игроки, наемники и жулики всех мастей — двери были открыты для всех и каждого, — но сейчас лишь дюжина матросов заявилась промочить глотки. Ближе к огню шла игра — там бросали кости, спорили и безбожно ругались. Четверо местных рыбаков за столиком в углу обсуждали какие-то свои дела. Изредка кто-нибудь косился на викинга и тут же поспешно отводил взгляд: Яльмар опрокидывал кружку за кружкой, молча напиваясь в угрюмом одиночестве, и в компании, похоже, не нуждался.

Дверь скрипнула, отворяясь, и с шумом захлопнулась. В таверне заоглядывались.

Вошедший не был моряком. Не был он и горожанином — худой, нескладный парень лет двадцати, безусый и безбородый; он вошел, неуверенно озираясь, и, завидев камин, направился к нему.

Погода, похоже, и не думала исправляться. И обувь и одежда у странника промокли насквозь. Спутанные рыжие волосы свисали липкими сосульками. Шляпы он не носил; старый нагольный тулуп, холщовая рубашка, штаны да пара башмаков составляли все его имущество. Он постоял у огня, грея озябшие руки, затем стянул набухший водою полушубок и уселся на скамейку поближе к очагу с явным намерением обсушиться.

Хозяин таверны смерил незнакомца презрительным взглядом — беднота! — и вразвалочку подошел к нему.

— Чего надо? — с кривой ухмылкой спросил он, уперев кулаки в стол.

Пришелец медленно повернул голову. Взгляд его пронзительно-синих глаз был холоден и равнодушен.

— А что предложишь? — в тон вопросу прозвучал ответ.

Кабатчик плюнул в огонь.

— Рыба, пунш, солонина и пиво. Если не нравится — можешь убираться ко всем чертям. Если есть, чем платить, — сиди. Ну?

— Рыбу, — помедлив, сказал тот. — И хлеба.

— Две менки.

Парень разжал ладонь. Две мелкие монетки легли на неровные доски столешницы. Хозяин сгреб их волосатой рукой и замешкался на миг, взглядом зацепив диковинный браслет у того на запястье — вещица была грубоватой работы, но черный камень, оправленный в тусклый зеленоватый металл, невольно завораживал глаз затейливой игрою красных сполохов. Ничего не сказав, кабатчик угрюмо кивнул и скрылся за кухонной занавеской, где шкворчало и шипело, и откуда в таверну ползли облака маслянистого чада. Вскоре он вернулся, неся обгрызенную деревянную миску с золотистым рыбьим боком и сухую лепешку.

— На.

Парень кивнул и, отломив от лепешки изрядный кусок, принялся за еду.

— Хей, приятель!

Странник повернулся на голос. Два матроса, уже изрядно поднабравшиеся, устраивались на скамье напротив.

— Ты откуда такой рыжий? Нездешний, да?

Тот молча проглотил кусок и отломил другой. Приятели переглянулись.

— Хей, тебя не учили здороваться?

Парень поднял взгляд.

— А тебя?

За соседним столом послышались смешки. Один из матросов — тот, что пониже, — побагровел и сжал кулаки.

— Ну, ты…

— Погоди! — осадил его второй — долговязый малый с серьгой в левом ухе и синеватой наколкой на левой руке. Ощерился щербатой ухмылкой и вынул из кармана игральный роговой стаканчик. Подбросил на ладони кости.

— Сыграем, рыжий?

Тот покачал головой.

— Я не играю.

— Что ж так? Не умеешь?

— Не хочу.

— Ну, один-то разок можно. Уважь старика, — он выложил на стол монетку. — По маленькой, а?

— У меня нет денег.

— Нну-у? — физиономия моряка вытянулась в притворном изумлении. Вокруг снова заусмехались — теперь уже вся таверна с интересом ожидала, чем все это кончится. — Нет денег, говоришь? Ай-яй-яй… А ты браслет свой поставь! С камушком который…

Парнишка вздрогнул и снова помотал головой:

— Нет.

— Да брось ты ломаться! — разгоряченный выпивкой моряк все больше раздражался. Кости брякнули в стаканчике раз, другой, и выкатились на стол. Все невольно подались вперед. — Ого! — радостно вскричал долговязый. — Парень, да тебе везет: гляди — пять и четыре! Готов спорить, что ты выбросишь больше… A может, хочешь первым бросать? так давай. Держи.

— Я же сказал — я не играю.

— А я говорю: будем играть! — Кулак моряка обрушился на стол. Хлеб и рыба полетели на пол. — Тряси!!!

Повисла гнетущая тишина. Странник посмотрел в налитые кровью глаза моряка, вытер руки о рубаху и молча взял стаканчик. Также молча сгреб в него кости, встряхнул и выбросил их на стол.

Все замерли, ошеломленные результатом. Приятели переглянулись — разметка исчезла! Все шесть граней каждого кубика были девственно чисты, словно только что вышли из-под ножа костореза. Народ задвигался, медленно расступаясь. Кто-то присвистнул.

Пришелец поднял взгляд. Тонкие губы тронула улыбка.

— Выброси больше, если сможешь.

Долговязый матрос поднялся.

— Ах вот ты как… — Он заглянул в стаканчик и даже потряс его для проверки. — Схитрил, стало быть. Ну, этим нас не удивишь. Отдавай кости!

Тот пожал плечами и кивнул на стол:

— Забирай.

Верзила потянулся к ним и вскрикнул, отшатнувшись: кости вспыхнули ярким пламенем, а через мгновение занялся и стакан. Теперь уже все матросы вскочили, бранясь и опрокидывая лавки. Заблестели ножи.

— А вот это ты, парень, зря, — ухмыльнулся моряк с серьгой. — С колдунами мы знаешь чего делаем? А ну, ребята, бей его! — Он повернулся, успев уловить краем глаза какое-то движение, и рухнул на пол, сбитый с ног ударом кулака.

В воздухе мелькнул тяжелый боевой топор и с грохотом обрушился на стол. Кости полетели на пол, дымя и разбрасывая искры, щербатая доска столешницы треснула вдоль по всей длине. Вмиг протрезвевшая толпа шарахнулась назад.

Викинг медленно огляделся по сторонам в наступившей тишине. Глаза его горели холодным бешенством.