Осенний Лис - Дмитрий Скирюк

— Зачем?

— Сам не знаю. Раньше казалось, что знал, а теперь… — Он покосился на девушку, усмехнулся невесело. — Странствую вот… от зимы лета ищу.

Ружена помолчала.

— Кто ты такой, Жуга?

Тот вздрогнул и отложил ложку. Потупил взгляд.

— Не спрашивай меня об этом, Руженка, — глухо сказал он. — Пожалуйста…

Она протянула свою руку. Ладонь легла поверх ладони. По щеке у девушки сбежала слеза.

— Молчи, рыжий, — мягко сказала она. — Молчи. Ничего не говори. И знаешь… кто бы ты ни был… Спасибо тебе за все.

Со стороны кровати донесся шелест, и из-под одеяла показалась заспанная Збыхова физиономия.

— Эй, а мне в этом доме сегодня дадут поесть?

Жуга с Руженой посмотрели на кузнеца, затем — друг на друга, и прыснули со смеху.

Уснуть этой ночью Жуга не смог — ныла и зудела рука под браслетом. Почему-то все время маячило перед глазами искаженное болью лицо рифмача, но Жуга лишь под утро догадался, что происходит, и словно бы подброшенный невидимой пружиной, вскочил и заметался по горнице, торопливо одеваясь. Запрыгал на одной ноге, завязывая башмаки.

— Эй, ты чего? — забеспокоился Збых.

Из-за занавески выглянула Ружена.

— Что случилось?

— Они хоронят его! — выкрикнул Жуга. — Хоронят, понимаете?! Они не стали ждать!

Кузнец спрыгнул с печки.

— Погоди, я с тобой…

Жуга лишь махнул рукой в ответ, торопливо нахлобучил шляпу и выскочил за дверь. Збых кинулся вдогонку, на ходу надевая полушубок.

Жуга еще не совсем поправился, был слаб, хромал, и хоть до кладбища добежали быстро, все равно опоздали. Жуга оказался прав — рифмача и в самом деле решили похоронить раньше срока. Уже издали можно было заметить разношерстую толпу на погосте. Здесь собрались если и не все поселяне, то большая их часть. Был здесь и отец Алексий. Два мужика, уже знакомые Жуге, сноровисто орудовали лопатами, засыпая могилу. Мерзлые комья земли глухо стучали по крышке гроба.

— Опять эти двое! — Жуга сжал кулаки.

— Это Карел… и Ешек… — пропыхтел на бегу Збых. — Они у Рудаха батрачат…

— Братья, что ли?

— Ага…

Жуга прибавил ходу. Замахал руками.

— Эй! Стойте!

Поселяне заоборачивались.

Расталкивая толпу, Жуга пробрался к полузакопанной могиле. Красный, распаренный после бега, он все никак не мог отдышаться.

Отец Алексий нахмурился.

— Почто шумишь, вьюнош? Чем кричать, лучше бы спасибо сказал людям за работу. Не время сейчас кричать, и не место. Что не позвали тебя — так то не наша вина: сам ты где-то пропадал последние дни… Отойди в сторонку, не мешай.

Народ вокруг молчал. Мужики снова взялись за лопаты.

— Нет, погодите! — Жуга схватил крайнего из них за рукав. — Вы что же это делаете? Ведь не прошел еще положенный срок!

Тот стряхнул его руку. Сплюнул.

— Прошел — не прошел… Тебе-то какая забота? Думаешь, если сумел у Вацлава нечисть вывесть, так все теперь сможешь? Все равно не вернешь его, как и тех четверых… Отойди, не мешай.

Жуга вздрогнул.

— Четверых? — медленно переспросил он. — Но ведь Зденека вы так и не нашли… С чего ты взял, что он мертв?

В толпе встревоженно зашептались. Жуга огляделся.

— Вот оно что… — пробормотал он. — Кто-то из вас помог мальчонке умереть… Кто-то свел его в лес по осени, ведь так?

Священник покачал головой.

— Побойся бога, странник! Не дело ты говоришь, ох, не дело…

Но Жуга уже никого не слушал.

— Збых! — Он отыскал взглядом кузнеца. — Родители его здесь?

Тот покачал головой.

— У них и так семеро по лавкам — где уж им по кладбищам бегать…

— Ясно, — Жуга кивнул. — А в полях, значит, недород в последние годы… И снегу захотелось. Так, поселяне? Узнать бы, кто вам такое посоветовал… — Он нахмурился. — Бабка Ниса? Хотя, навряд ли…

«Ты думай, чего говоришь!»— загомонили в толпе. — «Мало ли, как дети пропадают!», «Ишь, выискался!», «Все они, ведьмаки, одинаковые…», «Сам небось и пришил дружка-то своего!»

— А еще к Руженке липнет, сволочь!

Жуга обернулся на крик и разглядел в толпе белобрысую голову паренька из корчмы, которому давеча отказался дать зелье. Этого только не хватало!

Кто— то из мужиков — не то Ешек, не то Карел — шагнул вперед, схватил Жугу за руку и попытался оттащить его в сторону, но вскрикнул, наткнувшись на браслет, и поспешно отскочил. Потер ладонь.

— Жжется, гадина!

Жуга покосился на браслет — камень и впрямь вспыхивал, как огонь. Он поднял голову и встретился взглядом со священником. Тот стоял в стороне, нервно теребя наперстный крест.

— А ведь вы знали, батюшка, — сказал Жуга. — Все-все знали. Ведь он, наверно, приходил к вам…

— На все воля божья, — тот опустил глаза. — Я молился за него, но… — Он развел руками. — Бог не вмешается, если люди молчат.

А люди молчали — толпа, угрожающе притихнув, медленно смыкала круг. Збых огляделся. Лица, лица… серые, злые… Неужели он жил с ними рядом столько лет?

«А ведь они боятся… — вдруг подумалось ему. — Всего боятся… Своих хозяев боятся и своих батраков, своих жен и своих мужей… Даже детей своих и то — боятся до смерти…»

Не хватало только искры, чтобы вспыхнул пожар, и искру эту не пришлось долго ждать.

— Бей ведьмака! — вскричал вдруг кто-то, и толпа бросилась вперед. Збых рванулся было на помощь другу, но ему подставили подножку, в воздухе мелькнула лопата, и кузнец, оглушенный, повалился на снег.

— Збышко!!!

Ружена подоспела только в последнюю минуту и не смогла сдержать крика, увидев, как людская волна прокатилась над ее братом и захлестнула рыжего странника.

— Не троньте его!!!

Ее отпихнули в сторону. Девушке оставалось только стоять и бессильно смотреть на кучу шевелящихся тел. Слышались крики, пыхтение, ругательства, треск рвущейся материи.

И вдруг все кончилось.

Никто так и не понял, откуда они взялись — белые волки — пятеро зверей во главе с матерым вожаком; они как-то сразу возникли в самой гуще драки, как возникают ниоткуда хлопья снега в чистом зимнем воздухе, и через миг рыжего паренька окружил вихрь когтей, горящих глаз и щелкающих клыков. Толпа ахнула и схлынула назад, оставив на истоптаном снегу распростертое тело.

В воздухе повисла гнетущая тишина.

Жуга лежал недвижно, уткнувшись лицом в снег. Налетавший ветер шевелил его рыжие, в пятнах крови, волосы. «Убили!» — ахнула какая-то женщина. «Молчи, дура… — грубо осадил ее мужской голос. — Молчи…»

Четыре волка остались стоять неровным полукругом, ощерив острые зубы — замершие, собранные, в любой момент готовые к прыжку. Пятый подошел к травнику, склонился над ним. Мелькнул промеж зубов жаркий розовый язык.