Золотой тюльпан. Книга 2 - Розалинда Лейкер

Он обнял ее за талию, бросив осторожный взгляд на лицо девушки.

— Что наводит тебя на мысль, будто он пойдет на крайние меры?

— Он настолько обезумел, желая получить меня, что, мне кажется, ревность толкнет его на самые отчаянные поступки. Ни один нормальный мужчина не стал бы пользоваться такими методами, как он, чтобы загнать меня в ловушку. Он не слышит от меня ничего, кроме резких отказов, показывающих, что я не желаю участвовать в этом контракте, и единственное, чего я хочу, — это освободиться от него, но он по-прежнему не отпускает меня. Это болезнь. Он просто одержим, и временами я задаю себе вопрос — видит ли он во мне какую-то личность, или я — что-то типа вещи, которую можно искалечить или уничтожить, если возникнет необходимость.

Франческа склонила голову ему на плечо, и Питер нежно погладил кончиками пальцев затылок девушки, думая, как точно она, совершенно не подозревая, определила характер человека, который уже убил однажды и, скорее всего, совершил второе убийство.

— Не стоит бояться за меня. Не забывай, я — солдат народного ополчения, меня учили и нападать, и защищаться, как мечом, так и пистолетом. Отбрось свои опасения за меня.

Франческа взволнованно посмотрела на него.

— Тем не менее, мы не должны рисковать. Я не осмелилась бы встретиться с тобой сегодня, не будь на мне этой маски.

— Значит, прощаемся до декабря, — печально сказал Питер.

— Да, любимый.

Войдя в город, они расстались там же, где и встретились. Франческа сложила плащ и маску в сундук и пошла с Вейнтье на Кромстрат через праздничную ярмарку, где цветные фонарики и яркие костры внесли свою лепту в общее веселье. Мысли ее были с Питером, который скакал в ночи из Делфта, так как был самый разгар сезона продажи луковиц тюльпанов, и это требовало его присутствия в Харлем-Хейсе. И точно также его земля будет всегда притягивать его к себе.

Клара, вернувшаяся с букетиком цветов, подаренным ей отчаянным незнакомцем, показала его Франческе.

— Жаль, что ты не видела его, Франческа.

— Я так довольна, что он выделил из толпы именно тебя.

Гетруд, услышавшая их разговор, презрительно фыркнула.

— Наверное, все остальные женщины на ярмарке отказались от его цветов.

Глаза Клары наполнились слезами от столь болезненной насмешки.

— Вовсе нет! Он был вежлив со мной только потому, что я была одна. Он мог бы преподнести свой букет любой хорошенькой девушке, и ни одна не отвергла бы его с презрением. Вообще-то он пришел со своей возлюбленной. Я видела их вместе, и букет мог бы достаться ей, если бы он захотел, но он купил ей что-то еще. Я заметила их еще раньше у одного из прилавков.

— А что заставило тебя обратить на них внимание? — тихо спросила Франческа.

— То, как они целовались. Как будто они одни на острове, а не среди сотен людей. — В голосе Клары послышалась тоскливая нотка.

Гетруд подошла к ней.

— Тебе следовало бы быть осмотрительнее и не глазеть на столь распутное поведение на людях!

— Там было множество других влюбленных, они тоже целовались и обнимались, — резко возразила Клара с необычным для нее присутствием духа. — На ярмарках такое часто случается.

— Именно поэтому я и не одобряю подобные шумные сборища. Ярмарка-карнавал — старинный обычай, который следовало бы упразднить. — Взгляд Гетруд пресек желание Клары высказать собственное мнение, и она смиренно побрела в свою комнату ставить букет в вазу с водой.

Франческа тоже пошла к себе. Там она еще раз взглянула на кольцо, которое купил ей у прилавка Питер. Это была всего лишь хорошенькая безделушка, но с глубоким значением.

Константин, нахмурившись, смотрел на Алетту, пока она раздавала карты для игры.

— Почему ты не пошла на ярмарку?

— Я не пойду без вас, — твердо ответила она.

Ответ поразил его.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я получила бы от праздника удовольствие лишь в том случае, если бы у вас хватило смелости сопровождать меня. — Алетта прибегла к новой тактике в надежде добиться хоть какого-то результата. Недели, прошедшие после визита родителей Константина, были в высшей степени мучительными.

— Ха! — насмешливо воскликнул молодой человек, разбирая карты. — Каким представлением это могло быть! Ты бы оставила меня в палатке с уродцами, а сама отправилась веселиться на танцах и играх.

Алетта опустила веер из карт и сердито взглянула на него.

— Кто захотел бы смотреть на вас? Вы всего лишь человек без ног. Почему вы постоянно воображаете себя чем-то особенным?

— Ты чертовски дерзка для экономки!

— А вы отвратительно грубы для хозяина!

Константин начал игру, с треском бросив на стол карту. Ему нравилось, что она никогда не лезла в карман за словом, даже когда он сокращал их беседы до придирчивых реплик и пререканий.

— Как, по-твоему, я увидел бы развлечения на ярмарке? Выглядывая из-за опущенных штор портшеза?

Он с горечью вспомнил множество ярмарок, на которых с удовольствием участвовал в разных шалостях, спортивных состязаниях и заигрываниях с девушками.

— Вы могли бы пойти на деревянных протезах. — Алетта внимательно посматривала на карты в руках. В первый раз она решилась намекнуть на протезы, изготовленные уже довольно давно, и костыли, полученные, как и было обещано, от родителей Константина.

— Почему бы не на ходулях? — насмешливо спросил он. — На них даже удобнее.

— Осмелюсь заметить, что вы сумели бы управлять ими, будь у вас достаточно удобные костыли.

По серьезному выражению на лице девушки Константин понял, что она верит во все сказанное насчет деревянных ног, но за последние два дня отдаленная музыка и шум ярмарки, доносившиеся через открытое окно, добавили отчаяния, напомнив, что ему никогда не состязаться больше в спортивных искусствах.

— У тебя добрые намерения, Алетта, — тихо сказал он, — но дело не просто в ходьбе. В моей прежней жизни осталось так много всего, что потеряно для меня навеки.

— Но…

— Разговор закончен. Давай продолжим игру.

Пока они играли, Алетта думала, что Константин далек, как никогда, от того, к чему ей так хотелось его приблизить. Он еще не забыл женщину, которую любил. Возможно, Изабелла, разорвав помолвку в момент, когда она была ему совершенно необходима, навсегда сломила и его дух.

В Харлем-Хейсе Питер размышлял над странной запиской от Герарда, которую ему передали вечером. В ней без всяких объяснений и намеков содержалась просьба быть в харлемской церкви Святого Баво в четыре часа пополудни на следующий день. На одно безумное мгновение промелькнула надежда, что там он увидится с Франческой, но почти сразу же Питер понял, насколько маловероятна подобная мысль.