Дом Утраченных Грез - Грэм Джойс

– Ладно, – сказал Майк. – Ладно, сейчас встану.

Он нащупал посох Манусоса и ухватился за руку ангела, протянутую ему. Как только ангел выпрямился, поднимая его, Майк крюком посоха зацепил его голую лодыжку и резко подсек. Потеряв равновесие, ангел тяжело грянулся наземь.

В следующую секунду Майк оказался верхом на нем и принялся бить крюком по голове. Ангел вертелся под градом сыплющихся на него ударов, а Майк с воплями безостановочно колотил по ненавистному лицу, месяцами являвшемуся ему в кошмарах. Он был в такой ярости – которая должна бы придать ему сил, – что руки у него дрожали, и это ослабляло удары. И ангел, еще не пришедший в себя от ответного коварства противника, изловчился и схватил Майка за горло. Они покатились по земле.

Ангел не отпускал горла Майка. Майк задыхался, кашлял, и, хотя продолжал бить врага по черепу, удары его становились все слабее. Отвернув голову, он заметил металлический башмак, потерянный ангелом в пылу борьбы. Он бросил посох, схватил башмак и ударил ангела металлическим каблуком по лицу. Пальцы, впившиеся в его горло, разжались. Ангел смотрел на него, широко открыв глаза, похожие на черные зеркала. И в зеркале этих глаз Майк увидел свое перекошенное лицо.

Он встал коленями на грудь поверженного врага. Приставил острый носок башмака к левому глазу распростертого святого и всем телом навалился на башмак.

Вопль ангела вознесся к небу, в высь, где летал ястреб. Майк свалился в пыль, задыхаясь, плача.

Когда он обернулся – убедиться, что его враг мертв, то не увидел ни ангела, ни трупа, ничего. Но был металлический башмак, который Майк прижимал к груди. Он никак не мог отдышаться. Оглядел пыльную тропу. Немного в стороне лежал второй башмак. Майк подобрал его и пополз на четвереньках в сторону деревни.

Когда Майк пришел в сознание, то увидел, что его окружает тьма, пронизанная мириадами крохотных трепещущих огоньков. Он был не в состоянии пошевелиться. Лежал в темноте как парализованный.

Вокруг царила полная тишина, и единственное, что двигалось, – это пляшущие огоньки. Медленно, постепенно он повернул голову и определил, что лежит рядом с мраморной надгробной плитой. На камне – надпись золотом. Один из крохотных огоньков приблизился к его лицу и осветил буквы.

Оглянувшись, он увидел: все огоньки трепещут возле таких же черных мраморных плит, и сообразил, что он на кладбище. Он снова сделал попытку пошевелиться и не смог.

«Я умер. Вот что такое смерть».

Послышались шаркающие шаги – кто-то двигался между могил. Старуха в черной вдовьей одежде плелась мимо. Она остановилась поблизости от Майка и посмотрела прямо сквозь него.

«Я не могу видеть ее. Я умер и погребен. Вот что такое смерть».

Старуха зашаркала дальше, и Майк издал стон. Она резко повернулась, прошаркала несколько шагов обратно и вперилась в темноту, по-прежнему не видя его. Майк опять застонал. Старуха завопила и, подхватив юбку, бросилась, хромая, прочь с кладбища. Майк слышал, как ее вопли затихают вдалеке. Где-то залаяла собака.

Спустя пять минут старуха вернулась в сопровождении четверых мужчин. Продолжая причитать и всхлипывать, она жестом показала в сторону лежащего Майка. Мужчины с факелами осторожно приблизились к нему.

– Врача, – сказал Майк. – Мне нужен врач.

Он смог описать змею деревенскому мужчине, который тут же отвез его в ту же больницу в Потами, где лечили его сломанную руку. Там ему ввели противоядие и сказали, что укус именно такой змеи приводит к смерти. Потом бодро добавили: «Не всегда, но порой случается». Опухоль спала почти сразу, и позже в тот же вечер, когда единственным напоминанием о случившемся остались только огромные черно-желтые синяки на ноге, его отпустили домой. Он вызвал такси, чтобы ехать в Камари.

В Палиохоре рассказывают историю об англичанине, которому вера в святого спасла жизнь. Его, укушенного змеей, нашли на кладбище. Он прижимал к себе башмаки святого. И не хотел с ними расставаться. Ни за что.

– Агьос Микалис, – с благоговением повторяли люди друг другу. – Святой. Снова святой явился, чтобы спасти чью-то жизнь.

45

Была уже полночь, когда Майк вылез из такси и пошел по тропинке вдоль берега к Дому Утраченных Грез. Когда сквозь кусты изгороди замелькал огонек масляной лампы, сердце его учащенно забилось. В нерешительности он остановился у ворот, глядя на дом.

Ким была в патио. Не замечая его, она сидела в кресле, читая журнал в тусклом желтом свете лампы. Он прошел в ворота, она услышала, как они со стуком закрылись за ним, и подняла глаза от журнала.

– Привет! – ласково сказала она. – Я уже беспокоилась, куда ты пропал.

Она была прекрасна. Лампа освещала ее сбоку. Все следы горечи и смятения сейчас исчезли с ее лица. Свет играл в темных завитках волос, придавал ощущение бархатистости загорелой коже.

Он топтался на пороге патио, словно гость. В прибранном патио царил порядок.

– Я принес тебе подарок, – сказал он, подняв руку с парой металлических башмаков.

– Мило, – сказала она. – Хотя обычно полагается приходить с цветами.

– Можно цветы будут завтра?

– Обещаешь?

– Да. Цветы завтра. – Он поставил башмаки возле двери.

Ким взглянула на него с недоверием:

– Ты что, стал вдруг верующим?

– Нет. Не думаю. Просто не знаю, что мне с ними делать.

– Майк, ты хромаешь?

– Да. Новая авария.

– О, Майк!

– Но теперь я вернулся.

– Да.

– А ты? Ты вернулась? Я имею в виду – вернулась домой?

– Домой? Да, я вернулась домой.

Майк опустился на пол у ее ног и уткнулся головой ей в колени. Он плакал как ребенок и не стыдился слез. Ким гладила его по волосам, утешая, устремив взгляд на неспокойное, не ведающее раскаяния темное море.

Они отправились в постель. Майк показал ей свои раны. Она провела прохладными пальцами по его синякам.

– Это все змея? – спросила она.

Майк пожал плечами. Он решил не рассказывать ни о Пути Душ, ни об ангеле, ни о старухе в горах, ни о ястребе – ни о чем таком. По крайней мере, сейчас. Это было в прошлом. Все, помимо того, что происходило между ними сейчас, в этот момент, было в прошлом и не имело к этому отношения. Потом они любили друг друга, нежно и самозабвенно. Наконец Майк уснул, не боясь, что опять будет ходить во сне.

Рано утром они вместе купались голышом. Море обдало их холодом, прогнав остатки сна. Они целовались, соленая вода и солнце шампанским шипели на губах. Они плавали, как два дельфина, вновь нашедшие друг друга. Потом брассом поплыли к скалистому островку и там любили друг друга, наполовину в воде, и, отдохнув, поплыли назад.

Когда они, по колено в воде, шли к берегу, дно внезапно заходило ходуном. Они упали в воду, которая быстро мелела вокруг их лодыжек. Изумленно посмотрев назад, они увидели, как море стремительно отступает от берега. Когда они встали, громадная волна вдалеке обрушилась на скалистый островок, где они час назад занимались любовью. Мокрый песок дрожал под их ногами.

– Землетрясение, – сказал Майк.

Они добежали до сада. Волны мчались за ними, захлестывая берег, заливая сад, пенясь у их ног. Земля продолжала трястись. Белые голуби, суматошно махавшие крыльями, куры и утки искали спасение в задней стороне сада, где было повыше. Осел ревел и кругами носился вокруг столба, к которому был привязан. Пенистая волна отступила в очередной раз, море вошло в берега, но земля все еще дрожала. Ким отвязала осла, и тот, тут же перемахнув живую изгородь, галопом поскакал по полю.

– Долго трясет, – сказала Ким.

Потом столб, на котором держалась виноградная шпалера перед домом, покосился в их сторону. Они думали, что он рухнет, но столб устоял. Дверь дома распахнулась, ставни тоже.

– Тут не опасно? – засомневалась Ким.

– Все равно нам некуда идти!

Ничего не оставалось, как ждать, когда толчки утихнут. Стена уборной покосилась, но не слишком. Водяной насос ушел сквозь землю. Исчез целиком.

Толчки прекратились, и воцарилась мертвая тишина. Голуби стали садиться на деревья. Майк и Ким смотрели друг на друга: кажется, кончилось наконец. Майк подошел к дыре, в которой исчез насос.

– Не подходи слишком близко!

Он видел его. Насос провалился футов на шесть или семь. Из дыры шел пар и пахло серой. Майк отступил назад.

Они пошли взглянуть на патио. Бетонный пол треснул в шести или семи местах. Из одной щели валом валили муравьи и многоножки. Узкая расщелина в земле уходила под патио. Из нее поднимался пар. Столб под виноградной кроной закачался, когда Майк дотронулся до него.

– Что-то не хочется заходить в дом. Надо двигать в деревню.

– В таком виде?

Майк забыл, что он по-прежнему голый. Он шагнул в патио, потом рванулся в дом и вернулся с какой-то одеждой. Пришлось заскочить еще раз – за деньгами.

– Остальное заберем позже.

Они пошли в деревню. Там царила суматоха, видны были разрушения, но никто, кажется, серьезно не пострадал. На такси Лакиса, которое было не застраховано, упала стена. Никого, кроме владельца, это несчастье, похоже, особенно не волновало; в конце концов, каждому досталось от землетрясения.