Письма Йони: портрет героя - Йонатан Нетаньягу

После того первого огневого удара много не стреляли, и было такое чувство, когда ждешь, чтобы кто-то что-то предпринял. Я лично помню, что в этот момент я испугался. Очень боялся. И тогда я увидел картину, которую буду помнить всю жизнь: я вдруг увидел, как Йони поднялся совершенно спокойно, как будто там ничего не происходило. Жестами показал людям, чтобы они тоже поднялись. Все лежали за укрытиями, а он стал продвигаться, как на военных учениях. Он шел выпрямившись, отдавая команды налево и направо. Я помню, как я подумал, будучи его солдатом: "Какого черта! Если он так может, значит, могу и я!". Я встал и начал сражаться".

(Отрывок из воспоминаний офицера)

Бой закончился уничтожением сирийского десанта, насчитывавшего человек 50. Наши силы, числом в 30 человек, потеряли двоих. После того, как было остановлено продвижение сирийцев, наши войска перешли в контрнаступление. Силы под командованием Йони служили для прикрытия и рекогносцировки танковых войск, совершавших прорыв. По ночам, когда измученные боями танкисты располагались на ночевку, отряд Йони охранял их от неожиданного нападения. В одну из ночей отрядом была уничтожена вражеская противотанковая группа. В другие ночи Йони совершал проникновения за линии сирийцев, успешно устраивая засады против коммуникаций противника.

Во время последнего наступления израильских войск при Тель-Шамсе Йони услышал по телефону, что танкист Йоси Бен Ханан тяжело ранен и оставлен на территории противника. Йони вызвался его спасти – и выполнил задание. За этот поступок он в 1974 году получил награду.

Еще одной операцией, в которой Йони играл важную роль, было продвижение на огневые позиции 175-мил- лиметровых израильских пушек, нацеленных на пригороды Дамаска. Командир полка в северной части Голанских высот генерал запаса Авигдор Бен-Гал (Януш) поручил Йони перевезти артиллерию ночью, по очень трудной для продвижения местности между нашими и вражескими линиями. Продвижение артиллерии было точным и успешным, и к утру Йони вернул орудия к нашим линиям.

В конце войны Цахал подготовил захват израильского военного поста на Хермоне, попавшего перед этим в руки сирийских командос. Йони со своими людьми поднялся на одну из вершин Хермона и оттуда несколько ночей следил за действиями противника на указанном посту. Йони доставил разведывательную информацию, необходимую для осуществления атаки сил Цахала, закончившейся захватом поста. Во время самой атаки Йони со своими людьми блокировал подачу подкрепления сирийским войскам, а когда пост перешел в наши руки, убил несколько отступавших вражеских солдат и взял в плен десятки.

Шула, шалом! 7.11.73

Каждый вечер я отмечаю, что опять прошел день, а я все еще у вас не побывал. Я хочу, чтобы ты знала, что происходит это только из-за перегруженности работой. Даже на азкару в четверг мне не удастся приехать.

Странно представить себе нас без Амитая, без его прямой и гордой осанки, без его здорового смеха, без его высокой нравственности и небезразличного отношения к происходящему, без эффективности всего, что он делал, и чувства надежности, которое он распространял вокруг себя, без того размаха, с которым он исполнял любое взятое на себя задание, без его знакомства с каждым из прекрасных уголков страны и без его рассказов о Веред.

Но все это недостаточно выражает то, что я хочу сказать. Ведь больше всего Амитай олицетворял собой здорового, цельного, живого человека.

Г одами мы приучали себя к тому, что за право жить в этой стране, на этой земле, мы должны дорого платить. Мы пытались окружить себя защитной стеной, которая позволила бы нам примириться с зияющими вокруг нас проломами, примириться с тем, что некоторых людей мы перестаем окликать по имени, что с некоторыми »овс»- рищами мы не пойдем рядом.

И теперь, с внезапной пустотой, образованной в нас смертью Амитая, рухнул защитный механизм, который мы так старались привести в действие, – и осталась только боль.

Трудно говорить об Амитае в прошедшем времени. Он все еще с нами, среди нас, часть нас, часть нас всех.

Твой Йони.

Дорогие мама и папа! 17. 11. 73

Это мое первое письмо после окончания боев. В стране все еще не говорят об окончании нынешней войны или о следующей войне, а только о продолжении нынешней (если она возобновится, конечно). Все еще преобладает настроение народа, находящегося в состоянии войны. Резервисты полностью мобилизованы, и на экономике страны это очень ощущается. Легко заметить это также на улицах города, где преобладают женщины, дети и старики и очень мало молодых мужчин. Что сулит завтрашний день? У меня есть четкое мнение о том, что следует делать, но я не уверен, что нынешнему правительству вполне ясно, куда мы идем. Война привела, наконец, к перемене взглядов в значительной части общества, и этот идейный сдвиг – к лучшему. Трудно сказать, насколько это широко распространилось в народе, но вскоре узнаем

– в конце декабря выборы. Я, во всяком случае, смотрю с горечью и злостью на то, как в другой части общества до сих пор живет надежда на мирное соглашение с арабами. Здравый смысл и им говорит, что своей основной цели – уничтожить нашу страну – арабы не изменили, но самообман и самообольщение, всегда вредившие евреям, работают снова. Это наша большая беда. Хочется верить – и верим. Не хотим видеть – и закрываем глаза. Не хотим учиться на уроках тысячелетней истории – и извращаем ее. Хотим приносить жертву – и жертвуем. Если бы не трагические последствия, над этим можно было бы смеяться. И грустно за этот еврейский народ, и раздражает он.

С другой стороны – как сильна нация, как велика онг в минуты кризиса! Вся – как стальной кулак. Весь народ – молодые солдаты, юристы, врачи, служащие, рабочие – превращаются в танкистов, пехотинцев, летчиков и моряков. Это не просто резервисты, явившиеся "из другого мира", а органическая часть единой и сильной армии. Поразительно, до какой степени удалось добиться того, что армия – это действительно весь народ.

Несомненно, это была самая тяжелая из пережитых нами войн. По крайней мере – самая интенсивная, вызывающая больше ужаса и страха (не во мне лично, а в тех, кто менее "профессионален"), с большим числом убитых и раненых, поражений и побед, чем другие известные мне войны. Но именно из-за первоначальных поражений победа была так велика. Я не собираюсь сейчас распространяться о просчетах в оценке военной ситуации, в анализе разведывательных данных, в военной доктрине, говорить о политических ошибках, о беспечности всего народа. Армия сильна и несомненно доказала, на что она способна. И опять же: когда я говорю "армия", я подразумеваю не только регулярную армию, а весь народ. Регулярная армия ценой тяжелых потерь остановила противника, но войну выиграл народ.