Калигула - Зигфрид Обермайер

Поскольку Клавдий как раз находился в Риме, Калигула приказал доставить дядю во дворец, представил его своим гостям и велел — как ученому рабу — почитать греческих поэтов.

Клавдий заикался, и в конце концов одна из сестер казненных улыбнулась. Она тут же притихла, как только мать угрюмо глянула на нее, но Калигула же радостно зааплодировал.

— Хоть кого-то мне удалось рассмешить! — торжествовал он.

Потом он напился так, что все последующие события для императора покрыла густая пелена тумана. Он только помнил, что собирался затащить в постель более красивую из сестер, но опьянение помешало.

«Это просто поправить», — подумал Калигула, ощущая тяжесть в чреслах. Уже два дня он не имел женщины, потому что не мог решить, какую из них осчастливить. Все они — от двенадцатилетней рабыни до благородной матроны, матери семейства, — ждали только его кивка. Он мог владеть всеми! Представление о том, какие лица при этом будут у некоторых господ заставило его рассмеяться.

Это случилось вскоре после его возвращения с Сицилии. Друзиллу провозгласили Пантеей, а его одолело жгучее желание женщины. Звать рабыню представлялось божественному Августу недостойным, и он пригласил во дворец патрициев, известных своими красавицами-женами. Так он мог выбирать спокойно, не торопясь.

Среди приглашенных присутствовал Валерий Азиатик, чья жена особенно заинтересовала Калигулу, потому что он видел, как та пыталась спрятаться, чтобы ее не заметили. Другие бросали на него томные взгляды, делали все, чтобы привлечь внимание императора, но сегодня он хотел осчастливить жену Валерия Азиатика, известного своим богатством, чувством юмора и полным отсутствием тщеславия.

Он поднялся и вытащил Валерию из-за спины мужа.

— Смотрите, смотрите, кто тут прячется, не желая порадовать императора!

Валерия покраснела и опустила голову. Ее супруг делал вид, будто наблюдает самую что ни на есть обыденную сцену, не произнес ни слова и выжидал.

«Его счастье, — подумал Калигула, — что он знает меня и понимает, чего делать никак нельзя».

Он отвел упирающуюся Валерию в соседние покои. Она была красива, эта молоденькая патрицианка, но не сделала ни одного движения ему навстречу, и удовольствия Калигула не получил. Когда все кончилось, женщина разрыдалась. Император отвел ее обратно и толкнул к мужу.

— Получай, Валерий! Пора бы тебе научить ее, как следует угождать мужчине. Что толку в хорошеньком личике, если внутри холодно и сухо?

Смущенные лица остальных так воодушевили Калигулу, что он послал слугу за деньгами. Их он бросил несчастной на колени и произнес:

— Император оплачивает и такие услуги! Но только медью, потому что ни золота, ни серебра ты не стоишь! Тебе еще многому надо научиться!

Окрыленный приятными воспоминаниями, Калигула откинул одеяло и встал.

И правду говорят про проституток, что они — лучшие любовницы. Они не застывают ни от страха, ни от благоговения, их зады так весело танцуют, что это доставляет настоящую радость.

Тут ему вспомнилась гречанка Пираллия. Перед ним сразу возник ее образ, стройная фигура, серо-зеленые глаза, блестящие каштановые волосы. В ее присутствии императора свалила священная болезнь, после которой он почувствовал себя богом, она стала свидетельницей того значительного события. При этом он так и не прикоснулся к ней.

Сладко зевнув, Калигула взялся за колокольчик.

— Занавеси отодвинуть! Ванна готова? Пришлите Каллиста!

Слуга, почувствовав доброе расположение императора, робко улыбнулся.

— Все готово, император! Каллист ждет твоего пробуждения.

В тот же миг вошел секретарь, поклонился и протянул несколько свитков пергамента.

— Некоторые важные решения…

— Нет, Каллист, не сейчас! Проводи меня в термы, тебе наверняка тоже надо освежиться.

Каллист подавил тяжелый вздох. Он уже искупался сегодня, но ему ничего не оставалось, как сделать это еще раз.

В огромном дворце располагались две бани. Одна под открытым небом, ее использовали только летом; для холодного времени года существовали термы поменьше, воду там можно было быстрее подогреть. Туда они и отправились.

— Мы растолстели, Каллист, — заметил император, раздеваясь.

— Я не люблю худых людей, — ответил секретарь. — При виде тощего человека сразу закрадывается подозрение, что он или болен, или скуп.

Император рассмеялся:

— Или и то и другое!

Он погрузил свое волосатое толстое тело в воду, блаженно постанывая.

— Лето прошло, народ ждет от меня зрелищ. Достаточно ли у нас зверей?

Каллист погладил огромный живот:

— Медведи, волки, львы, слоны, тигры — всего вдоволь.

— А корм для бестий? Человеческое мясо?

— Застенки переполнены. Но приговоренных к смерти, похоже, недостаточно — или только для одного представления. Остальные — мелкие воришки, драчуны, буяны…

Калигула улыбнулся.

— Мы поступим благородно. Дай им в руки меч и пусть борются. Кто выживет, отправится на свободу, а остальных не жалко. Рим как чудовищное чрево, день за днем рождает все новых мошенников. Нам нет нужды жалеть, Каллист, ни животных, ни людей.

Эмилий Лепид вернулся в Рим в приподнятом настроении. Правда, они с Гетуликом так и не смогли прийти к единому мнению, где должно произойти покушение на Калигулу, но безусловную готовность преисполненного ненависти легата принять участие в свержении императора Лепид посчитал успехом. Точное время тоже не было установлено. Легат еще хотел привлечь на свою сторону мужа сестры, наместника в Паннонии Гая Кальвизия Сабина, а Лепид рассчитывал на то, что растущая страсть Калигулы убивать породит новых врагов, которые пополнят круги заговорщиков.

Для себя Лепид разработал особый план. Он хотел попытаться снова вернуть доверие Калигулы, войти в его ближайшее окружение, чтобы из его высказываний и намеков вовремя сделать правильные выводы.

Тут никаких проблем не возникло, и скоро он вновь сопровождал императора во время ночных походов по публичным домам. На следующий день они обычно вместе отдыхали в термах, цирке или в театре, но император никогда не заговаривал о вещах, которые так интересовали Лепида. Это настораживало и пугало. Часто случалось, что один из круга друзей Калигулы, повеселившись в его компании, возвращался, ничего не подозревая, домой, где его уже поджидали преторианцы. Несколько дней спустя труп его сжигали на костре. Причем император до последнего момента делал вид, будто этот человек — его лучший друг, кричал на прощание: «До завтра!», когда тот уже шел в руки палачей.

«Так может произойти и со мной, — думал Лепид. — Завтра или даже в ближайшие часы». Как мог, он постарался обезопасить себя. Купил на чужое имя на окраине города дом, чтобы бежать туда в случае малейшей угрозы.

Калигула все свое окружение держал в напряжении, проявляя чудеса перевоплощения. Люди, которым он много месяцев назад цинично предсказывал закат жизни, все еще здравствовали, а те, кто спокойно праздновал с императором, наслаждаясь его расположением, уже превратились в пепел.

Калигула объяснял это по-своему. Так принято у богов! Они не оповещают о своих намерениях, а просто действуют по настроению.

— Фортуна и Юпитер не утруждают себя сообщением о решениях. Я поступаю так же.

Лепид передал эти слова Агриппине. Ее строгое красивое лицо вспыхнуло от гнева:

— Он сумасшедший! Какое-то время я думала, что он играет роль бога, а теперь вижу, что брат действительно себя им считает. Да он почти достоин жалости.

Лепид вскипел:

— Жалеть тирана? Этот человек превратился в палача всех римских патрициев. И он убивает просто по настроению — как это делают боги! Кстати, ты говорила с Ливиллой?

Агриппина кивнула:

— Я осторожно намекнула. С тех пор как она с Сенекой, сестра опасается за него. Калигула ненавидит поэта и ищет повода его уничтожить. Ливилла сказала, что если человек становится настолько опасным, то наша обязанность, пусть он и приходится нам братом, остановить его.

— Смелые слова, — довольно заметил Лепид. — Теперь у Калигулы нет поддержки в семье. Как к этому относится Клавдий? Что ты о нем думаешь?

Агриппина насмешливо скривила рот.

— Добрый дядя Клавдий! Знаешь, что говорила о нем собственная мать? Природа начала его создавать, но, к сожалению, так и не закончила. Если кто-то казался ей ограниченным, бабушка обычно говорила: «Он глупее моего сына Клавдия». Он не представляет опасности, но и помощи от него ждать не приходится. Когда ты станешь императором, отправь его из Рима в загородный дом, и этим окажешь ему величайшую услугу. В сомнительном случае Клавдий, конечно, примет нашу сторону, потому что Калигула унижает его и издевается над ним так, что другой бы давно закололся.