Люди без Планеты - Олеся Андреева

— Рената! — Шикнула на меня Настя.

Но я ее не слышала. Только теперь обратила внимание на то, что они все здесь наголо бритые. Я погладила ее впалые щеки, руки мои дрожали. Перебарывая внутреннее желание выдрать все провода и вытащить ее из капсулы, я все же заплакала. Я уже смирилась с их смертью. Лучше бы они действительно умерли!

Мысль забрать ее ударила меня разрядом молнии. Она все равно умрет, так какая разница, сможет ли она дальше жить без всех этих физрастворов щедро орошающих ее организм.

— А если она придет в себя? — Настя неожиданно оказалась рядом со мной. Мы смотрели друг другу в глаза. Она взяла мои руки и четко произнесла. — Пусть она лучше будет в забытье. Она уже все пережила.

Сомнения заколотились в висках. Речь уж шла не о ее спасении, а о моем личном спокойствии. Все эти люди фактически мертвы, и возвращать их, не зная, верны ли действия, поможет ли это, не менее жестоко, чем затащить сюда. Но я не хотела, чтобы последние воспоминания о моей матери были такими.

— Кто-то идет! — Зашипел Сергей.

'Неужели попались!' — пронеслась мысль в голове. Тут же моментально вырисовался план возможных действий. Если придется, то я отвлеку римпвийцев, пока мои друзья будут выбираться. Это хоть как-то могло выразить мою признательность. Как просто и глупо звучало.

Прятаться было абсолютно некуда. Мы кинулись к самым дальним капсулам. Бешено колотящиеся сердца наверняка оставили кучу эмоциональных следов. Но вошедший римпвиец нас не только не заметил, но и вообще вел себя странно. Мельком выглянув из-за капсулы, я проследила, как он прошел в противоположную сторону помещения, где находился Сергей. Механически передвигаясь, он подходил к каждой капсуле, 'подключался', считывал информацию. Римпвийцы, среди которых мы находились, не отличались эмоциональностью. Но этот определенно был киборгом. Я готова была выскочить из убежища и увести римпвийца из этой комнаты, чтобы Настя и Сергей успели вернуться.

Настя в моем напряжении заподозрила что-то, но не успела ничего сделать. Пока римпвиец был сосредоточен на очередном доноре, я отбежала подальше от ошарашенной Насти. Римпвиец был, похоже, начисто лишен всех восприятий, не слышал и не видел меня. Ждать, пока он сам соизволит ко мне повернуться, я не могла. Еще одна секунда и ноги бы отказали от волнения. Поэтому, не медля, я крикнула: 'Эй!' Хотя на самом деле хотелось кричать: 'А-а-а! Помогите!'

Римпвиец медленно повернулся, соображая, кто я и почему не лежу в одном из 'гробов'. С реакцией у него явно было плохо. Я даже успела обрадоваться этому. Если он и остался бы таким неповоротливым, у нас всех троих был шанс сбежать.

Если бы не началось землетрясение.

Пол дрогнул, а затем пустился в пляс. Едва удержавшись на ногах, я бросилась к выходу, убедившись, что Настю и Сергея посетила та же мысль. Для родных я уже ничего сделать не могла. Я только могла выжить для них.

Казалось, земля переняла все свойства бумаги, готовая прорваться в любой момент. Треск и скрежет камней затопил уши, которые бесполезно было закрывать руками. Комнату залил мигающий свет и высокий прерывающийся звук, который мог быть только сигнализацией. В движение пришли все капсулы. Сами они поднялись над полом на метр, крышки тихо закрывались. Все двери открылись, мы кинулись из хранилища, чтобы успеть к месту перехода, которое специально для нас 'олимпиец' оставил активным. Но тут же столкнулись лицом к лицу со служащими фермы. Их недоумение от встречи с нами было не сравнимо с нашей досадой. Но это не отразилось на слаженности их действий. Они, к великому сожалению, не были столь неповоротливы, как предыдущий. Нас тут же обезвредили.

Я так и не поняла, что это было, инъекция или удар током.

Просыпалась медленно, как будто прорывалась сквозь слои ваты. Казалось, что сознание уже очнулось, но только дело доходило до открытия век, как я понимала, что все еще сплю. Это мучительное состояние длилось часами, нагоняя на меня ужас. В холодном поту, испуганная я с воплем вскочила. Но тут же повалилась назад на твердое ложе, пристегнутая ремнями по рукам и ногам. Тут же вспомнила все, что случилось, и не удержалась от жалостливого стона. Бешеными глазами я озиралась по сторонам, прикусив губы, что бы не взвыть. Наткнувшись на взгляд Насти, я боялась встретить упрек. Это было бы справедливо. Но она, как и я, не выражала ничего, кроме страха.

И тут на меня навалилась вся безнадежность положения. Это был тупик, теперь-то уже никто не появиться, чтобы спасти нас. Мы дошли до последней точки.

Так почему же мы еще соображаем?

И где Маша?

Очередной скачек земли напомнил мне, что я связана. Это должно было беспокоить меня меньше всего, но что за неполадки с погодой? От этих трясок вся небольшая палата ходила ходуном. И полный римпвиец, направляющийся к нам, проявлялась все чудеса воздушной гимнастики, чтобы предстать пред наши мутные очи.

— Добрый день, друзья мои! — Я впервые видела на Римпве кого-то столь отличающегося во внешности от остальных римпвийца. Он был невысок, тучен, лысина его блестела в свете холодных ламп, как покрытая инеем. Средь морщинок на нас смотрели улыбающиеся темные глазки. Мне даже в голову пришла кошмарная мысль, что это мог быть человек. — Имя мое Бакх. И я с великодушием приветствую вас в моей скромной обители, головном Центре Стабилизации Римпвы! — Он развел пухлыми руками в стороны, как радушный хозяин инквизиторской пыточной, оснащенной по всем правилам, нормам и положениям. Я сглотнула. — О, не бойтесь друзья мои! Никакой боли! И вам, как последним полноценным представителям планеты Земля, моим землякам, у меня полный почет. Сентиментальным меня заставила быть гибель родной планеты. Впрочем, жизнь на Земле у меня явно не задалась.

Что за чушь он нес? Он землянин? Как мог человек помогать римпвийцам во всем этом? Но, похоже, Бакх получал от своей должности настоящее удовольствие. Он придвинул кресло на колесах от стола к кушеткам, на которых лежали мы.

— Да, моя работа — это дело моей жизни. Наконец-то я занимаюсь чем-то значительным.

Мы смотрели на человека бешеными глазами. Определенно, он должен был состоять на учете в психиатрической больнице. За выявлением его отклонений далеко ходить не приходилось.

— Где моя дочь? — Сдавленно прошептал Сергей, сдерживая крик.

Лучше бы он этого не делал. Приятное удивление отразилось на лице инквизитора.

— Есть еще и дочь? — Протянул он довольно. — Сколько лет? Судя по вашему возрасту, должна быть молода.

Сергей понял, что сдал свою дочь этому извращенцу. Теперь было самое время молить о том, чтобы она осталась с 'олимпийцем', чем появилась бы здесь, став почетным донором Римпвы. Пусть это и означало, что дочь он свою больше не увидит.