Гогенцоллерны. Характеристика личностей и обзор политической деятельности - Владимир Николаевич Перцев

проект перекройкой заново избирательных округов, уничтожением или, по крайней мере, ослаблением трехклассной системы и введением тайного голосования. Наоборот, консерваторы находили, что правительственный проект идет на слишком большие уступки обществу. Особенно неприятно было для них предполагаемое правительством введение прямых выборов. Они заключили союз с центром и так переделали правительственный законопроект, что он вышел из ландтага в совершенно неузнаваемом виде. Палата господ, однако, опять значительно приблизила его к правительственной редакции, но когда законопроект вернулся в ландтаг, то консервативно-клерикальный блок обнаружил твердое намерение настаивать на всех своих первоначальных поправках. Тогда канцлер взял весь законопроект обратно. Вступать в борьбу с теми партиями, которые составляли главную опору всей его политики, у него не было никакого желания. В сущности, вся история с избирательной реформой была не чем иным, как своего рода политической игрой с обществом: канцлер почти наверняка знал, что его проект не встретит сочувствия в прусской палате и будет отвергнут, но, выступая в качестве реформатора прусского избирательного права, он этим самым привлекал к себе сочувствие средних общественных классов, готовых многое простить ему за его якобы добрые намерения. Выходило так, что, ничего не изменяя в прусском государственном строе, он вместе с тем снимал с себя клеймо непримиримого консерватора и сторонника юнкерских идеалов. Проект избирательной реформы был похоронен после этого на долгое время[36].

Одной из самых существенных мер, проведенных в канцлерство Бетман-Гольвега, было введение конституции в Эльзас-Лотарингии. Внешне эта мера имела довольно яркий либеральный характер, но канцлер, давая свое согласие на эльзас-лотарингскую конституцию, руководствовался соображениями, не имеющими ничего общего с либерализмом. Во-первых, ему нужно было снискать дружбу католического центра. В Эльзас-Лотарингии 3/4 населения были католиками и, демонстрируя свое доверие к католической стране, канцлер совершал действие, очень приятное для клерикалов. Во-вторых, канцлер ставил цель привлечь к себе эльзасцев на случай враждебного столкновения с Францией. Война с ней была уже в 1911 г. далеко не одной только теоретической возможностью[37], и иметь во время этой войны сочувственно расположенное к Франции население внутри Германии, в ее собственной провинции было, конечно, очень опасно. Канцлер понимал, что убить франкофильское настроение в Эльзас-Лотарингии можно только большими уступками в ее пользу, и этим, главным образом, и объясняется его конституционная уступчивость по отношению к эльзасцам; как бы то ни было, в 1911 г. Эльзас-Лотарингия получила конституцию. По этой конституции в ней вводились две палаты: нижняя, выбиравшаяся на основе всеобщего, прямого и тайного (но не равного[38]) голосования, и верхняя, наполовину назначавшаяся императором и наполовину замещавшаяся высшими духовными и светскими должностными лицами провинции и выборными от университетов, больших городов, от торговых и промышленных камер и сельскохозяйственного совета. Конституция, однако, оставила наместника Эльзас-Лотарингии в прежнем безответственном положении, и грубость прусской администрации, а особенно нестерпимо заносчивое поведение офицеров и солдат продолжали возбуждать неудовольствие местного населения[39]. Нижняя палата, выбранная на основе всеобщего избирательного права, ужо в 1912 г. выразила недоверие правительству. Это страшно рассердило императора, который надеялся прочно привязать к себе эльзасцев введением областной конституции. По своей всегдашней невоздержанности в словах, он, приехав в Страсбург, грозно заявил городскому голове, что если дело будет так продолжаться, то «мы просто отменим вашу конституцию и присоединим вас к Пруссии». Слова императора, не могли, конечно, иметь никакого реального значения, так как без согласия рейхстага он не мог своей властью отнять однажды данные эльзасцам права, но они ясно показывали, что до мира между германским правительством и эльзас-лотарингским ландтагом было еще далеко.

Проект избирательной реформы в Пруссии (хотя и неудавшейся) и эльзас-лотарингская конституция носили, по крайней мере внешне, характер уступки общественному мнению. Зато во всем остальном Бетман-Гольвег принял вполне определенный консервативный курс. Это было тем труднее, что после выборов 1912 г. соотношение сил в рейхстаге изменилось в явно неблагоприятную для правительства сторону. Центр потерял 11 мест, консерваторы — 12, свободные консерваторы — тоже 12, национал-либералы — 8; зато очень усилились социал-демократы, число депутатов которых с 46 увеличилось до ПО. Теперь левая половина рейхстага (причисляя к ней и национал-либералов) имела некоторый перевес над правой, хотя и очень ничтожный — всего в 4 голоса. Этим своим перевесом либералы воспользовались прежде всего для того, чтобы увеличить права рейхстага. В наказ рейхстага были включены две новые статьи, по которым рейхстаг получал право, во-первых, признавать ответы канцлера на запросы рейхстага неудовлетворительными (по предложению 30 членов рейхстага), а во-вторых, ставить канцлеру разного рода вопросы по делам внутренней и внешней политики. Под видом изменения наказа рейхстаг, в сущности, вводил изменение конституции, и германское правительство в лице имперского статс-секретаря по внутренним делам Дельбрюка выразило резкий протест против этого; министры и члены союзного совета даже покинули зал заседаний рейхстага. Ввиду такого отношения правительства к принятым изменениям наказа вотумы недоверия со стороны рейхстага получили только моральное значение и не влекли за собой никаких реальных следствий. Правительство их открыто игнорировало, но и рейхстаг вел себя довольно независимо по отношению к правительству, причем бывали случаи довольно острых столкновений между ними[40].

Стоя на страже правительственных интересов, канцлер в то же время довольно ревниво поддерживал то первенствующее положение, которого достигли в немецком обществе аграрии при его предшественниках, и старательно охранял их имущественный права от всяких посягательств. В 1911–1912 гг. рейхстаг принял предложенные правительством новые увеличения армии и флота; особенно много расходов требовала реформа флота, предусматривавшая создание третьей Морской эскадры и большого количества подводных лодок. На квинквинат 1912–1917 гг. требовалось более миллиарда марок. Для покрытия этих расходов левая половина рейхстага предложила (1912 г.) вернуться к проекту наследственных пошлин, на введении которых недавно настаивал Бюлов. Консерваторы, однако, восстали против этого проекта с той же энергией, как и три года тому назад, но новый канцлер поступил иначе, чем его предшественник. Он уступил аграриям и даже заставил уйти в отставку статс-секретаря по финансами Вермута, который имел мужество настаивать на наследственных пошлинах. Вермут был заменен более угодным для аграриев министром Кюном, и проект пошлин на наследства был похоронен. В другой раз канцлер поддержал аграриев в вопросе о повышении цен на мясо осенью 1912 г. Чтобы ослабить это подорожание, национал-либералы, свободомыслящие и клерикалы потребовали в рейхстаге снижения ввозных пошлин на скот, мясо и кормовые средства. Канцлер, однако, энергично встал на защиту интересов юнкеров, поставлявших из своих имений на рынки убойный скот, и решительно воспротивился всякому понижению таможенных пошлин.

Благоприятствующая аграриям политика нового канцлера находила живейшее одобрение у императора. В 1913 г. он не нашел