Гогенцоллерны. Характеристика личностей и обзор политической деятельности - Владимир Николаевич Перцев

400 отделений и более 40 тысяч членов. В члены общества записывались, главным образом, немецкие купцы и помещики, которые следили на местах за всякого рода успехами поляков в области производства, торговли или сельского хозяйства и обо всем замеченном доносили прусской администрации. В то же время развивалась и деятельность основанной Бисмарком колонизационной комиссии; в 1898 г. ей уже не хватило прежде ассигнованной сотни миллионов, и потребовалось вторичное ассигнование новых ста миллионов. Несмотря на большие затраты, деятельность комиссии не была особенно успешной. Поляки очень неохотно продавали ей свои земли, и в ее руки попадали лишь неплодородные, заброшенные, обремененные долгами земельные участки, да и то за очень высокую цену — раза в три выше рыночной; однако и такой земли оказалось недостаточно, и колонизационной комиссии приходилось покупать земли даже не у поляков, а у немцев. В то же время поднимавшееся польское бюргерство довольно удачно конкурировало и в торгово-промышленной области с немецкими купцами и промышленниками. Все это побудило Бюлова приняться с удвоенной энергией за германизацию заселенных поляками прусских областей (Познани, Силезии, Западной и отчасти Восточной Пруссии). Из всех германских канцлеров он оказался в этом отношении самым ревностным, причем, проводя свою германизаторскую политику, он особенно любил подчеркивать свою верность традициям дома Гогенцоллернов, который, по его словам, был всегда «неустанным и бдительным, но в то же время храбрым и решительным охранителем германских границ». В своей книге Бюлов решительно указывает на обязанность правительства «делать все зависящее для того, чтобы сохранить и усилить германскую национальность в бывших польских владениях» и «следить за тем, чтобы германцы не были вытеснены поляками из восточной части Германии». Для этой цели он не жалел денежных средств: в 1902 г. в распоряжение колонизационной комиссии было представлено еще 150 миллионов марок, в 1908 г. было ассигновано 321 миллион марок вообще на борьбу с польской национальностью. Но и здесь результат не оправдал ожиданий: поляки не только почти перестали продавать свои земли колонизационной комиссии, но и сами занялись скупкой немецких земель. В течение 1904–1905 гг. они скупили земель на 31 тысячу гектаров больше, чем продали. Ввиду этого Бюлов прибегнул к еще более решительным мерам: в 1904 г. он провел через прусский ландтаг закон, по которому при всякой покупке земли в Познани и Западной Пруссии нужно было испрашивать разрешения властей; конечно, оно охотно давалось немцам и крайне неохотно — полякам. В 1908 г. через ландтаг прошел новый закон, которым правительству было предоставлено право в пределах определенной земельной площади производить в известных случаях и принудительное отчуждение польских земель. Нужно, однако, заметить, что хотя закон и прошел, но правительство долгое время не решалось производить принудительного отчуждения земель в польских провинциях, и первый такой опыт был произведен лишь в 1913 г. О практическом значении последнего закона поэтому пока еще преждевременно судить. Зато закон 1904 г. возымел действие, и польское землевладение почти перестало увеличиваться; но оно и не уменьшалось, так как поляки по-прежнему отказывались продавать свои земли немцам, и дело колонизации немцами польских провинций, несмотря на большие средства, затраченные на это (с 1886 г. по 1910 г. более 650 миллионов марок), надо признать в конечном итоге неудачным.

Не многим более удачной была и культурная германизация Польши. В Польше усиленно насаждались немецкие школы; польский язык был запрещен как язык преподавания; даже Закон Божий должен был преподаваться на немецком языке. Польские общества, польская пресса подвергались всякого рода преследованиям. В 1908 г. правительство предложило рейхстагу законопроект, которым предполагалось запретить в общественных собраниях произнесение речей не на немецком языке: однако рейхстаг нашел, что это чрезмерное требование, и законопроект был изменен: запрещение должно было касаться публичных речей только в тех местностях, где «инородческое» население не превышало 60 % общего числа жителей. Поляки, однако, очень энергично отстаивали свою самостоятельность, и дело не раз доходило до острых столкновений между местными властями и польским населением. В 1906–1907 гг. возникла даже школьная забастовка, и множество детей, конечно, с согласия своих родителей отказались посещать школы. Для защиты своих прав на национальное воспитание польская молодежь стала образовывать союзы самообразования и просвещения. В Познани, западной Пруссии и Силезии возникло бойкотистское движение, направленное не только против немецких купцов и промышленников, но и против немецкой интеллигенции (адвокатов, учителей, докторов). Вместе с тем в этих провинциях процент польского населения не падает, а из года в год возрастает (это объясняется, главным образом, большей плодовитостью польского крестьянского населения в сравнении с немецким). Ввиду всего этого ни культурное, ни хозяйственное подавление поляков немцами пока еще не имеет места.

Кроме поляков, правительство Бюлова с большой подозрительностью относилось еще к датчанам и евреям. Правительственное недоверие к ним, однако, не достигало такой остроты, как по отношению к полякам; гонения на евреев не шли дальше устранения их из офицерства, дипломатической службы и администрации, и крайние требования немецких антисемитов не пользовались большим сочувствием правительства. Что же касается эльзасцев, то правительство, остерегаясь их тяготения к Франции, держалось по отношению к ним довольно примирительно; в 1902 г. был даже отменен закон, по которому в некоторых случаях наместник мог получать диктаторские полномочия. Правительство имело ввиду как бы приручить эльзасцев, добиться их дружбы, но, конечно, уничтожить их тяготение к Франции оно не могло.

В общем направлении политики Бюлова огромную роль сыграли внешние отношения. С самого же начала своего канцлерства Бюлов принял крайне агрессивный тон. В своей книге он объяснял эту агрессивность тем, что «ввиду беспокойства и разочарованности, охвативших Германию в течение первых десяти лет после ухода Бисмарка, на общественное мнение возможно было оказать давление, только играя на струнах национализма и будя в народе самосознание». Не позволять, чтобы Германии кто-нибудь посмел наступить на ногу, не допускать разрешения каких-либо, даже не имеющих прямого отношения к интересам Германии вопросов без ее участия и вмешательства — вот что стало теперь лозунгом всей внешней политики Бюлова. Благодаря этому в международных отношениях Германии при Бюлове вопросы самолюбия заняли первостепенное место, часто даже вопреки здравому пониманию реальных выгод немецкой нации. В этом заключалась коренная разница между Бюловым и Бисмарком. Бисмарк был реальным политиком в точном и прямом значении этого слова и никогда бы не допустил, чтобы амбициозное понимание национальной чести в чем бы то ни было могло повредить прочности международного положения в Германии и ее добрым отношениям к тем державам, с которыми, по его мнению, Германии было выгодно дружить. Для Бюлова, а также и для самого Вильгельма на первом плане стояла забота о том, чтобы имя немца было грозно во всем свете,