Подменённый - Алексей Калугин

Шагадди вполне резонно заявил, что если лейтенант жив и находится где-то поблизости, то либо сам найдет дорогу к лагерю, либо даст о себе знать выстрелами. Если же он забрел черт знает куда, то найти его все равно не удастся, а вот потерять оставшихся людей, блуждая по лесу, в котором не знаешь, что за тварь кинется на тебя в очередной раз, можно совершенно запросто. Ну а если лейтенант не дай Бог погиб, так и искать его незачем – не тащить же на себе весь обратный путь его мертвое тело. Так что пусть, мол, пока лейтенант Дрони Манн числится пропавшим без вести.

Подобная речь звучала хотя и несколько цинично, но зато точно отражала сложившуюся ситуацию. Не оставалось никаких сомнений в том, что следует прекратить разведку и как можно скорее выбираться из леса. Однако, несмотря на то что было всего-то девять часов вечера, в лесу начали сгущаться сумерки. Быть может, причиной тому были кроны деревьев, полностью закрывающие небо. Но после той чертовщины, с которой людям уже довелось повстречаться в лесу, вполне можно было предположить, что и время здесь течет по-иному.

В отсутствие лейтенанта Манна командование взводом должен был принять на себя сержант Апстрак. Но именно сейчас, когда оставшиеся в живых смотрели на него с ожиданием и надеждой, а сам он не чувствовал ничего, кроме опустошенности и невыносимой усталости, Андрею меньше всего хотелось брать на себя груз командирских обязанностей.

Расставив посты вокруг лагеря, Андрей отдал часовым прежний приказ – стрелять без предупреждения во все, что движется.

– Исключение можно сделать только для лейтенанта Манна, – ехидно заметил при этом Шагадди.

– Слушай, за что ты его так невзлюбил? – спросил его Драмс.

Шагадди сделал вид, что не понял, о ком идет речь.

– Кого? – спросил он.

Присев на корточки возле прогоревшего костра, Шагадди набрал полную пригоршню остывшей серой золы и, высыпав ее на разбитый кровоточащий кулак, прижал сверху ладонью.

– Ты что делаешь? – возмущенно воскликнул Драмс.

Скорчившись от боли, Шагадди зажал раненую руку под мышкой.

Минуты две он только отчаянно скрипел зубами и отталкивал локтем пытавшегося помочь ему Драмса. Наконец он достал руку из-под мышки и показал ее приятелю. Рана на ней была покрыта плотным слоем почерневшей от крови влажной золы.

– Видал! – с гордостью сообщил Шагадди. – Лучшего способа дезинфекции человечество пока еще не изобрело!

– Ты псих, Шагадди, – безнадежно покачал головой Драмс. – У нас же есть антисептик.

– Да?! А что, если этот шар был бешеным? – с вызовом спросил Шагадди.

– Ты думаешь, это тебе поможет? – с сомнением посмотрел на руку Шагадди Драмс.

– Ладно, не болтай, Драмс, – требовательно тряхнул раненой рукой Шагадди. – Завязывай.

Драмс безразлично пожал плечами – твоя, мол, рука, тебе и решать, что с ней делать, – и взялся за бинт.

– Так что у вас с лейтенантом? – снова спросил он у Шагадди.

– Любовь у нас с ним, – похотливо осклабился тот. – Большая и чистая.

– То-то ты его сегодня утром пристрелить собирался.

– Утром что, утром я просто дурковал. А сейчас, попадись он мне, я бы его точно пристрелил.

– За что, позволь спросить?

– А куда он, по-твоему, исчез, когда стрельба началась? Лешаки его утащили?

– Я не видел, – пожал плечами Драмс. – Меня там не было.

– Не расстраивайся. Те, кто был, тоже ничего не видели. И я не видел. Но я тебе точно скажу – деру дал лейтенант, как только эти чертовы мячики стали на нас бросаться. У меня у самого от их воплей мурашки по спине бегали. А лейтенант… – Не закончив фразу, Шагадди просто махнул здоровой рукой. – Сбежал он, вместо того чтобы командовать боем. Ты меня знаешь, я никогда не был близким другом Апстрака, поэтому я тебе честно скажу: если бы сегодня он не взял командование на себя, убитых среди нас было бы гораздо больше.

– Готово. – Драмс закрепил конец бинта и хлопнул Шагадди по плечу.

Расставив посты, в лагерь вернулся Андрей.

– Как дела? – на ходу спросил он у Драмса.

– Всем пострадавшим помощь оказана, – ответил тот.

– Командир! – взмахнул перевязанной рукой Шагадди. – Мне полагается отпуск по ранению!

– Напиши рапорт, – устало усмехнулся Андрей. – Пробовал еще раз связаться с командованием? – снова задал он вопрос Драмсу.

– Бесполезно, – покачал головой тот. – Мертвый эфир.

Опершись на приклад автомата, Андрей присел на корточки возле парня с оторванной кистью.

Солдат сидел на земле, раскинув ноги в стороны, и, прижимая к груди, баюкал свою обмотанную белыми бинтами культю. Голова его была чуть откинута назад. Равнодушный взгляд абсолютно пустых, ничего не выражающих и, похоже, ровным счетом ничего не видящих глаз бессмысленно скользил по крыше над головой, собранной из перекрывающихся крон деревьев.

– Как твое имя, солдат? – положив руку парню на плечо, спросил Андрей.

Голова солдата чуть повернулось в сторону. Взгляд огромных голубых глаз переполз на лицо сержанта. – Я недавно в вашем взводе и еще не успел запомнить всех имен, – смущенно объяснил Андрей.

– Рядовой Хатшак, – деревянным голосом произнес парень.

– Тебе досталось сегодня… – Андрей чуть сильнее сжал плечо солдата. – Рука болит?

– У меня нет руки, – спокойно, словно констатируя факт, ответил Хатшак.

Андрей нервно сглотнул и повернул голову в сторону.

– Я сделал ему сенедроновую блокаду, – сказал сидевший возле погасшего костра Снаттер. – На десять-двенадцать часов она полностью снимает боль. Потом будет хуже, но… Если за сутки мы доставим парня в госпиталь, то с ним все будет нормально.

Свою рану Снаттер сам обработал и перевязал. И, похоже, она его совсем не беспокоила. Ловко орудуя ножом, Снаттер одну за другой вскрывал консервные банки, готовясь к предстоящему ужину.

– Не расстраивайся, парень! – бодро крикнул Шагадди. – И с одной рукой можно воевать! Было бы желание!

– Не раскисай, Хатшак, – негромко произнес Андрей. – Выберемся из этого леса, а там посмотрим, что делать. Пожизненный солдатский паек ты себе уже заработал. А в наше время это не так уж мало.

– Сержант, – солдат неожиданно посмотрел на Андрея совершенно ясным взглядом. – В том, что мы делаем, есть хоть какой-то смысл?

– Что ты имеешь в виду? – несколько растерянно переспросил Андрей.

– Я хочу знать, ради чего я потерял руку.

В первый момент, услышав этот вопрос, Андрей почувствовал замешательство. Что можно было ответить парню, ставшему калекой в неполные двадцать лет?.. Лейтенант Манн наверняка произнес бы какую-нибудь патетическую речь о служении отчизне и верности долгу. Но нужно ли это сейчас парню, баюкающему свою изуродованную руку, словно младенца?