Генетик - Анатолий Маев

Следующие два человека так же безошибочно выдали по юмореске, прозвучавшие на десять минут позже в передаче «Всеобщий смех». На сцене остался последний из добровольцев. Ясновидящий объявил, что он предскажет нечто из области запредельного: поведает о событии, которое случится в стране через несколько месяцев.

Никто в зале не догадывался, о чем пойдет речь. Никто, кроме руководства коммунистической партии. Потому что сегодня должен был начаться последний, главный рывок к власти. Именно сегодня голосом Еврухерия Макрицына, способность которого предсказывать будущее сомнений у народа не вызывала, было постановлено сообщить сенсацию. Еврухерий, в последние годы ставший известным всей стране и за ее пределами, как никто другой подходил на эту роль. Так решили в узком кругу Вараниев, Шнейдерман, Восторгайло и присутствовавший без права голоса Велик.

Ясновидящий подошел к микрофону:

— Сообщение будет состоять из двух частей.

Зал замер в напряжении. Тихо поскрипывали кресла, в единый звук слились шуршание одежды, единичные глубокие вздохи и шипение вентиляции. Еврухерий позвал к микрофону добровольца, а сам отошел в глубину сцены, повернулся к нему спиной и закрыл глаза.

— Товарищ Лемин жив! — заявил мужчина, имея при этом такое выражение лица, которое говорило, что он сам себе не верит.

Воцарилась тишина. Ее нарушил низкий сомневающийся голос:

— Адрес сообщите, пожалуйста. При всем доверии к вам, уважаемый господин Макрицын, не верю! Посмотреть хочется.

— Станиславский нашелся… — послышалось осуждение из зала.

Ясновидящий, не обратив внимания на реплику, продолжил шокировать народ устами добровольца:

— Когда состояние Велимира Ильича ухудшилось критически, группой врачей-большевиков было предложено не дожидаться, когда он умрет, а заморозить его и таким образом сохранить жизнь до тех времен, когда медицина научится бороться с недугами, которыми Ильич страдал. На Шпицбергене в условиях строжайшей секретности было сооружено хранилище, в которое и доставили тело. Ученые регулярно наведывались туда, чтобы проверить состояние Вождя. А в Мумияхран был помещен загримированный труп другого человека, который и по сей день там находится. И вот несколько лет назад Вождь был извлечен изо льда, оживлен и излечен. Более того, специальные процедуры позволили вернуть ему молодость, и сейчас он выглядит лет на восемнадцать-двадцать, не больше. Велимир Ильич готов к работе! Вскоре он возьмет на себя руководство партией! Скоро страна заживет по-новому!

Макрицын, обдумывая следующую фразу, взял паузу. Он устал — нервное напряжение достигло апогея. Еврухерий внезапно почувствовал, что сознание покидает его: кружится голова, пол уходит из-под ног. Ясновидящий пошатнулся, сделал шаг вперед и открыл глаза. Вмиг лицо его исказилось в гримасе.

— Не надо, уважаемый Еврухерий Николаевич, таким омерзительным образом реагировать на каждое мое появление! — с неподдельной обидой попросил Семен Моисеевич, представший взору Макрицына. — Будьте объективны, перед вами — человек слова! Вы, надеюсь, не запамятовали, что я обещал присутствовать на сегодняшнем представлении? Больше ничего не говорите, умоляю. Зал не сможет правильно вас понять — людей с развитым интеллектом здесь мало, за редким исключением. Вы же понимаете, какая публика ходит на шоу… Признаться, я все еще обижен на вас. Ума не приложу, за какие грехи порывались вы несколько дней тому назад меня жизни лишить? Я же вам ничего плохого не сделал, а вы на меня с гвоздодером… И до сих пор не извинились! Ну да бог с вами. Собственно, я ведь по поводу сегодняшнего действа явился. С самого начала тут присутствую и должен сказать, что несколько некорректно вы фактами манипулировали. Но я далек от мысли упрекать вас. Такое напряжение! Вот и оговорились. Это непременно надо исправить! Прогоните своего никудышного помощника со сцены, встаньте лицом к публике и повторяйте за мной.

— Но ведь вас люди увидят! — испугался Макрицын.

— Эх, Еврухерий Николаевич… Вы так и остались тем наивным человеком, каким я вас увидел много лет назад. Люди видят только то, что хотят видеть и что им дают видеть! Ну, начнем…

И Макрицын подчинился. Не мог не подчиниться, потому что голос Семена Моисеевича действовал на него каким-то непостижимо магическим образом.

— Спасибо, вы свободны, — сказал он добровольцу, продолжавшему, не понимая зачем, стоять на сцене.

— Отлично, Еврухерий Николаевич! — услышал Макрицын голос «полуфранцуза-полуеврея». — Потрясен вашей тактичностью. Итак, повторяйте за мной…

— Уважаемые господа, — заговорил ясновидящий, ретранслируя слова Семена Моисеевича, — в только что увиденном вами эксперименте наглядно проявилась одна из самых пагубных особенностей головного мозга человека: склонность к интерпретации. Я лично против интерпретации ничего не имею. Да и вообще в упрощенном истолковании, переводе сложного на понятный язык дурного нет. Однако в наше меркантильное время, когда духовные ценности все более вытесняются материальными, люди буквально помешались на собственности и пытаются распространить ее на совершенно неподходящие области. Как следствие, появилась чудовищная по своей абсурдности химера под названием «собственная интерпретация». А интерпретация не может быть собственностью!

Зрители слушали Еврухерия внимательно, но предположить дальнейший ход его мыслей никто не отважился: все были уверены, что произносится сей монолог не беспричинно, и готовились к «жареному». Семен же Моисеевич продолжил диктовать Макрицыну:

— Желая показать наглядно, как «собственная интерпретация» делает, образно говоря, из ананаса тыкву, я и предложил гражданину, только что стоявшему на сцене, озвучить мои мысли. Что из этого получилось, все прекрасно слышали. Чтобы вы, уважаемые зрители, убедились, насколько они были искажены, позвольте мне ознакомить вас с тем содержанием, которое на самом деле было передано гражданину.

— Не понимаю, что с ним случилось, — прошептал Восторгайло Вараниеву и Шнейдерману поочередно. — Как будто другой человек говорит!

Первый и второй человек в партии и сами были удивлены не меньше. Красноречие Еврухерия не тронуло только Велика, продолжавшего пристально рассматривать грудастую двадцатилетнюю блондинку, сидевшую слева от него через два места.

— Позволяем! — донеслось до Макрицына из зала. — Только побыстрей, а то что-то тягомотины много, а фокусов мало…

Еврухерия разозлило услышанное, но Семен Моисеевич успокоил его, заявив, что, если реагировать на каждого дурака, жизни не хватит и нервная система истощится рано. Макрицын, успокоившись, продолжил повторять фразы, произносимые «полуевреем-полуфранцузом»:

— Да, Лемин, можно сказать, вновь среди нас, господа! Почти век назад группа врачей, вынуждаемая большевиками, забальзамировала труп их главаря, и впоследствии, вопреки всем христианским канонам, он не был предан земле, а выставлен на всеобщее обозрение. Для этого в центре Москвы соорудили Мумияхран. Ученые периодически забирали покойника на профилактику, поддерживая тело в нужной кондиции. А двадцать с небольшим лет назад черный гений от науки некто Аполлон Юрьевич Ганьский за большие деньги, уплаченные капиталистом по фамилии Гнездо через лидера Коммунистической партии гражданина Вараниева Виктора Валентиновича, взялся в лабораторных условиях явить на свет второго Велимира Ильича Лемина. Если точнее сказать, сделать из мертвого первого — живого второго. Для данных целей путем подкупа сотрудника Мумияхрана был приобретен фрагмент ткани покойника, и гражданин Ганьский создал из него эмбрион, который затем был успешно подсажен коммунистке легкого поведения Хвостогривовой Жанетте Геральдовне, выносившей и родившей ребенка, которого назвали Велимиром Ильичом Леминым. Так вот, если вы, уважаемые зрители, сравните две озвученные версии, у вас не останется и тени сомнения в правоте моей позиции по поводу пресловутой «собственной интерпретации». Это все, что я хотел сказать. Спасибо за внимание! — закончил Семен Моисеевич диктовать Макрицыну.

Увлеченные зрители не обратили никакого внимания на две группы людей, поднявшихся одномоментно в разных частях зала и направившихся к выходу. С серым, каменным лицом, с глазами, полными звериной злости, впереди первой группы быстро шагал председатель Вараниев. Вторая группа двигалась медленно: Марина поддерживала Ганьского под руку.

— Господин Макрицын, — обратился к ясновидящему импозантно одетый молодой человек, аккуратно причесанный и очень бледный, — прошу прощения, но я так и не понял, что следует из всего сказанного вами? Что вы категорически против понятия «собственная интерпретация», с чем я готов поспорить, или что Лемин вновь среди нас?