Трофей для Хищника (СИ) - Анна Юта

Прячу его в карман и иду в ближайший цветочный. Мне нужно хоть что-то сделать. Лавок, которые продают эти пыльцесборники, здесь в окруже целых три. Подхожу к ближайшей, не заходя в павильон, прошу сделать мне букет из десяти пионов и трех ирисов и украсить красиво, как они умеют.

Девушка-цветочница с холодным сосредоточенным лицом производит необходимые манипуляции и вскоре протягивает мне пучок цветов, приправленный какой-то травой и веточками. Наверное, я мог бы счесть его красивым, если бы он не действовал на меня, как слезоточивое оружие массового поражения.

Нос мгновенно отекает, глаза зудят. Чихаю три раза подряд, да так, что в голове звенит. Нет, Эльвира точно будет рада этим цветам. Кладу букет на капот, а сам забираюсь в машину. Ищу в бардачке антигистаминные таблетки. Как-то я их туда забросил… Нахожу и глотаю без воды. Лень искать киоск. Минут через двадцать меня начинает чуть отпускать, но не до конца. Однако я уже человек! Пока снова не взял цветы в руку. Плевать.

Телефон непривычным звуком оглашает салон. Афанасий. Сразу снимаю трубку, хотя внутри все переворачивается. Врач сообщает, что с Эльвирой можно повидаться и на детей посмотреть. Все мои в полном порядке.

С души скатывается огромный валун. Выскакиваю из машины как мальчишка, хватаю цветы и почти бегу в клинику.

На этаже меня встречает Афанасий.

— Неважно выглядите, Игорь, — замечает он укоризненно. — Простыли?

— Аллергия, — показываю ему букет. Нос снова отек и гнусавит.

Он кивает, успокаиваясь. Думаю, с вирусами тут даже на этаж подниматься не стоит.

— Эльвира в семнадцатой палате, — врач поправляет очки в тонкой оправе и окидывает меня придирчивым взглядом. — В уличной одежде к новорожденным не стоит заходить, как и в обуви.

Он велит мне пройти за ним и у дверей ординаторской выдает мне свежий белый халат, аж хрустящий, будто только что отутюженный. Указывает на висящий на стене дозатор для бахил. Надеваю что требуется и направляюсь к палате, но у дверей все же полностью снимаю ботинки и в носках захожу к Эльвире.

Она полудремлет на каталке, а рядом в двух одинаковых кюветах лежат полностью запеленанные пацаны. Спят.

— Все-таки пришел, — вяло тянет Эльвира, улыбаясь мне. — Я тебе звонила…

— Прости, я не мог ответить, — подхожу и целую ее в лоб. Кожа прохладнее, чем я ожидал, видимо, девочка потеряла много сил. Киваю ей на малышей: — Рад, что все хорошо закончилось.

Эльвира посмеивается и тут же морщится от боли. Ах да, смеяться ей сейчас противопоказано.

— Все только начинается, Игорь! — она смахивает рефлекторные слезы и вглядывается мне в лицо. — Что у тебя с голосом?

Спохватываюсь. Я и забыл, что притащил ей букет! Все забыл, стоило ее увидеть. Даже будто дышаться стало легче, хотя нос, конечно, по-прежнему заложен.

— Это тебе, — показываю ей букет.

Наблюдаю расцветающую на ее лице улыбку, и на сердце теплеет, в душе становится светлее. Эльвире букет пришелся по вкусу. Кладу его на подоконник и оглядываюсь в поисках вазы или чего-то похожего.

— Я вдруг понял, — добавляю задумчиво, — что никогда не дарил тебе цветов, и решил это исправить.

Да, для меня цветы — не только рассадник аллергии, а в принципе бесполезный подарок. Они завянут и единственное, что они дадут, — эмоции, которые так же быстро сменятся. Я всегда предпочитал подарки, которые останутся и продолжат радовать через время — машину, одежду, музыкальный инструмент. Да я никому цветы не дарил. Даже Жизель.

— Не страдай в следующий раз от своей аллергии, — улыбается Эльвира. — Цветы быстро вянут. Мне очень приятно, правда, но это необязательно. Я люблю тебя не за подарки, Игорь.

Удивительная женщина! Единственная, наверное, кто спокоен к цветам, из всех, кого я знаю. Эльвира и правда особенная. И не оставляет ощущение, что она ниспослана мне самой Судьбой, чтобы помочь мне вернуть свою пропащую душу. Так и креститься недолго, черт. Усмехаюсь себе.

— Афанасий Викторович сказал, что через три дня я смогу уйти домой, если не будет осложнений со швом, — Эльвирин голос вырывает меня из мыслей. — За это время шов подзатянется, а врачи обследуют мальчишек.

— Ты подумала, как мы их назовем? — напоминаю ей о наболевшем вопросе. Мы обсуждали этот момент, но так и не пришли к единому мнению.

— Подумала, — твердо отвечает Эльвира. — Я принимаю твое предложение. Михаил и Павел.

— Ты точно больше не хочешь назвать хотя бы одного татарским именем? — спрашиваю осторожно, потому что в прошлый раз это стало камнем преткновения.

— Нет, я все решила, — выпаливает она. — Михаил и Павел. Я больше не хочу пускать в свою жизнь ничего татарского.

В этот момент я вспоминаю, что ее отец приезжал на днях. Через Женю выяснил, где теперь Эльвира, и приехал в Золотой Орел познакомиться. Естественно, я не отказал тестю в беседе.

— А что, если я скажу тебе, что твой отец изъявил желание общаться с внуками? — спрашиваю и уже по сереющему лицу Эльвиры понимаю, что зря это сделал. Следовало просто скрыть визит ее отца.

— Спасибо, что сказал, — безжизненно отвечает она. — Я же вроде отпустила обиды, да? Я думала о том, стоит ли моим приемным родителям видеть и общаться с внуками. Видимо, настало время проверить твердость моих установок на практике.

67

До выписки Игорь приезжает в клинику по два раза в день, утром и вечером, когда позволяют приемные часы, и сидит со мной и малышами до упора. Благородно отворачивается, когда я прикладываю малышей к груди. Педиатр все же рекомендовал смешанное вскармливание, так что я докармливаю пацанов смесью и совершенно спокойна, что они сыты.

В день прощания с клиникой Игорь привозит мне новую одежду. Гордо вручает, заявляя, что сам ее купил, и уходит в комнату ожидания. Это оказывается очень красивое сиреневое платье в пол в стиле спортивного кэжуала. Прямое, с разрезом до колена и капюшоном. Как длинное худи. Вздыхаю, понимая, что сейчас для меня это единственная форма одежды. Я сильно поправилась за время беременности, так что для возврата к любимым вещам мне придется как следует похудеть.

К выходу из отделения меня провожают медсестры, каждая из которых несет по одному моему ребенку. У Павла голубая ленточка на конверте, а у Михаила — синяя. Точно как те пинетки. Уж не Игорь ли распорядился?

Дверь в отделение — металлопластиковая с матовыми стеклами — как в замедленной съемке открывается передо мной, и глазам предстает целая толпа людей, в первом ряду