Обречены воевать - Грэхам Аллисон

по осуждению решительного отказа Китая исполнять решение Постоянного арбитражного суда, который отверг притязания Пекина на Южно-Китайское море. Некоторые наблюдатели восприняли такой шаг как лицемерие со стороны Вашингтона, напоминая, что США точно так же отмахнулись от решения Международного суда ООН, когда ЦРУ в 1980-х годах заминировало гавани Никарагуа в попытке свергнуть сандинистское правительство этой страны[632]. Очевидно, что сегодня постановления международных органов выполняются неохотно. Тем не менее в той мере, в какой государства возможно убедить следовать решениям наднациональных структур и соблюдать международные правовые нормы, как было с Испанией и Португалией в пятнадцатом столетии, эти факторы способны сыграть важную роль в улаживании конфликтов, которые в противном случае вполне могут закончиться войной.

Германия против Великобритании и Франции

1990-е годы – по настоящее время

Генри Киссинджер отмечает иронию судьбы: «Спустя семьдесят лет после того, как были опрокинуты претензии немцев на господство в Европе, победители теперь уговаривают Германию, в основном по экономическим соображениям, возглавить Европу»[633]. В 1989 году, после падения Берлинской стены, премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер призвала президента Джорджа Г. Буша не допустить поспешного воссоединения двух Германий и предупредила, что иначе «немцы миром добьются того, чего Гитлер не смог получить войной»[634]. На самом же деле, пускай порой действия объединенной и окрепшей Германии вызывают негодование, возвышение Германии в Европе состоялось не только без войны, но и в контексте того, что военный конфликт с европейскими соседями стало практически невозможно вообразить. Причины этого наводят на размышления.

Вторая мировая война завершилась тем, что советские войска оккупировали восточные области Германии, а войска коалиции во главе с США заняли запад страны. Это разделение виделось многим европейским стратегам окончательным решением той «немецкой проблемы», которая послужила причиной обеих мировых войн. Когда железный занавес «спустился по континенту», как выразился Черчилль, конкуренция между Советским Союзом и «свободным миром» рассекла Европу надвое. В ответ США учредили Организацию Североатлантического договора. Если вспомнить многократно цитировавшиеся слова первого генерального секретаря НАТО, миссия альянса состояла в том, чтобы «отпугнуть Советы, привлечь американцев и подчинить немцев»[635].

Твердо настроенные не повторять ошибок международной политики, которые превратили Европу в поле кровопролитной схватки на большую часть двадцатого столетия, мудрые европейские лидеры, прежде всего Жан Монне и Робер Шуман[636], постарались обеспечить налаживание тесных экономических взаимосвязей между народами Европы, в первую очередь между Францией и Германией. Торговые узы вскоре разрослись до общего европейского рынка, на котором товары торговались свободно, без обложения пошлинами. Так был заложен первый камень намного более масштабного и амбициозного европейского проекта, который предполагает отказ от ряда составляющих национального суверенитета в пользу наднациональных общеевропейских институтов. В договоре об учреждении Европейского сообщества угля и стали, одного из ключевых предшественников ЕС, Монне описывал институт, призванный «заложить конкретные основы Европейской федерации, существование которой необходимо для поддержания мира на континенте». Отдельные видные государственные деятели, поддержавшие это движение, даже воображали объединенную Европу как некий аналог Соединенных Штатов Америки. Но все, включая самих немцев, похоже, соглашались с тем, что Германия останется в подчиненном положении. Неся ответственность за холокост и прочие преступления против человечности, совершенные нацистским режимом, немцы не доверяли себе и с готовностью приняли отведенную им второстепенную роль в европейских институтах.

Но на заключительном этапе холодной войны, когда рухнула Берлинская стена, возникла перспектива воссоединения Германии. Европейские партнеры Западной Германии особенно громко выражали свои опасения. Премьер-министр Великобритании Тэтчер и президент Франции Франсуа Миттеран неоднократно обращались к президенту Джорджу Г. Бушу, призывая Америку помешать воссоединению. Как прилюдно заявил французский посол Германии, объединение приведет «к рождению Европы, подвластной Германии, чего не хотят ни на Востоке, ни на Западе»[637][638]. Тем не менее президент Буш и его совет по национальной безопасности не отступались. Впрочем, они настаивали на том, что единая Германия должна состоять в НАТО (но не собирались ее разоружать или оставлять нейтральной, как предлагал советский лидер Михаил Горбачев). Для Буша объединенная Германия во главе общеевропейских институтов оказывалась центральным элементом представления о «единой и свободной Европе»[639].

Как и предвидели Тэтчер с Миттераном, нарастание экономического могущества постепенно обеспечивало Германии преобладание в определении политических тенденций на континенте. В 1989 году ВВП Германии приблизительно равнялся ВВП Великобритании и Франции, а сегодня он больше на 40 процентов[640]. Когда Европейское сообщество сделалось Европейским союзом, а большинство его членов поддалось уговорам и согласилось поменять национальную валюту на общеевропейский евро, местоположением Европейского центрального банка выбрали, разумеется, Германию. При этом, даже при укреплении немецкого превосходства, Германия продолжала придерживаться стратегии интеграции с соседями. Как отметила известная немецкая исследовательница Хельга Хафтендорн, ЕС направил «силу Германии на создание наибольших благ» и добился появления «европеизированной Германии», а не «онемеченной Европы»[641].

Когда я пишу эти строки, исход «европейского эксперимента» остается неопределенным. Мировой финансовый кризис обострил противоречия, присущие евро (прежде всего то обстоятельство, что общая монетарная политика реализуется в отсутствие общего фискального органа), и вынудил немцев спасать Грецию и другие страны. Многие аналитики предсказывали гибель европейской валюте. Но пока евро в целом жив. Когда Европу заполонили беженцы из ближневосточных стран, охваченных хаосом «арабской весны», евроскептики вновь вспомнили о мрачных прогнозах и принялись предрекать, что «конец близок». В июне 2016 года голосование по «Брекситу», по итогам которого Великобритания решила покинуть ЕС, стало для многих окончательным признаком неизбежного краха порядка, сложившегося после окончания холодной войны. Но архитекторы европейского проекта понимали, что кризисы, угрожающие выживанию их детища, неизбежны, – и закладывали в свой проект некий предел прочности. Более того, с их точки зрения, кризисы создают возможности для усиления интеграции, ликвидируя очаги политического сопротивления.

Выступая как экономическая сверхдержава и обретая все больший вес на политической арене, в военном отношении Германия сравнительно слаба. В 1945 году ее насильственно разоружили и демилитаризовали в рамках процесса денацификации. Гарантии безопасности со стороны США, в особенности американский «ядерный зонтик», сохранившийся и после воссоединения, успокоили соседей Германии и лишили страну любых поводов к наращиванию численности своей армии. Постепенно руководители Германии рационализировали эту ситуацию, приняв постмодерную концепцию международного порядка, которая признает безопасность естественным положением дел. Вместе с большинством своих европейских коллег немецкие военные сегодня чаще исполняют символические и церемониальные, нежели «исконные» функции. В этом отношении «нейтрализованная» Германия не является «типичным» игроком на международной арене.

Шанс 2: Государства могут встраиваться в крупные экономические, политические и военные организации, которые будут сдерживать их исторически «нормальное» поведение.

Германия – это образец экономического и политического гиганта, который остается карликом в