Возвращение капитана Виноградова (сборник) - Никита Филатов

– На следующей выходим!

Дагутин встал и от души потянулся:

– Вперед, труба зовет…

Улицы заполняла кромешная темень, кое-где подчеркиваемая издыхающими фонарями. Трамвай, расставшись с последними пассажирами, облегченно затрусил дальше.

– И все-таки это кто-то свой, имевший доступ.

– Почему? – Владимир Александрович поежился и засеменил, стараясь не отстать от громадных дагутинских шагов.

– Он же сразу в спальню кинулся, не куда-нибудь! Знал…

– Что – знал? Где спальня? Интересно! Ты про такое понятие, как «типовой проект», слышал? Как ты думаешь, если в квартире две комнаты, одна из которых проходная, – где спальня будет?

– Ну это же надо было узнать, какой дом, – для порядка поупрямился Борис. – Может, спецпроект?

– Ерунда! Типовая застройка, с одного взгляда определить можно…

– Убедил! – Они уже приближались к манящим огням круглосуточного киоска…

– Однако я с ним сейчас потолкую!

– Не надо, Боря! Хватит на сегодня. С утра, хорошо?

– Ладно, посмотрим. – Затоварившись в пределах потребностей собственных и возможностей виноградовского кошелька, Дагутин стал доступен милосердию. – Подержи!

Владимир Александрович принял полиэтиленовый пакет с бутылкой и известным количеством снеди, от всей души надеясь, что на шум не высунется сосед. Хотелось верить, что у вертолетчика хватит ума не попадаться Борису под горячую руку.

– Готово! Заползай.

Виноградов шагнул в тоскливое нутро коммуналки:

– Господи, наконец-то…

– Моя дверь справа. – Дагутин щелкнул выключателем и вытер ноги о коврик. Владимир Александрович повторил вслед за ним процедуру. Подошел вслед за Борисом к комнате.

– Хорошо живете. Не запираетесь!

– Странно. – Тяжеловес замер на собственном пороге. – Может, моя выписалась?

Протянув лапищу, он зажег свет.

– Еть твою мать! Лелик…

Это был действительно Завидовский – в кресле, радом с комодом. Он выглядел очень усталым – с пулевым отверстием во лбу и закрученными назад руками.

Стрелка на стареньком циферблате опрокинутого будильника всего сорока пяти минут не доползла до пятичасовой отметки.

Глава четвертая

Я не хочу умирать из-за двух или трех королей, которых я вообще не видал в глаза… Впрочем, и жить за них тоже мне неохота. Вдвойне.

Расписание правительственных самолетов обычно не публикуют. Может быть, именно поэтому задержек рейсов практически не случается.

– Твой-то сегодня… не в духе, что ли?

– Не знаю. Он вообще последнее время…

Охрану на летное поле не пригласили, и теперь те, у кого не нашлось забот поважнее, рассматривали через идеально вымытые стекла таможенного зала группу встречающих.

Были все, кому положено быть на подобного ранга мероприятиях: белые рубашки, галстуки в стиле дикторов Эн-Би-Си, добротная шерсть пиджаков. Запах бесстыдно дорогой французской парфюмерии… запах власти.

– А этот – кто?

– Бес его… Первый раз вижу.

Парни из подразделения, отвечавшего за личную безопасность первых лиц города, проводили глазами миновавшего турникет светловолосого господина. Судя по пластиковой карточке над карманом, он имел право ходить куда вздумается и пребывать там, сколько сочтет необходимым.

– Серьезный дядя! – Подобные пропуска-«вездеходы» имелись только у старших офицеров Управления, да и то не у всех. Они даже не были именными – просто фотография, печать, номер. Охранники сразу же и безошибочно определили в нем своего, служивого…

– Из Москвы, наверное. Обеспечивает…

– Скорее всего.

Профессионального интереса объект не представлял, потому беседа иссякла: у каждого свои задачи, меньше знаешь – лучше спишь. К тому же зашевелилась пресса – от буфета, где подавали бесплатный кофе, потянулась за милицейским майором цепочка разнополых акул пера и объектива.

Со стороны туалета протопал один из «смольнинских» водителей: носатый, в джинсах и японском галстуке.

– Что, скоро там?

– Уже сели, Максимыч! Заводи скорей свою таратайку.

Конечно, болтать на подобные темы было не положено, но Максимыч, гаражный ветеран, помнил еще товарища Романова и среди обслуги числился в личностях легендарных.

– Успею, мальчик! Я-то – успею, хе-хе…

Снаружи, откуда-то из-за угла, выползло бело-голубое туловище аэробуса. Повинуясь желтоватым сполохам дежурного автомобильчика, гигантский, похожий на сердитую беременную бабищу пассажирский лайнер выкатился на отведенное ему место и встал, понуро обмякнув крыльями.

– Выдвигаемся по местам? – Один из охранников выплюнул на ладонь остатки жвачки, скатал их в шарик и аккуратным щелчком отправил твердеющий снаряд в урну.

– Подожди… – Его коллега носил погоны на пару лет дольше и не преминул подчеркнуть это старинной присказкой из репертуара сотрудников спецслужб и гулящих женщин:

– Не выдавай суету за темперамент!

– А чего здесь-то торчать? – Охранник пожал плечами, и в подтверждение его правоты коротко тявкнула рация. – Пора!

А снаружи, на летном поле, тем временем как бы сама собой произошла метаморфоза – демократично-бесформенная стайка встречающих закаменела, закристаллизовалась, расслоившись в соответствии с неписаными законами чиновной иерархии. Те, кого дипломатический протокол именует собирательным термином «официальные лица», почти правильным полукругом притихли за спинами отцов города.

Таковых на сегодняшний день присутствовало трое: очкарик средних лет с голосом зануды и манерами неожиданно разбогатевшего провинциала, некто лысый в плаще и генерал, старательно прячущий первые признаки брюшка под грамотно сшитым мундиром. Отделенные от положенной по ситуации свиты подобающим расстоянием, они негромко переговаривались – и томящейся за загородкой прессе казалось, что именно здесь, именно так решаются самые насущные проблемы современности.

– Не-ет, зря вы так! Я вчера неплохо взял – двух кряковых и чирка. Одну, правда, не достал – в камыши свалилась, но…

– А куда ездили?

– Как обычно, за Вуоксу – туда, подальше…

Лысый поцокал языком, демонстрируя белую зависть. Генерал продолжил:

– Там хорошо-о! На пенсию выгонят – пойду в егери.

– Брось! Типун тебе на язык. Лучше пригласил бы на следующие выходные. Говорят, там у вас солдатики специальные – разводят уточек, а потом дрессируют их, чтоб прямо на охотника выплывали. Или за лапку ко дну привяжут…

Оба сдержанно рассмеялись, приглашая повеселиться третьего:

– Как считаете – врут? Клевещут на нашу доблестную рабоче-крестьянскую?

– Не знаю, – лицо под очками шевельнулось и приняло снова привычно брезгливое выражение.

– Что-то вы сегодня не в духе…

– Может, мадам чего отчебучила? Или эта ваша… с ногами? – Генерал гордился своей армейской прямотой и приятельской осведомленностью.

– Зеркало на даче внук расколотил. Вдребезги!

– Ой, да не верьте вы в приметы! Интеллигентный человек, профессор… Не стыдно? – укоризненно замотал головой лысый.

– Не стыдно! Я в приметы не верю, я их просто принимаю к сведению.

– Зачем?

– Хорошая примета – она вселяет в человека дополнительную уверенность. Стимулирует некоторым образом… Ну а дурные приметы заставляют насторожиться, собраться лишний раз.

– Что ж… Умно! – кивнул генерал.

– Смотри-ка, минута в минуту…

Сначала из самолетного люка вылупилась приветливая стюардесса, за ней – мордоворот в асфальтово-сером костюме. Потом на трап шагнул пасмурный господин, не исчезавший последние месяцы с телевизионных экранов. Дежурно помахав пятерней в сторону представителей средств массовой информации, он обозначил приветственный кивок всем встречающим, после чего спустился на землю.

– Господи, пронеси, – шевельнул губами лысый и подался вперед: очкарик уже пожимал протянутую руку. – Добро пожаловать!

– Здравия желаю! – Генерал козырнул и в свою очередь удостоился рукопожатия.

– Как долетели? Мы рады приветствовать вас здесь от лица демократической обществ…

Гость слушал несколько рассеяно, улыбаясь краешками рта и высматривая кого-то в ближнем окружении «первых лиц».

– …всегда отличала верность идеалам российской государственности и общечеловеческим ценностям!

– Да-да, спасибо. – Почтительно отодвинув очкарика, гость неожиданно проскользнул между ним и генералом. За три шага преодолев расстояние, отделяющее его от чиновничьего полукольца, виновник церемонии остановился напротив ничем не приметного старичка:

– Здравствуйте!

– Добрый день. – Суворовский хохолок с достоинством наклонился и тут же принял исходное положение. Лицо, худощавое, в тоненькой паутине старческих красных прожилок, казалось обманчиво беззащитным.