Серая сестра - Марк Лоуренс

научила Рули. Какое-то проявление эмпатии марджала, несомненно, хотя Рули никогда не упоминала о крови, просто говорила о том, что надо нашептывать правильные глупости.

Позже она взяла целую курицу со двора другой фермы, свернула ей шею и убежала, когда из флигеля с криком выскочил батрак. В ту ночь она сидела в своем бивуаке под навесом из веток и папоротников, глядя на птицу.

Ты не хочешь ее сейчас?

Я не хочу сырое мясо.

Яйца ты съела сырыми.

Я и не хотела их готовить. А это совсем другое.

Тогда приготовь. Кеот казался незаинтересованным, но ее голод, казалось, раздражал его, словно он чувствовал эхо от него.

Нона отвела взгляд от кучи перьев и осмотрела деревья и тени, сгущающиеся в подлеске. Весь день у нее было ощущение, что за ней следят, но, после многих лет, проведенных в монастыре, она отвыкла от таких открытых пространств, и, вероятно, это были просто нервы, заставлявшие кожу между лопатками покрываться мурашками, даже когда Кеот там не сидел.

Нона опустила взгляд на раскрытую ладонь. Темная нить, которая теперь связывала ее, пусть и ненадежно, с ее тенью, лежала в канавке, которую линия жизни прочертила на ее ладони. Старухи в деревне читали по ладоням. Все, кроме Наны Эвен, которая сказала, что это суеверная чепуха, и, вместо этого, читала по внутренностям кроликов. Нона знала, что за такими нитями можно проследить. Люди Шерзал каким-то образом проследили за нитями, чтобы обнаружить Нону, когда та была ребенком, их нить-работник привел солдат почти к ее порогу. Но Нона понятия не имела, как нить-работник мог выследить кого-то по нити. Нить ее тени не змеилась через лес, как тонкая веревка, тянущаяся за осторожным исследователем. Вместо этого, как и любая другая нить, она вела под странным углом к миру, требуя шагов, которые не могли бы сделать ноги из крови и костей. Если бы она все еще была в Сладком Милосердии, Нона спросила бы Сестру Сковородка и научилась бы необходимым приемам. Но монастырь остался далеко позади и был запрещен. Нить в ее руке была не столько решением проблемы, сколько напоминанием о том, что она потеряла. Тем не менее, она постарается не пропустить то, что потянет за нить, и позволит ей вести себя. Возможно, нить направит ее выбор и приведет странными путями туда, куда она должна попасть.

• • •

СЕСТРА САЛО УЧИЛА послушниц добывать огонь при помощи палочек, бечевки и растопки, и Нона с ее скоростью хунска всегда хорошо справлялась с этим в монастыре. Однако в сыром лесу, когда ветер завывал в кронах деревьев, повторить успех оказалось невозможно. Наконец, с одним из любимых проклятий Клеры, она бросила палку, один конец которой слегка дымился, и позволила ветру украсть листья и мох, которые она собрала.

Найди крестьянина и возьми у него огонь.

Если бы последняя хижина, которую она видела, была ближе, Нона, возможно, просто последовала бы совету Кеота. Вместо этого она присела на корточки и подумала о том, что делают остальные в Сладком Милосердии. Они уже поели, набили себя тушеным мясом и хлебом. В Сером дормитории Ара, Рули и Джула, возможно, все еще гадают, что с ней случилось. В Мистическом дорме Дарла топчет от ярости пол, а Зоул молча сидит, как будто ничего не изменилось. А Джоэли... Джоэли, скорее всего, сидит в своем углу, окруженная подругами, смеется и шутит о том, как она заставила эту глупую крестьянку сбежать со Скалы. Гнев затопил Нону, внезапный и неожиданный в своей свирепости, поднимаясь красной волной.

— Пожалуй, я добуду огонь.

Нона прищурила глаза и посмотрела мимо мира. Путь перед ней была такой широкий и ясный, каким она еще никогда его не видела, и, не успело сердце сделать еще один удар, как она бросилась на него. Она выбралась на Путь и побежала по нему, как бежала однажды, когда солдаты Таксиса поймали ее в ловушку в пещере. Потрясение от первого контакта пронзило ее словно стальной клинок, и в сознании со всех сторон зажглись светящиеся скелеты деревьев, весь лес был охвачен вспышкой, каждая ветка и каждая сук, каждый угол, каждый плотно свернувшийся лист. Не успела она опомниться, как сделала с полдюжины шагов, и Кеот завыл у нее в спине, словно его посадили на угли костра.

Внезапный страх перед тем, что может последовать за этим, заставил Нону сойти с Пути. «Ты должна овладеть тем, что берешь», всегда говорила Сестра Сковородка, а Нона взяла гораздо больше, чем нужно, чтобы разжечь огонь, гораздо больше, чем она когда-либо брала, если не считать того единственного дня в тени Хребта Дьявола, когда она выкрасила скалы в красный цвет.

Нона обнаружила себя распростертой на лесной подстилке, холодная грязь пузырилась под вытянутыми руками, кожа кровоточила, каждая косточка в теле вибрировала, как будто не желала ничего, кроме как освободиться от сдерживающей ее плоти. Она думала о тепле, а не о силе, так же, как она согревала тренировочную комнату в Башне Пути, направляя энергию в нужную ей форму.

— Ух. — Слишком тихий звук для слишком большой боли. Нона почувствовала, что сердце вот-вот разорвется, что внутренности очень быстро станут внешними. Внезапным уродливым жестом, за который Сестра Сковородка отругала бы ее, она вырвала из себя силу, данную Путем, и направила ее к ближайшему дереву, большой винт-сосне.

Что-то яркое промелькнуло между ними. Дерево содрогнулось, по его длине пробежала рябь, разрывая кору, а затем в одно мгновение жара и света лесной гигант взорвался. Взрыв сбил Нону с ног, несмотря на щит остаточной энергии вокруг нее. Она пролежала так один удар сердца или пять минут: время шло как-то странно, и она не могла сказать точно. Кеот выл, но в ушах у нее звенело, и, хотя она не нуждалась в них, чтобы услышать его, слова прошли мимо ее понимания.

Когда Нона подняла голову, от винт-сосны не осталось ничего, а от тех, что были ближе, — лишь почерневшие стволы, усеянные обломками ветвей. Еще дальше назад, там, куда бросило Нону, лес горел