Особо опасная особь - Андрей Плеханов

У них уже проверяли документы — три раза, в положенных стационарных пунктах контроля. Документы были в полном порядке — с паспорта Лины смотрел симпатичный юный парень с пшеничными усиками и курчавой бородкой; само собой, внешность Лины точно соответствовала фотографии. Умник тоже оброс бородой — только черной, кумпол его прикрыла темная с проседью шевелюра, нос украсился заметной горбинкой, контактные линзы придали светлым глазкам карюю еврейскую грусть. Да-да, Умник, шпион неизвестной страны, превратился в иудейского ребе, влез в черный лапсердак, надел черную шляпу, не поленился даже приклеить пейсы — для достоверности. Выглядел он теперь лет на шестьдесят, и Лина не узнала бы его ни за что, встретив на улице.

— Ты не из Израиля, случаем? — спросила она, отхохотавшись после того, как Умник в первый раз предстал в новом обличье.

— А что?

— Уезжать туда в мои планы не входит.

— Ты не антисемитка, кстати? — поинтересовался Умник. — Все поляки — жуткие антисемиты.

— Да мне по фигу это — еврей не еврей, — сказала Лина. — Но в Израиль не поеду. Там дико жарко.

— В моей стране тебе жарко не будет, — заявил Умник. — У нас прохладный климат. Лучше, чем тут у вас, в Америке.

— Исландия? — сразу предположила Лина, продолжив цепь догадок.

— Чуть южнее, — ответил Умник. — Но севернее Корсики, это точно.

Они уже проехали через Пенсильванию и Огайо, пересекли границу штата Мичиган и приближались к Детройту. Лина извелась от ничегонеделания — и видео-то она посмотрела, и музыку послушала, и в компьютерную стрелялку поиграла, и кроссворды отгадывала, и просто спала часа два, откинув сиденье почти до горизонтали. Противный Умник не пускал ее за руль, а это было единственным, чего она действительно сейчас хотела.

Быстрее, быстрее.

— Не ерзай, — сказал Умник. — Все сиденье своей вертячей попой протерла.

— Это не твое сиденье. И не твоя машина. Тебе какая разница?

— Не елозь. Отвлекаешь мое внимание.

— А там, в твоей стране, у тебя какая машина? Бензиновая?

— Нет у меня там машины.

— А на чем же ты ездишь?

— На упряжке из ездовых собак, — сообщил Умник.

— Собаки? — недоуменно переспросила Лина. — Это, типа, как эскимосы ездят? Что, там настолько холодно?

— Ага. Сопли замерзают прямо в носу. Лед и полярное сияние. Холодильник не нужен. Мороженых тюленей — основную нашу еду — храним прямо под кроватью. А еще у меня есть ручной белый медведь.

— Кончай запугивать, — отмахнулась Лина. — И пусти меня за руль в конце концов!

— Не пущу. Сколько еще осталось ехать?

— Отсюда — часа три.

— Тем более не пущу. Недолго осталось.

— Ну вот приедем мы, найдем отца, — сказала Лина. — А дальше что будем делать?

— Извлечем червя и убьем его. Сожжем, чтоб и следов не осталось.

— Как ты его извлечешь? Живот отцу разрежешь?

— У меня с собой фиброскоп. Зацеплю червя и вытяну. Ничего твоему папе не будет.

— Ты умеешь управляться с фиброскопом?

— Я все умею.

— То есть вообще все?

— Ну почти все. Во всяком случае все, что нужно.

— Так не получится, — заявила Лина. — Этот свистун воздействует на людей, заставляет их делать то, что он хочет. Только я ему не подчиняюсь.

— Почему не подчиняешься?

— Откуда я знаю? Наверное, потому, что я переделанная. А с тобой он справится в два счета.

— Не справится. В цереброшлеме сработает защита.

— Защита от инопланетных разумных червей?

— Универсальная защита.

— А если отец будет сопротивляться? Им ведь свистун командует.

— Тогда я прочту ему иудейскую проповедь, — Умник потеребил правый пейс. — Скажу, что мы — посланцы пророка Исайи.

— Не пойдет. Отец — упертый католик.

— Значит, отслужу католическую мессу. И изгоню демона.

— Ты с ним поосторожнее, пожалуйста, — сказала Лина. — Все-таки это мой папа. Хотя у меня с ним в последнее время были плохие отношения...

— Мы едем спасать твоего отца, — сказал Умник. — И никто, кроме нас, его не спасет. Поверь, я сделаю все, что в моих силах.

— А из твоей страны в Штаты писать письма можно?

— Все, что угодно — письма, телефон, видео, Интернет.

— Я буду скучать по Америке, — грустно произнесла Лина. — Когда-нибудь я смогу вернуться домой? Лет хотя бы через десять?

— Трудно сказать, детка. Дай бог, чтобы через десять лет здесь, в Штатах, было место, в которое тебе захотелось бы вернуться.

— Что, так в Америке все плохо? — хмыкнула Лина.

— Пока ничего, терпимо. Но дальше будет намного хуже.

— Ты так не любишь США?

— Я люблю США, — сказал Умник с неожиданным теплом в голосе. — Я прожил в Нью-Йорке пять лет и понял ваш народ, полюбил его. Вы забавные. Такие самоуверенные... Считаете, что ваше общество идеально. Не хотите видеть дальше кончика своего носа. Люди с трубчатым зрением. Ухоженные лошадки в шорах. “Приличные” — надо ж придумать такое слово... Тридцать пять процентов приличных — а кто остальные? Гарантированные отбросы общества? Потому что не укладываются в стандарты? И где место прочим — в тюряге? Жаль мне вас, от всей души жаль.

— Почему?

— Потому что вы были действительно сильной нацией. Были. Теперь ваше время закончилось — настоящее издыхает, будущего не будет. А великое прошлое... Кому оно понадобится лет через двести? Разве что археологам. Они будут разгребать стометровые пласты ваших экскрементов, вашего изысканного, разнообразного мусора и не верить глазам — неужели такое существовало, возможно было в земной природе?

— Почему?! — Лина прикусила губу, мучительно сморщила лоб, пытаясь понять, о чем говорит странный тип Умник, каждое слово которого значимо, имеет смысл. — Почему, Умник?

— Когда-нибудь поймешь.

— Ну и что? — спросил Брем. — Накопали чего?

— Так, есть немного, — вяло сказал Картер. — Дна десятка мест, которые нужно будет проверить в первую очередь. Завтра проверим.

— Завтра? Ты же рвался в бой, пеной брызгал.

— Так то утром было, — Картер зевнул, продемонстрировал пасть, полную отличных зубов. — А сейчас ночь. Знаешь, как-то не хочется людей будить по ночам, страх нагонять.

— А я вот выспался, — сообщил Брем.

— Еще бы ты не выспался. Шесть часов продрых, сурок. Заступай на дежурство. А я пойду давить подушку.

День 10

Ночь. Джозеф Горны проснулся от изжоги и тяжести в желудке. Сел на кровати и громко рыгнул тухлятиной. Проклятый червь все же накормил его — под завязку, не думая о том, что ослабленный организм не вынесет такого количества пищи. Выблевать бы паразита. Не получится, это было бы слишком просто...

Джо приложил руку к боку и застонал.