Я - оборотень - Window Dark

Доехав до места, Соколов выпрыгнул из машины и через две ступеньки взлетел по крыльцу к стеклянным дверям главного входа. Быстро уточнив у вахтера, где находится реанимационная, он помчался в нужном направлении. Из двери реанимационной выходил врач. Соколов кинулся к нему:

— Как Звягин?

— А вы кто ему будете?

— Да я из милиции, — и Соколов показал ему свое удостоверение.

— Поздно приехали, товарищ. Приступ был слишком сильный. Мы уже ничем не смогли помочь. Сердечная недостаточность.

Врач направился к группе людей, безмолвно стоящих неподалеку, а Соколов скользнул в реанимационный кабинет, где в одиночестве остывало тело Звягина, и по-быстрому снял с обеих рук отпечатки пальцев. Впоследствии они совпали с отпечатками на поверхности конверта и фотографии. Автором письма Звягин не был.

Заказав в ближайшем кафе комплексный обед — свекольный борщ с одной крохотной разварившейся картофелиной, лапшу с половинкой безвкусной и удивительно костлявой рыбы и странный напиток, носивший гордое название «компот» — Соколов наскоро пообедал и снова двинулся к горисполкому. Оставалась довольно призрачная надежда на то, что все же удастся установить автора предостережения.

Первым делом он отыскал дверь с табличкой "Председатель городского исполнительного комитета Коновалов С. П." За ней оказалась самая обычная приемная, каких он на своем веку повидал немало: толпа народа, оккупировавшая все до единого стулья, жаркий воздух, безуспешно разгоняемый мощным вентилятором под потолком, и секретарша, помоложе и посимпатичнее, чем у зама. Она сидела за столом с селектором, то и дело обводя толпу грозным взглядом. В этот момент из дверей кабинета вышел очередной успокоенный товарищ. Соколов, выставив перед собой удостоверение, ринулся на штурм и без потерь пробился в кабинет председателя горисполкома.

— Здравствуйте, — поздоровался Соколов, с ужасом осознав, что напрочь забыл имя-отчество своего собеседника.

— Здравствуйте, — председатель жестом показал на стул, приглашая садиться, и продолжил. — Что у вас?

— Я из милиции, — Соколов предъявил удостоверение и положил на стол фотографию. — Знаком Вам этот человек?

Председатель окинул равнодушным взглядом фотографию:

— Нет, а что? С ним что-нибудь случилось?

— Тогда другой вопрос, — уклонился от ответа Соколов, забрав фотографию. — Вы знаете, что случилось с вашим заместителем?

— Да, мне уже позвонили. Хороший был человек, а какой специалист!

— Дело в том, что сегодня утром Звягин передал начальнику нашего ОВД письмо. Очень важное письмо. Оно было запечатано в конверт, видимо Звягин хотел отослать его почтой, но из-за важности сообщения передумал. Нам бы хотелось выяснить, кто поручил Звягину передать это письмо.

— А что было в письме, если не секрет?

— Несколько фактов о судьбе человека, изображенного на снимке.

— Нет, знаете, я пожалуй ничем не смогу вам помочь, так как про существование подобного письма слышу впервые.

С тяжелым предчувствием покинул кабинет Соколов. Когда исчезает важный свидетель, это указывает на то, что дело не такое уж запутанное и разгадка близка: преступник лишь хочет замести следы получше. Но не списывать же сердечную недостаточность на оборотня.

Следующим этапом Соколов посетил заведующего почтой, но и это не внесло особых дополнений. Одна из приемщиц подтвердила, что два дня назад Звягин получал у нее пачку готовых к отправке конвертов. По всей вероятности это был один из них, а остальные спокойненько лежали в ящике стола в кабинете Звягина.

Опрос секретарши Звягина ничего не дал, хотя по анализу шрифта было ясно, что текст печатался на ее машинке. И даже если Звягин работал в перчатках (хотя зачем ему это, если он захватал пальцами весь конверт), то кто тот второй, который оставил на листке свои пальчики. Взяв для очистки совести отпечатки пальцев у секретарши, Соколов покинул здание горисполкома — здесь уже больше нечего было делать. Ниточка вновь оборвалась. Куча обрывков торчала в разные стороны, но какой из них приведет к оборотню?…

… Я проснулся от утреннего холода. Серое небо словно пропитало все вокруг повышенной влажностью. Вскочив на ноги, я чуть было не упал снова от вспыхнувшей боли. Я мигом скинул куртку, развел в стороны половинки разрезанного рукава свитера и с ужасом увидел, что рука не только не зажила, но даже загноилась. Шатаясь, я побрел вперед, пока не наткнулся на небольшой ручеек. Я вдоволь напился холодной воды, от которой свело зубы и, корчась от боли, промыл рану, а затем перевязал ее разорванным рукавом рубахи. Это настолько утомило меня, что я едва добрался до ближайших кустов, рухнул под их защиту и мгновенно уснул, несмотря на холод. За время, проведенное с оборотнями, я уяснил, что раны лучше залечивать в человеческом облике, чтобы на восстановление тратилось меньше энергии, чтобы не попала какая-нибудь инфекция и т. д. и т. п. Поэтому я пожертвовал теплом, стараясь побыстрее избавиться от раны. Но почему она не зажила за ночь? Или я начал терять иммунитет, или хозяин дал моим преследователям особое оружие. Я проспал весь день.

Открыв глаза, я обнаружил, что уже совсем стемнело. Рука вроде бы болела чуть меньше, но не проходила. К тому же у меня вдруг разболелся зуб около правого клыка. Нет ничего муторней зубной боли, особенно в тот момент, когда промерзнешь до мозга костей. Стал накрапывать дождик, и все вокруг охватило глубокое уныние. Единственной, зато большой радостью оказалось, что я, наконец, выбрался из леса и очутился на шоссе, причем рядом с указателем, на котором белыми буквами значилось "Санкт-Петербург 30 км".

И тогда я решил идти в Питер. В моей голове мгновенно прокрутился следующий вариант: я выбираюсь в Питер, затем добегаю до границы, перехожу ее в образе волка и нахожу какого-нибудь писателя, который только и делает, что строчит книжки про оборотней. Я ему подкидываю сюжетец, а он мне за это обеспечивает политическое убежище и мое проживание на первых порах. А на Западе что? На Западе жить можно. Я уже представлял себе, как в шикарном вареном костюме прогуливаюсь по мощеным западным улицам и спокойно так поглядываю на витрины, а там чего только нет. А потом на серебристом «Мерседесе» я еду на теннисный корт, где меня ждет очаровательная блондиночка или даже лучше брюнеточка. Да, жгучая брюнетка с изумрудными глазами — моя невеста.

В этот миг мечты мне казались настолько реальными, что я совсем забыл о промокшей насквозь одежде, об израненной руке и даже о зубной боли. Проезжавшие мимо машины окатывали меня грязью с головы до ног, но я просто не замечал этого, покинув реальный мир, пока тяжелый «Камаз» не притормозил возле меня. Из мерцающей в темноте кабины высунулась голова водителя: