Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

Мы ловим взгляд, чтобы понять человека, оборачиваемся на пристальный взгляд. Мы ищем безмолвные ответы на вопросы — в глазах. Это как дисплей компьютера, только живой. Выразительность взгляда дополняется мимикой, подчас еле заметной на лице, но читаемой внимательным взглядом. Выразительно все: движение век, прищур, расширение—сужение зрачка, не говоря уже о движении лицевых мускулов — бровей, губ. Кто-то из мудрых изрек: скажи мне слово, я хочу увидеть тебя. Но еще точнее: взгляни на меня — я хочу понять тебя.

Взгляд экстрасенса двигает предметы, зажигает огонь, приводит в обморочное состояние, в гипнотическое. Глазами можно разговаривать без слов.

Почему перед казнями завязывали глаза? Боялись удара глаз. Кстати, описан феномен, когда люди, находившиеся около головы умирающего, получали сильнейший удар. Или — взгляд оскорбленного человека стал причиной остановки сердца оскорбителя. И т. д.

Но это живые глаза. Почему так жутковато смотреть на портреты, фото, когда изображенный смотрит вам прямо в глаза, причем, куда бы вы ни отошли от изображения, взгляд преследует. Глаза как бы следят за вами. Художнику удалось поймать тот момент, когда энергоинформационный поток из изображенных глаз сфокусирован на смотрящего извне. Тайна!

Глаза — опаснейшее оружие. Это не просто фокусировка взгляда, не просто механизм коммуникации индивида с внешней средой. Взгляд младенца бывает пустоватый, бессмысленный, но вот появилась реакция — улыбка, глаза ожили. Человечек растет, взгляд становится все более выразительным, говорящим. Человек набирается жизненного опыта, мудрости — взгляд становится пронизывающим, проникающим. Глаза как бы, говоря техническим языком, два ввода световолоконной оптики — от организма вовне… Сначала — самые простые сигналы, с простейшими эмоциями, взгляд младенца. И, наконец, взгляд умудренного человека с богатым душевным потенциалом. Есть взгляд, открывающий особые потенции индивида: чтение через преграду, передвижение предметов и т. п., — все это великая тайна пока есть!

Вот и взгляд на портретах — это как бы отфиксированный код душевного потенциала. Человека нет, есть его бестелесная проекция, тень. Но почему взгляд оттуда остается живым? Воздействующим именно тогда, когда он сфокусирован глаза в глаза. Внутренняя жизнь портретируемого продолжается в портрете, в зеркале. Портрет Дориана Грея не такая уж безумная фантазия.

Почему портреты — картины, фотографии — вызывают иногда оторопь, а иногда необъяснимый страх, скорее необходимость защититься, отвернуться, отойти. И обладают этим свойством далеко не все портреты. Что остается в них от натуры? Но что-то остается, раз они способны оказывать воздействие на психику. И это не просто талант художника.

Удивительный факт, но у многих народов, причем далеких от технической цивилизации, присутствует страх перед фотографией, и уж точно они не будут позировать фотографу, художнику, хотя и не понимают сути фототехники. Объяснение этому наивное, но глубокое. По существу — фотография, с которой эти люди так или ина- Бечуме М.Д., 1987 г. че знакомы, отбирает часть человека, часть его души, а может, и его тела. Может быть, этим, по сути, темным, по нашим представлениям, людям открыта какая-то истина, скрытая для людей цивилизации? И еще, рассказывают, что многие из тех, кого портретировал И. Репин, вскорости умирали. А что? Может быть, и не совпадения.

Глаза — это бинокуляры, направленные в мир из другого мира, скрытого в человеке, из того мира, что формируется от рождения, накапливается, расширяется. Это какие-то полевые по своей физической сути структуры, то, что иногда определяют как душу. И портрет — отпечаток этой субстанции. У одних взгляд выразительный, явно наполненный эмоциями, содержанием, у других — пустой, это тень души, не более, даже если она состоялась.

Глаза — дисплей внутреннего мира. Взгляд можно притушить, скрыть, замаскировать, сыграть. Это вынесенная на поверхность картина внутреннего физического состояния. Этим пользуется иридодиагностика, исследуя как бы пульт слежения, где картина динамично меняется в соответствии с физическим состоянием индивида.

Вообще-то у человека несколько таких пультов, помимо глаз — уши, более 250 точек, ступни ног, кисти рук и т. д., да и вся поверхность тела имеет датчики связи с внутренними органами, что давно постигла восточная медицина. Но глаза дают наиболее выразительную картину не только физического состояния, но и позволяют заглянуть глубже в психику, в душу…

Пора кончать этот этюд о глазах. Но — цвет глаз! Не последнее в их выразительности, силе воздействия. Описаний глаз в литературе — несть числа. Причем более всего описывается взгляд, а не сами глаза. Но есть и цветовые стереотипы вроде: черный глаз — опасный, голубой — прекрасный. Но как недобрыми могут быть черные, темные глаза, так опасными могут быть и светлые — голубые, зеленые, серые. Цвет — это отдельная тема в рассуждении о глазах.

Но почему мы отводим глаза от портрета, фото, что вглядывается в нас оттуда, именно что, а не кто, из-за грани живого, оттуда — из мира небытия, из застывшего мгновения?

У Игоря глаза цвета скорлупы лесного ореха, с чуть зеленоватым отсветом. Они всегда говорят, никогда не бывают отключенными, безучастными, а тем более пустыми. Вот его школьные довоенные фото — глаза веселые, щенячьи, которым все интересно. А вот глаза за стеклами очков-колес тонкошеего солдатика перед отправкой на фронт — изумленные, опечаленные, но решительные — что-то там, впереди? А вот глаза капитана-фронтовика после Победы — радостные, самоуверенные и даже нагловатые — а ну, разойдись, бывалый человек идет! Усталые глаза после защиты диссертации. Счастливый и нежный взгляд семейного человека. Чуть ироничный взгляд пожившего человека среди студентов-учеников, жесткий, пронзительный взгляд на фото по официальной просьбе. А вот один из последних снимков: мягкий, теплый взгляд родного лица — седая шкиперская бородка, пушистый широкий берет — как последний привет от нежного, легкоранимого, тонкoгo и бесконечно любящего Игорюши. Мне не нужно напоминать его лицо, оно всегда со мной. Ко мне всегда обращен его чуть-чуть восхищенный, влюбленный взгляд — все годы, от первого до последнего дня.

Долгие десятилетия у меня была определенная цель: раз «приручила», как у Экзюпери, отвечай за него. Продлить его годы, да не просто продлить, а сделать их счастливыми, чтобы смягчить, залечить прошлые годы, особенно военные, юношеские, самые больные. Зная все о его здоровье, оберегала его, как свечечку на ветру. Просыпаясь по ночам, все годы тревожно прислушивалась к его дыханию, когда оно замирало. Еще с фронта он привез тринадцать «дырочек», «дыр», несколько контузий, тяжелые ранения, перегруженное сердце иневеселые диагнозы врачей на будущие годы. Но сдаваться — не в его правилах. Жить — так на полном дыхании, жадно наверстывая отнятое войной, обстоятельствами последних лет. Пообещала, что уж лет до семидесяти точно помогу ему дожить, то есть еще лет тридцать. Быть рядом и помочь ему… Что это?