Начало всех Начал - Юрий Никитин

Он огрызнулся:

— Я и сейчас не трус! Но я понимаю, что Он даже вопреки нам делает добро нам же! Он делает то, что нужно делать, а я… лишь то, что хочется.

Она сказала удивленно:

— Но ты же свободен! Вот и должен делать то, что хочется.

Он помотал головой.

— Нет, Лилит, нет. Мужчина, если он мужчина, должен делать то, что нужно. А то, что хочется, делает всего лишь самец.

Она засмеялась.

— Разве ты не самец? Ого, еще какой! Ты меня замучил, а еще я снова понесла от тебя…

Он проговорил со слабой улыбкой:

— Каждый мужчина — самец, но редкий самец — мужчина.

Ева ждала его всю ночь, Адам очень редко задерживался на охоте до утра, но всякий раз возвращался с богатой добычей. Сегодня он вошел в дом непривычно тяжело, сел возле очага, горбясь и сильно сутулясь. Голову опустил, волосы упали на лоб и закрыли щеки. Она не могла рассмотреть лицо мужа, и сердце ее болезненно сжалось.

— Адам…

Он покачал головой, не поднимая лица.

— Я оставил оленя во дворе. Из-за рогов взял… Ты любишь такие красивые и роскошные. На стену повесим.

— Адам, с тобой что-то случилось?

Он ответил вяло:

— Все в порядке, Ева.

— Адам, тебе плохо?

— Да, — ответил он глухо. — Очень.

— Дать отвар из листьев зеленушки? Он снимает боль! Я ушибла ногу, мне помогло. И когда живот болел, помнишь, я плохих грибов переела?..

— Мою не снимет, — ответил он так же глухо.

— Да что с тобой?

— Заныла старая рана, — ответил он странным голосом. — И я счастлив… Ева, успокойся. Все пройдет. Все пройдет…

Она спросила с удивлением:

— Ты как будто не рад, что все пройдет?

Он вздохнул.

— Ладно, делай отвар. Зеленушки или как ее…

— А ты ляг отдохни, хорошо?

— Хорошо, Ева. Хорошо. Не обращай на меня внимания.

На другой день Адам по своему обыкновению мчался по каменистой прокаленной степи, догнал стадо оленей, но пожалел зверей, а себе объяснил, что все худые какие-то, свернул в горы, там прыгал по скалам, высматривал горных козлов, но тоже браковал: то рога недостаточно красивые, то староват, а это значит — мясо не угрызешь, то мелковат…

Ангел возник перед ним сразу, Адам не успел и понять, в какой момент: только что там была пустая каменистая дорога, а в следующий момент там уже стоит блещущий небесным огнем ангел.

— Меня зовут Азазель, — сказал он. — Адам, ты знаешь, что Господь поставил охранять Эдем архангела Уриила с огненным мечом?

— Нет, — ответил Адам настороженно.

— Это для того, чтобы воспрепятствовать туда твоему возвращению!

Адам нахмурился, долго думал, что-то не сходится в словах ангела, наконец сказал задумчиво:

— Я полагал, что сад Эдема уничтожен.

— Для тебя — да, — сказал Азазель. — Но Господь намерен там помещать праведников после их смерти.

Адам пожал плечами.

— Ну и что?

Он видел, что ангела раздражает его спокойствие, его независимость, словно Азазель ожидал, будто Адам упадет на колени, потрясенный его величием и тем, что сам ангел снизошел до общения с ним, простым смертным.

— Мы можем помочь тебе, — произнес Азазель значительно.

Адам встрепенулся.

— Кто?

— Ангелы, — пояснил Азазель.

Адам с недоверием смотрел, как приосанился Азазель, гордый и очень довольный, что может такое говорить и, возможно, делать, поинтересовался:

— В чем можете помочь?

— Вернуться в сад Эдема, — сказал Азазель торжественно.

Сердце Адама застучало громче.

— Как? — спросил он поневоле с горячностью. — Кто может помочь?

— Мы, — ответил Азазель, — часть ангелов, кто по-иному понимает слова и стремления Творца. Мы не спорим с ним, как может показаться, мы просто точнее понимаем его замысел…

Адам спросил с иронией:

— Даже точнее, чем он сам?

Азазель кивнул.

— Ты угадал. Мы же — его мысли, его желания! Мы знаем, что он чувствует и что он хочет. Ты был изгнан несправедливо, Адам. Это понимает даже Уриил, охраняющий ворота Эдема. Если ты захочешь вернуться, он отведет огненный меч в сторону, и ты войдешь.

Сердце Адама стучало все громче, затем он вздрогнул, прошептал:

— Я? А Ева?

Азазель сказал успокаивающе:

— И она тоже.

Адам спросил, задыхаясь от волнения:

— А Творец? Что Творец?

— У него много дел, — пояснил Азазель. — Он просто и не заметит. А когда заметит, ты уже будешь в саду. Второй раз выгонять никто тебя не станет. Да ты и сам чувствуешь, что не выгонит.

Адам кивнул, сердце колотится все так же сильно, но он ощутил дуновение слабого ветерка, что начал освежать голову. Азазель смотрел в ожидании ответа, Адам медленно покачал головой.

— Нет.

— Что «нет»? — спросил Азазель.

— Я не пойду в рай, — пояснил Адам.

— Почему? — удивился Азазель. — Уриил точно не зарубит вас. Клянусь, чем хочешь! Пропустит в рай! Ты не веришь?

Адам пожал плечами.

— Кто знает… но пусть даже пропустит. Однако кто я?.. Меня выгнали, а теперь я должен тайком пробираться обратно?.. Азазель, ты не понимаешь. Я не знаю даже, вернулся бы я в сад Эдема, даже если бы меня пригласил сам Создатель.

Азазель охнул.

— Ого! А мы считаем самым гордым на свете Люцифера… Куда ему до тебя!

Адам скупо усмехнулся.

— Я человек, Азазель.

— Но почему…

Адам сказал уже мягче:

— Наверное, ты не так понял Создателя.

— В чем?

— Насчет ангела, то бишь херувима с огненным мечом у входа в сад Эдема. Думаю, Создатель в своем милосердии все-таки продолжает заботиться о нас. А Уриила поставил там охранять Эдем не от нас, а… нас от Эдема.

Азазель растопырил и потрепал крыльями.

— Это как? Почему?

— Вам, ангелам, — ответил Адам, — все равно, огненная стихия или ледяная. Свободно пролетаете сквозь горы и опускаетесь в кипящую бездну, а вот мы, люди, сразу погибли бы в том месте, во что превратился Эдем. А Господь, который не только справедливый, но еще и милосердный, оберегает нас.

Азазель спросил с сомнением:

— Почему так думаешь? Он же вас изгнал!

— Всего лишь, — ответил Адам. — Хотя мог бы уничтожить как нас, так и весь мир одним словом. Сейчас, когда у меня самого есть дети, я понимаю Творца лучше… Я сам иногда, рассердившись, говорю им: раз спорите, то идите и делайте, что хотите, если я вам не указ, если меня не слушаетесь! И гоню их прочь, но не хочу, чтобы погибли или даже пальчик прищемили… Нет, пальчики пусть прищемят, будут знать, как меня не слушаться, но тайком слежу, чтобы ногу или руку не отрубили, когда пробуют работать топором…