Смертельный туман - С. Гроув

После того как дали показания Соренсен и элодейцы, мистер Фентон подвел итог рассказам всех семи свидетелей, объяснив судьям, какие улики преступлений в них содержались.

Гордон Бродгёрдл, сказал он, являлся не кем иным, как Уилки Грэйвзом, известным работорговцем по прозвищу Уилки Могила. Перебравшись на Новый Запад, Грэйвз затеял политическую карьеру, для чего присвоил чужую личность и нанял вооруженную банду для нейтрализации всех, кто мог встать у него на пути. Скорее всего (хотя изобличающих улик на сей счет еще не было), он много месяцев вынашивал план по убийству премьер-министра Блая – и все с целью развязывания войны, которую и начал летом тысяча восемьсот девяносто второго года. А вот что можно считать неопровержимо доказанным, утверждал Фентон, так это факт насилия в отношении доктора Соренсена и троих Вещих, испытавших во имя этих планов жестокое и предосудительное обращение.

Судьи самым серьезным образом выслушали его речь.

– Можете садиться, мистер Фентон, – бесстрастно сказала главная судья.

Семеро свидетелей беспокойно заерзали, переключив внимание на представителя защиты.

– Мистер Эпплби, – сказала судья. – Прошу вас предъявить ваши свидетельства.

– Всенепременно, ваша честь, – вставая, сказал мистер Эпплби. – Я посоветовал премьер-министру говорить правду и прошу вас принять это во внимание прежде, чем предпринимать последующие шаги.

И он кивнул Бродгёрдлу.

Тот поднялся и, приняв уверенный вид, обыкновенно кутавший его, точно королевская мантия, даже не остался за столом – прошагал к помосту. Шадрак против собственной воли наблюдал за ним с восхищением. По виду Бродгёрдла невозможно было заподозрить, что этот человек стал мишенью убийственных обвинений, что ему предстояло вот-вот лишиться не только высокого поста, но и свободы. Он выглядел совершенно тем же самоуверенным политиком, что и всегда, и словно собирался произнести речь по случаю, заранее уверенный: слушатели будут аплодировать стоя.

– Ваша честь! Уважаемые члены парламента, – начал он с легкой улыбкой. – Я намерен последовать мудрому совету мистера Эпплби и поведать вам всю правду о моем прошлом, тем самым заполнив существенные пробелы, оставленные рассказами этих… э-э-э… весьма необычных свидетелей.

Он одарил их косым взглядом.

– Факты, этим семерым неизвестные, могли бы наполнить зал куда как побольше… Воистину, ваша честь, – он негромко рассмеялся, покачав головой, – того, что осталось им неизвестно, хватило бы на целую эпоху. Ибо, уважаемые господа судьи и члены парламента, вы совершенно правы – я не являюсь уроженцем Нового Запада. Не являюсь я и гражданином Пустошей. Я вообще не принадлежу к здешней эпохе.

Среди слушателей послышались возгласы нескрываемого удивления.

Шадрак нахмурился. Он-то ждал от Бродгёрдла искусно составленной речи, но подобного не предусмотрел. Краем глаза он заметил, что и Кассандра смотрела на Бродгёрдла с озабоченностью на лице.

– Я, – дождавшись, пока общее волнение достигнет апогея, произнес Бродгёрдл, – из Истинной эпохи.

Ропот парламентариев тут же изменился, став недоверчивым, даже насмешливым.

– Мой отец был преступником, – перекрыл шепотки голос Бродгёрдла. Тотчас настала тишина. – Он происходил из другой части нынешней Эпохи заблуждений – из Австралии. Как верно подметил присутствующий здесь Пип Энтвисл, он был отчаянным человеком, склонным к жестким и, скажем так, необычным поступкам. Таким поступком и стало бегство из его родной Австралии, где ему грозил тюремный срок за совершенное преступление. Он переехал в здешнее полушарие, высадился на западном побережье Пустошей и встретил мою мать. Моя мать умерла родами.

Он на секундочку прикрыл ладонью глаза. Шадрак тотчас почувствовал всю фальшь изображаемой скорби, но почувствовали ли судьи?

– Итак, мой отец, отягощенный преступным прошлым и ребенком без матери, двинулся в центральную часть Пустошей. Можете вообразить, что за жизнь у меня была, – негромко, с надрывом в голосе продолжал Бродгёрдл. – С таким-то отцом мне жилось очень непросто. Все только ухудшило одно открытие, которое я сделал лет в пятнадцать. Учтя все обстоятельства, вы понимаете, что отец привез из Австралии очень немногое. Тем не менее у него был при себе небольшой бумажник, где хранились все документы, в том числе удостоверение личности. Однажды, когда отец заболел, мне представился случай заглянуть в тот бумажник. И в нем я обнаружил удивительный предмет дрека – документ, где описывался я и даже назывался по имени! Если верить ему, я жил в Австралии, был взрослым человеком и важной персоной, пользовался властью и влиянием. Я сразу понял значение того факта, что мой отец сберег этот дрек. Его переезд из Австралии был актом не просто отчаяния, но и полнейшего эгоизма! Он отнял у меня будущее, которое мне по праву принадлежало!

В тот же день я покинул отца – и с тех пор ничего о нем не слыхал. Не буду подробно рассказывать о своей жизни в последующие годы, о том, как я безуспешно пытался вернуть судьбу, отнятую у меня отцом. А затем моя жизнь вновь сделала крутой поворот – благодаря Пипу Энтвислу. – Он бросил на Пипа взгляд, казалось, полный искреннего тепла. – Да, именно так. Ты не знал этого, Пип, но дрек, что ты мне продал, – газетный лист – заставил меня полностью сменить курс. Ибо там меня упоминали как великого политика и лидера великой войны, как человека, объединившего Западный континент!

– Но… – нарушая протокол, подал голос Пип. – Ни о каком Уилки Грэйвзе там не упоминалось!

– А Уилки Грэйвз не мое настоящее имя, – с лучезарной улыбкой сообщил Бродгёрдл. – Я сразу понял, что означала попавшая мне в руки газета! Уже два дрековых документа свидетельствовали о моем великом будущем! Стало ясно – я рожден для вершин, в какой бы эпохе мне ни довелось жить. В тот же год я присоединился к секте нигилизмийцев. Я понял: среди всех подверженных заблуждениям жителей нашего мира лишь они, и только они, намерены восстановить Истинную эпоху, нами утраченную. Под их водительством я стал постигать настоящую природу нашего мира. Я понял: есть конкретные люди и конкретные пути, способные проницать даже разделения, случившиеся девяносто три года назад. И одним из таких людей был я.

Словно оставляя позади свое прошлое и все необходимые объяснения, Бродгёрдл возвысил голос:

– Я пытался привести нашу Эпоху заблуждений ближе к ее предначертанному пути, к Истинной эпохе, безвозвратно нами утраченной. Мы непременно должны, – он пристукнул по возвышению кулаком, – исправить ошибки нашей несчастной эпохи. Мы должны сделать все, что в наших силах, дабы воспроизвести события, имевшие место в Истинной эпохе. Полностью ее, конечно, не восстановить, это я вполне понимаю.

Он с упреком оглядел лица судей и парламентариев.

– Но сидеть сложа руки и лишь смотреть, как Истина ускользает все дальше? Непростительно! Так вот, все мои деяния, – подытожил он с величайшим чувством собственной правоты, – были усилием наставить нас на верный путь. Усилием восстановить мир, который мы потеряли. Спасти то немногое, что еще можно спасти!

11 часов 04 минуты

Оглядевшись по сторонам, инспектор Грей сразу понял: численный перевес не на его стороне. У него было только восемь офицеров, да и среди тех половина перепугалась насмерть. Грей вновь повернулся к располосованной физиономии наглеца и задумался, не лучше ли соврать о том, где находится Бродгёрдл? В принципе, Грей не лгал никогда, но теперь рассудил, что жизнь своим офицерам можно сохранить лишь так.

– Премьер-министра в здании нет, – твердо заявил Грей.

Стоявший перед ним человек медленно снял с пояса абордажную кошку и ненавязчиво взял в руку. Другие последовали его примеру.

– Тогда скажите нам, где он находится.

– Его местонахождение мне неизвестно. Мы собирались отвести господина премьера в зал заседаний, но он бежал из здания и исчез.

Человек со шрамами нахмурился… Крюк завертелся в воздухе, точно лассо.

– Вы лжете, – сказал он.

Офицеры схватились за пистолеты. Девятнадцать нападающих завертели крюками. Стоя с опущенными руками, Грей судорожно соображал, как избежать столкновения. Идей не было. Когда ближайший к нему нападающий занес крюк над головой, собираясь метнуть, с колоннады за спиной раздался пронзительный и воинственный вопль. Первому голосу ответил целый хор боевых кличей. Мимо изумленного Грея пронесся камень размером с кулак и крепко треснул шрамолицего в ухо.

Оглушенный, тот качнулся назад. Следом взвился рой камешков помельче и градом обрушился на владельцев крюков. Ничего не понимая, Грей обернулся к галерее Палаты.

Инспектор был человек крепкий, но и он едва не лишился чувств при виде собственной дочери, широко улыбавшейся на галерее. Весело помахав рукой отцу, она запустила очередной камень. Грей смотрел на нее, приоткрыв от ужаса рот. Нетти возглавляла отряд в двадцать пять, а то и в тридцать беспризорников. Все они с энтузиазмом закидывали камнями людей на ступенях. Камни были невелики, но многие попадали в цель, и, пока длился обстрел, никакой возможности метать крючья нападающим не предоставлялось.