Том 1 - Григорий Анисимович Федосеев

Каждому было приготовлено по двадцать пять килограммов груза, кроме Бурмакина, которому и за обедом и на работе давалась солидная добавка, да еще Кудрявцева, непонятно почему, Трофим Васильевич наделил более увесистой поняжкой. Но самая большая по объему поняжка была у повара Алексея. Чего только в ней не было: чашки, кружки, сумочки, небольшой запас лепешек, а сверху Лебедев приторочил ему два ведра. Но вид у него был довольный, наконец-то он «оторвался» от лагеря и идет с нами на вершину белка.

Наконец все готово. Трофим Васильевич неожиданно подошел к Кудрявцеву и обменялся поняжками.

Тот запротестовал было:

— Как можно?! Уж я сам как-нибудь.

— Я-то пензенский, — сказал ему Пугачев, — у нас спины без хруста.

— Ну и что же? А у забайкальцев ноги без скрипа, не давай, Арсений, — вмешался Алексей.

— Добавь, Трофим Васильевич, Алексею, смирнее будет на подъеме, — подшутил кто-то.

— Придется! Получай, Алеша, — и Трофим Васильевич, порывшись в оставленном грузе, передал ему четыре медвежьи лапы. И пока тот раздумывал, Лебедев приторочил и их ему к поняжке.

Трофим Васильевич по росту был самым низким из участников экспедиции, но по горам ходил хорошо и всегда впереди. Теперь, зная, что за его плечами — самый тяжелый груз, нам было неудобно отставать от него, и все невольно переглянулись: самый маленький человек бросил вызов таким гвардейцам, как Днепровский, Бурмакин, Лебедев, Курсинов, привычным не меньше его к тяжелой физической работе. Словом, Трофим Васильевич решил испытать свои и наши силы.

Не торопясь он уложил на спину котомку, поправил ремни и, встряхнув плечами, зашагал вперед. За ним тронулись и мы. Где-то далеко внизу Самбуев кричал на лошадей, угоняя их к Кизыру. Шел пятый час.

Подъем был завален упавшими деревьями, обломками твердых пород и переплетен корнями растущих по уступам кедров. Весь крутой скат гребня, по которому мы поднимались на верх белка, усеян небольшими террасами, примостившимися между скалами. Шли не торопясь, гуськом, теряясь по щелям, или между огромных каменных глыб, часто преграждавших нам путь. На крутых каменистых подъемах люди ползли на четвереньках, цеплялись руками за корни деревьев, за кусты, упирались ногами о шероховатую поверхность скал. Лямки резали плечи, все чаще билось сердце.

Трофим Васильевич шагал медленно, размеренно и не отдыхал. Остановится на секунду, сделает один-два глубоких вдоха и снова в путь. Казалось, в таком же темпе двигались и мы, но он уходил все дальше и дальше. Вначале от него не отставал Бурмакин. При длительном восхождении на гору нужна не только сила, но и ловкость, и способность молниеносно ориентироваться, как обойти препятствие, где пролезть или стать ногою, за что схватиться руками или обо что опереться. Тут уж с Трофимом Васильевичем нельзя спорить, и Бурмакин в конце концов отстал.

На подъеме с тяжелым грузом, да еще по такому крутому склону, как в этот раз, мы обычно редко отдыхали. Частые остановки парализуют силы. Лучше подниматься медленно, стараться не думать о самом подъеме и не мерить глазами остающееся до вершины расстояние. Но темпы Трофима Васильевича нарушили наши правила, и, незаметно для себя, мы начали торопиться и… быстрее уставать. Алексей от непривычки весь вспотел и уже снял телогрейку. Курящие забыли про кисеты, а Трофим Васильевич шагал, поднимаясь все выше и выше, и наконец показался на верху последней скалы. Мы видели, как он снял поняжку и, усевшись на кромку, отдыхал.

— И он тоже умаялся, — сказал Алексей, — а что, братцы, ежели мы обойдем его снизу. А? — обратился он ко всем и продолжал: — Как только выберемся под скалу и скроемся с глаз, свернем вправо и — наверх, а он пусть дожидается там.

Я знал, что за скалой, на которой сидел Трофим Васильевич, на вершину белка шел пологий подъем, поэтому было безразлично, каким направлением идти — по гребню или в обход. Нас соблазнило заманчивое предложение Алексея, и мы решили перехитрить товарища, следившего за нами с высоты каменного уступа.

Как только нависшие скалы спрятали нас от глаз Трофима Васильевича, мы свернули вправо и, подбодренные надеждой на успех, торопливо зашагали по крутой россыпи. Все шло хорошо. Исчезла усталость, откуда-то из неведомых резервов появилась сила. Мысль, что Трофим Васильевич будет ждать нас на скале, а мы окажемся далеко впереди, держала нас в веселом оживлении.

Но вот идущий впереди Днепровский вдруг остановился.

— Неладно, кажется, идем, — сказал он.

Наш путь преградил глубокий распадок, усыпанный крупными осколками скал. Возвращаться не захотелось, решили пересечь его и подниматься по гриве, спускавшейся в распадок от вершины белка. Ноги скользили по размякшему снегу. Люди падали, цеплялись за угловатые камни и, наконец, оказались на дне русла. Тут только мы поняли, что ошиблись, рискнув перебраться через распадок. Его левый борт представлял собою высокую скалу, лентой протянувшуюся от вершины распадка донизу. Мы поднимались вверх, спускались ниже, но прохода нигде не было. Возвращаться назад и теперь никто не хотел; тогда мы решили сделать лестницу; хорошо, что с нами были гвозди, и это не отняло у нас много времени.

Только через час мы оказались на гриве. Солнце было низко, и в котловине уже зарождались вечерние сумерки. Стало холодно. Впереди теперь ясно вырисовывалась тупая вершина белка, и чем ближе мы подбирались к ней, тем глубже становился снег. Соревнование с Трофимом Васильевичем мы явно проиграли, но тем не менее торопились. Нужно было до наступления темноты вынести наверх груз и успеть спуститься под скалы, чтобы там, в лесу, организовать ночлег.

Наконец — мы у цели! Оставалась еще небольшая крутизна, метров сто пятьдесят, и вершина будет под нами. Но странно!.. На ней никого не было…

— Да ведь он еще там! Вон, посмотрите! — крикнул Алексей, увлекая нас вперед.

Действительно, на вершине последней скалы, которой обрывался пологий скат белка, стоял человек. Теперь мы готовы были простить себе неудачный маневр, отнявший у нас столько времени и силы.

Прошло еще несколько минут напряженного подъема…

— У-р-р-а-а!.. — закричал Алексей, выскочивший на вершину первым. — У-р… — И голос его оборвался. На вершине белка, где он стоял, лежала поняжка.

— Перехитрили!.. — произнес он разочарованно.

Сбросив с плеч котомки, мы решили несколько минут отдохнуть.

Солнце только что скрылось за волнистым горизонтом, и на снежные откосы гольцов лег раскрасневшийся отблеск зари. Еще темнее стало в залесенной долине Кизыра; еще мрачнев выглядели горы. Где-то далеко, на юге, в вечерних сумерках терялся высоченный Тонгракский хребет, так хорошо видимый днем с белка.

Стало необычно тихо. Это были те минуты, когда на