Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

твои земли? Они уже совершают вылазки к Данубию. Запад в их руках. Сейчас они сражаются за то, чтобы свергнуть Митридата на востоке. Закончив гражданскую войну в Испании и убрав понтийского царя, они обратят взор на север.

– Верно, фракиец, Рим растет. Но ты сам сказал, куда направлены его устремления: на запад, в Иберию, и на восток, в Грецию, Македонию, Фракию, к островам и берегам Азии. Рим сражается с кельтиберскими царями и посылает одно войско за другим против могущественного Митридата, но связаться с Галлией он не посмеет. Римляне поспешно бегут из этих мест, преследуемые нашими племенами, как недавно сделал Помпей. Стоит им войти в Галлию, как они сразу же стремятся ее покинуть. Нет, римляне не посмеют напасть на нас, а значит, я могу не думать о Риме. Я не желаю испытывать судьбу и нападать на римские владения, но и они не собираются нападать на мои. По мне, пусть они властвуют над всей Италией и заберут себе те земли на востоке или западе, которые завоюют. А мне оставят Альпы и Галлию. Таков наш негласный уговор, и они ему следуют.

– Не так давно Марий, римский консул, победил тевтонов, амбронов и кимвров…

– Которые по глупости угрожали самому Риму, – перебил его Дивикон; беседа начинала его утомлять. – Некогда я изгнал их из Галлии, победив при Агене самого консула Луция Кассия. Они не посмеют связываться со мной. От моей руки пало много римлян, и они понимают, что я перебью их снова.

Спартак задумался: он слышал рассказы легионеров об ужасном поражении при Агене, случившемся три десятилетия назад, за несколько лет до того, как Марий принял начало над легионами, но не знал, что во главе кельтских войск стоял Дивикон.

– Римлянам известно, – продолжил галльский царь, – что, если они ступят на мою землю, это обернется для них большой бедой. В Альпах и Галлии я сильнее всех. Это знают и римляне, и остальные галльские племена. Или ты хочешь встретиться с моим войском, чтобы испытать мою силу? Я уважаю тебя, Спартак, но тебе придется нелегко. Подумай хорошенько, стоит ли это затевать.

Спартака удивила враждебность Дивикона. Он не рассчитывал, что царь примет его с распростертыми объятиями, но полагал, что им удастся договориться о свободном проходе через Альпы; теперь он видел, что из этого ничего не выйдет. Он не собирался воевать с гельветами и их союзниками в горах, которые те знали как свои пять пальцев, – в горах, где ни он, ни его люди не бывали ни разу в жизни.

Он вздохнул и встал с валуна.

– Хорошо, – кивнул он, – я согласен. Я пойду со всем своим войском обратно на юг и, поскольку выбора у меня нет, последую совету кое-кого из моих людей и нападу на Рим. Но если я одержу победу, забудь о том, что я говорил о землях вдоль Пада. Если я завоюю Рим, мне будет принадлежать вся Италия – и я не потерплю на этой равнине ни единого гельвета.

– Ты мне угрожаешь? – осведомился Дивикон.

В его голосе прозвучало любопытство. Слова Спартака показались ему слишком дерзкими даже для полководца, одержавшего столько побед за такой короткий срок.

– Понимай как хочешь, но, если я одолею римлян, ты выиграешь. Если они разобьют меня, то почувствуют, что стали еще сильнее, и вскоре поведут свои войска на тебя. Когда ты окажешься в гуще битвы и для тебя и твоих людей все обернется как нельзя хуже, ты обязательно вспомнишь обо мне, об этом разговоре, об этих проклятых камнях, на которых мы сидели, и пожалеешь, что не послушал меня. Но прошлого не вернуть. Я к тому времени окажусь в могиле, но и для тебя будет поздно, слишком поздно.

Не сказав больше ни слова, Спартак развернулся и зашагал к своим всадникам.

Дивикон сидел на валуне, наблюдая, как удаляется предводитель рабов, и думал о том, что, будучи отличным полководцем, тот рассуждает о будущем как надменный и заносчивый выскочка. Подумать только, римские легионы вторгнутся в Галлию! Немыслимо. Пусть только попробуют: он, Дивикон, действуя вместе с союзными племенами, окружит их и уничтожит. Он позаботится об этом. Лично.

XLII

Децимация

Здание Сената, Рим

71 г. до н. э.

– Красс.

– Красс.

– Красс.

Каждый сенатор вставал и повторял одно и то же имя. По причинам, которых в Риме никто не понимал, Спартак отказался следовать своему изначальному замыслу и, вместо того чтобы двигаться на север, в Галлию, развернул свое огромное войско и пошел на юг, прямо на Рим. Видя, какой оборот принимают события, patres conscripti согласились передать единоличное начальство над всеми легионами Италии сенатору, вызывавшему наибольшее доверие. Помпей еще не вернулся из Испании, Лукулл воевал на Востоке, а Метелл был слишком стар, чтобы взять начало на себя. Таким образом, его выбрали единогласно.

– Красс.

– Красс.

– Красс…

Сидевший в середине передней скамьи Красс молча кивнул.

Самний[53], срединная часть Италии

71 г. до н. э

Войско рабов

К немалому разочарованию Каста, Ганника и других военачальников, Спартак продвигался к Риму медленнее, чем ожидалось. Однако фракийский вождь все просчитал: несмотря на одержанные победы и изначальное желание многих рабов напасть на Рим, он по-прежнему с осторожностью относился к этому великому начинанию. Если бы войско рабов направилось к сердцу империи, римляне защищались бы изо всех сил; даже после поражений в Италии у них оставалось достаточно легионов для защиты столицы. Нет, он полагал, что двигаться следует медленно, отправляя послания в италийские города, которые были союзниками римлян, но несколько лет назад восстали против Рима, неохотно признававшего их права и только после кровопролитной войны выразившего готовность пойти на некоторые уступки. Спартак обещал предоставить союзникам намного больше свободы и власти над их землями в надежде, что какой-нибудь из городов поддержит его в борьбе с Римом. Не зря фракийский вождь говорил Дивикону, что Рим можно победить лишь благодаря сплоченности его врагов, которые нападут одновременно. Дивикон, вождь гельветов, отказался присоединиться к его войску; оставались только союзники. У Рима имелось гораздо больше врагов, но все они были далеко. Однако, хотя Спартак продвигался медленно, давая союзникам время хорошенько подумать, ни один из городов его не поддержал.

Дело в том, что в этих городах также существовало рабовладение, и присоединение к его войску подрывало весь уклад местного общества. К тому же несколько лет назад они сами подняли восстание против Рима, которое было жестоко подавлено, и не горели желанием восставать повторно, да еще так