Мертвый Город - Максим Резниченко

– Ты молодец, – негромко говорит Клаус, продолжающий удерживать руки девушки, и я поднимаю на него глаза. Мне совершенно не хочется даже пытаться разобраться в его чувствах и эмоциях, поэтому лишь пожимаю плечами.

Не хочу ничего говорить. Не хочу ничего делать. А сейчас придет откат, и тогда меня затрясет совсем не по-детски. За минуту выкуриваю сигарету и, выбрасывая прочь окурок, слышу слабый стон. Оборачиваюсь. Шея Сони вроде больше не опухает. Ее грудь часто поднимается и опускается. Прикладываю ладонь к ее лбу и сразу чувствую жар, да и лицо у девушки ненормального цвета, какая-то сыпь на нем. Ясно, что это аллергическая реакция на пчелиный яд. И какие нужны лекарства? Не знаю, никогда не сталкивался с подобным.

– Нужно вколоть ей антигистамин, – говорит Клаус.

– Это что-то антиаллергенное?

– Да, – кивает он, – только…

– Что? – спрашиваю, видя, что он запинается на полуслове.

– Здесь не подойдут обычные в таких случаях кларитин, супрастин и им подобные препараты.

– Ты знаешь, что поможет?

– Возможно, преднизолон. Это сильнейший антигистамин…

– Ты можешь его «достать»? – перебиваю его.

Клаус кивает, и через несколько секунд у него в руке оказывается шприц.

– Здесь тридцать миллиграмм – минимальная доза.

– Коли.

– Ты уверен?

– А ты уверен, что она проживет без него хотя бы час?

– А потом?

– Потом нас уже здесь не будет. Коли! – бросаю ему зло, устав от спора.

Ничего больше не говоря, Клаус закатывает девушке рукав, бьет несколько раз по руке, выявляя вену. Точным движением колет шприцом и вводит препарат.

– Как быстро он подействует?

– Сразу.

И действительно, опухлость и сыпь, охватившие все лицо и шею Сони, заметно уменьшаются. Но девушка до сих пор без сознания. Оглядываюсь. Грязь, оставленная мной без внимания, уже не кипит, и пар не клубится, он полупрозрачной завесой висит перед нами. Повинуясь моей воле, поднимается ветер. За несколько секунд он рвет и развеивает в воздухе белесую муть. Никаких пчел или других тварей не видно. На нас тянет прохладой, когда в густой жиже промерзает новая тропа. Нам еще нужно добраться до здания, где я надеюсь найти врага. Счет к нему, и без того великий, увеличился многократно, но сейчас я должен думать о другом.

Клаус уже держит в руках носилки, выжидающе глядя на меня.

– Нет, – качаю головой, – я понесу ее. А ты прикроешь нас.

Парень не спорит, лишь кивая понимающе, и перехватывает поудобнее так полюбившийся ему Вал. А я осторожно беру на руки Соню. Она кажется неожиданно легкой. Мы продолжаем путь. Хотя девушка и весит немного, но моя левая нога, пострадавшая от болотной твари, протестует против дополнительных нагрузок и предательски подгибается, заставляя меня припасть на колено. Клаус шагает ко мне, чтобы помочь, но я упрямо мотаю головой, отказываясь от помощи, и отрывисто бросаю ему:

– Смотри по сторонам.

Припадая на раненную ногу, несу свою драгоценную ношу. До здания уже совсем немного. Черная жижа, бывшая некогда цветущей землей, остается позади, и мы ступаем на обычный грунт. Наш ведущий внезапно останавливается, глядит куда-то вправо на появившийся грохот и резко разворачивается в ту сторону всем корпусом.

– Что там? – хриплю я, поворачивая голову.

– Страж, – следует напряженный ответ. – Змей вернулся.

А я и забыл про него. Но я настолько устал, что на то, чтобы бояться, просто нет сил. Да, я вижу огромного змея, появившегося у домов за пустошью справа в нескольких сотнях метрах от нас. Но ему сейчас явно не до нас. Разрушая здания, Страж движется сквозь них.

– Идем? – Клаус меня спрашивает, что ли?

– Да, – а сам неотрывно слежу за змеем. На его чешуе много ран, а по всему телу, вцепившись мертвой хваткой, висят до десятка огненно-красных больших муравьев. Тех самых, что вылезли из-под обломков уничтоженного здания. Спустя несколько секунд Страж исчезает из поля зрения, продолжая возвещать о себе звуками обвалов и грохотом рушащихся зданий.

Вытираю о плечо пот, текущий по лицу. Гляжу на Соню. Ее шея выглядит все еще достаточно сильно опухшей, но уже не так сильно, как прежде. Сыпь уже исчезла окончательно, но лицо остается бледным и блестит бисеринками пота. Воздух, поступающий в ее легкие через расширитель, негромко шумит, но все это мелочи. Главное – Соня жива. Она все еще без сознания, но это, наверное, и к лучшему – пусть ужасы последнего часа для нее пройдут незаметно, она итак слишком многое перенесла. Соня тихо стонет, вращает глазами под плотно сомкнутыми веками.

– Еще немного, – шепчу ей. – Осталось чуть-чуть, и скоро мы будем дома.

Я упрямо сжимаю губы и цежу сквозь зубы:

– Ты выберешься отсюда. Клянусь тебе.

Вхожу вслед за Клаусом в здание и замираю, оглядываясь. Мы оказались в колодце из голых стен в двадцать этажей. Нет, нет, это не колодец, настоящая крыша закрывает от нас сумасшедшее небо. Внутри не темно и не светло – эдакие мрачные сумерки. Стены, насколько я могу видеть, одинаковы по ширине – три-четыре десятка метров каждая, примерно. Кажется, будто мы внутри своеобразной башни. Это ощущение усиливается еще и тем, что вдоль стен поднимается лестница, длинными пролетами цепляясь за каждую из четырех стен. Не имею ни малейшего представления о том, что это за странная архитектура, которая предусматривает столь странный способ подъема. Ступени поднимаются под обычным углом, они виток за витком тянутся вдоль всех четырех стен. Нет, ни я, ни Клаус не видим внутри человека, нашего врага, но это не значит, что его здесь нет.

– Ступени, – говорит Клаус, настороженно оглядываясь.

– Вижу.

– Максим, давай помогу, – обращается он ко мне со столь участливой физиономией, что, не будь я таким уставшим, непременно рассмеялся бы.

– Нет, – отрезаю я. – Я сам.

– Может, хотя бы передохнем?

– Вперед, – бросаю упрямо, направляясь к лестнице, чьи первые ступени поднимаются совсем рядом.

Клаус шумно вздыхает, но вслух ничего не говорит, только обгоняет меня и первым шагает на лестницу. Да, может быть, я и совершаю ошибку, не давая ему помочь мне, но мне все равно, что Клаус думает по этому поводу. Вероятно, да нет, не вероятно, а вполне определенно, я совершаю тактическую ошибку, не давая более здоровому из нас принять дополнительный груз и нести Соню, а самому заняться тем, что у меня выходит лучше всего – обеспечением безопасности. Да, передать ему девушку было бы правильно и разумно. Но я просто не могу этого сделать. Не могу оторвать от себя ту, которой еще там, на развалинах у фонтана, пообещал… Да и не в обещаниях дело. Мои руки не отпустят ее. Я бы нес Соню и с более серьезными ранами, чем та, которая осталась у меня после встречи с цефалоподом. И я не знаю, почему так. Или знаю? Отупевшие от усталости мысли не могут собраться, сосредоточиться. Невнятная тоска и глухая боль засели у меня в груди, лишая хладнокровия и спокойствия.

У ступеней обычный, стандартный подъем, к которому привычны ноги, поэтому уже через минуту я перестаю внимательно глядеть, куда ступаю. На счастье, лестница крепка и достаточно надежна. Считаю ступени зачем-то. Ряд окон второго этажа с каждым шагом опускается все ниже, давая возможность выглянуть наружу. А там лютует Страж. Он все еще не может скинуть с себя оставшихся муравьев и продолжает крушить здания. Насколько его хватит, интересно? А потом думаю, что главное – чтобы змей не вздумал сбросить с себя насекомых об наше здание. Странная мысль о том, что могло бы быть, если… Неясная тень мелькает внизу, на улице.

– Движение внизу! – кричу Клаусу, который больше смотрит вперед и вверх, сторожа нас от вероятного нападения. Он оборачивается на мой крик.

– Где?

– Внизу, на улице, – отвечаю с отдышкой. – Кто-то был у стены как раз под нами, а потом метнулся в сторону.

Он кивает и выглядывает вниз. К этому времени мы преодолели уже примерно треть подъема, поэтому беглым взглядом не отделаешься – приходится всматриваться. Я со своей драгоценной ношей прислоняюсь к стене у самого окна. Сейчас я не воин.

– Под нами никого, – наконец говорит Клаус.

– Тогда вперед, – бросаю ему. – Поторопись.

Неясная тревога гонит меня вперед и вверх по лестнице, заставляя двигаться так быстро, как я могу. Довольно скоро мы достигаем угла и поворачиваем вслед за лестницей. Все равно ничего и никого не видно – отсюда открывается вид на противоположную от пустоши и болота сторону. Ничего нового, только унылый пейзаж мертвого города.

– Давай! Давай! Не останавливайся! – тороплю Клауса, разглядывающего руины внизу. Он кивает и спешно поднимается дальше по лестнице к следующему углу.

Стараюсь не отстать, но куда мне. При каждом шаге левая нога напоминает о себе тупой ноющей болью. От напряженных нагрузок сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Я уже не чувствую, как по мне течет пот – я насквозь мокрый. Клаус уже достигает угла, останавливается, несколько секунд всматривается вниз, потом вскидывает винтовку, прикладывается к ее оптическому прицелу и открывает беглый огонь – только дымящиеся гильзы вылетают, поблескивая в неверном свете. По кому же он так садит? Уже половина магазина расстреляна!