Пастырь добрый - Попова Александровна

— Слушай, — начал подопечный, глядя мимо лица сестры, и та вздохнула с улыбкой, понимающе кивнув:

— Ясно; судя по глуповатому выражению твоего лица, ты намерен распрощаться, только не знаешь, как начать. Я права?.. О, Господи…

Вполне возможно было допустить, что Барбара вздумала припомнить свое детство, проделав вновь трюк с испуганным взглядом за спину брата, если б за два мгновения перед тем Курт не услышал шаги и шорох растворившейся двери. Пытаясь хоть бы приближенно предположить, чье появление могло вызвать такой страх у хозяйки дома, он медленно обернулся, встретясь взглядом с остановившимся на пороге плотным, как камень, битюгом, озиравшим пространство крохотной комнатки настороженно и придирчиво.

— Чьи кони у двери? — поинтересовался он ровно и, поскольку Барбара молчала, явно пытаясь подобрать слова, могущие объяснить происходящее, шагнул ближе, упершись взглядом в увешанный оружием ремень одного из гостей. — Ваши?

— Мои, — согласился Курт столь же сглаженным тоном, видя, как подопечный поджимает губы, дыша словно сквозь них, глядя по-прежнему в стол и прилагая немало усилий к тому, чтобы не вжимать голову в плечи.

Наконец, медлительно, поворачивая взгляд с напряжением, точно груженный углем мешок, тот обернулся к вошедшему, подняв глаза, но глядя мимо.

— Привет, Карл, — проговорил Бруно негромко, и лицо старшего Хоффмайера вытянулось, осветившись всеми чувствами, кроме тех, что должен бы испытывать любящий брат.

— А… что ты тут делаешь? — попыталась вмешаться хозяйка. — Ты ведь должен быть сейчас…

— Я знаю, где я должен быть, — оборвал тот резко. — Что здесь происходит, и что это делает в моем доме?

— Послушай, ну, брось…

— На кухню, Барбара, — повысил голос Карл, и та уперла руки в бока, демонстративно утвердившись напротив.

— Я не твоя жена, нечего на меня покрикивать. И прекрати; это ведь…

— Я не слепой пока, и именно потому я спрашиваю: что этот недоносок делает в моем доме?.. Под конвоем, Бруно? Добегался?

— Я тоже рад тебя видеть, — болезненно покривился подопечный, и даже человек с немалой выдумкой не смог бы принять за улыбку, пусть и напускную, эту нездоровую гримасу.

Вытянувшееся лицо Карла обратилось каменной маской, когда на поясе брата он увидел два узких кинжала, к тому же присутствие вооруженного человека, явно превосходящего его сословием, выбивало из колеи и никак не давало сориентироваться в ситуации, однако то, что Курт продолжал сидеть молча, не вмешиваясь в разговор, все же мало-помалу возвращало уверенность.

— Что ты здесь забыл? — повторил он мрачно. — Ты ему уже успела поведать, Барбара, что его выкрутасы сделали с отцом?

— Перестань…

— С чего бы это? — возразил Карл, приблизясь еще на шаг и остановившись почти вплотную, и Бруно отвел взгляд в сторону, чтобы не смотреть снизу вверх. — Я что-то не слышу, чтобы ты мне ответил; ты в чужом доме и будь любезен уважать хозяина. Или я со стенкой разговариваю?

— Мне вмешаться? — поинтересовался Курт, следя за тем, чтобы голос прозвучал спокойно и даже с некоторой подчеркнутой ленцой; подопечный поморщился, словно его внезапно одолела нестерпимая зубная боль.

— Не надо. Я сам разберусь, — отозвался он тихо; Карл хохотнул.

— «Он разберется»!.. И как же ты будешь разбираться? Ты думаешь так, что, если нацепил железяки, то перестал быть сопливым недоноском, а, Бруно? Ты теперь что же — поднялся, и из беглого деревенщины перекинулся в вооруженные грабители?

Однако, подумал Курт невесело, если так пойдет и далее, придется либо спешно ретироваться, либо и впрямь вмешиваться, послав куда подальше всю конспирацию; как знать, насколько далеко сможет зайти Хоффмайер-старший. Не хотелось бы предавать суду за покушение на инквизитора буйного братца его подопечного…

— Не бери в голову, — тихо попросил Бруно, словно прочтя его мысли, и отодвинулся вместе с табуретом, намереваясь встать. — Я зашел навестить сестру, Карл. И уже ухожу.

— Это — да, — удовлетворенно согласился тот. — Это — по-твоему, это на тебя похоже. Прихватывай своего приятеля и сваливай, знать не хочу, что ты натворил на сей раз. Я о твоих подвигах уже наслушался от двоих солдат, которые пришли в мой дом искать тебя. Что там нам рассказали, Барбара?

— Перестань, — повторила та; Карл криво ухмыльнулся.

— Ах, да, я припомнил. В университет он ушел учиться… Выучился? Нет, он не выучился; бросил. Так, недоносок? А почему бросил?

— Прекрати, — выдавил теперь уже Бруно, по-прежнему глядя в сторону.

— Потому что как ты был бесхребетной соплей, так и остался, вот почему. Деревенская потаскушка пустила слезу, и ты пошел горбатиться на ублюдка, которого она прижила неизвестно от кого…

Бруно поднялся с места одним резким движением, и упавший табурет загромыхал по полу сухим старым деревом; Барбара рванулась вперед, но замерла, сделав шаг. Курт продолжал сидеть, где сидел, готовясь, случись что, выдернуть его из-под этой туши и следя за тем, как каменеет теперь уже лицо подопечного.

— Что за взбрыки? — с умилением осведомился Карл, рассматривая его, точно заморскую диковинку. — Кинешься в драку за свою дохлую хрюшку? Хотелось бы на это посмотреть.

— Смотри, — тихо произнес тот.

За тем, что происходило в течение следующих секунд, Курт пронаблюдал с удовольствием; каждый из нанесенных его подопечным ударов был узнаваем, проведен четко, фактически без помарок, и как преподаватель он мог бы собою гордиться. То есть, придраться, само собою, было к чему, однако же, как учили еще в академии, главное — это результат…

— Господи… — выдавила Барбара, глядя на раскинувшуюся по полу у стола тушу неверяще и испуганно; кровь, сбегающая из носа туши, неотвратимо марала пол.

— Вообще, — заметил Курт, поднимаясь и аккуратно переступая через неподвижную руку, — удар в колено должен был быть чуть сильнее и немного правее.

— Тогда это перелом, — откликнулся Бруно, пытаясь держаться спокойно, однако нельзя было не уловить едва заметной дрожи в нарочито невозмутимом голосе. — А ему семью кормить… Прости, что так вышло, Барбара.

— Уходи, — попросила она почти с мольбой. — Я очень рада была тебя увидеть, правда, только иди. Уходи, пока не очнулся, ради Бога.

— Очнется он не скоро, — возразил тот и, склонившись, неуклюже чмокнул сестру в макушку. — Но мне правда пора. Теперь… не знаю, когда свидимся.

— Понимаю; иди, — повторила Барбара, буквально выпихивая его за дверь, и довольно сильным толчком направила Курта следом. — Идите. Прощай, Бруно.

— Прощай, — выговорил он уже закрытой створке и, вздохнув, развернулся к лошадям, терпеливо дожидавшимся у двери.

— Все прошло не так, да? — вместо него отметил Курт спустя несколько минут, когда низенький домик остался далеко; тот снова разразился вздохом, неопределенно дернув плечом.

— «Так» оно пройти и не могло, — откликнулся Бруно негромко. — В этой семье всегда все было не так.

— Особенно для тебя, верно? И сёстры — ведьмы, и братья звери…

— Касаемо одного из них я не ошибся, ведь так?.. Черт, всю жизнь об этом мечтал, — вдруг выдохнул тот, неловко улыбнувшись, глядя на свою чуть подрагивающую руку с удивлением, словно все, что этой рукой было сотворено, произошло помимо его власти над нею. — А с духом собрался, только когда проглотить было уже нельзя.

— И когда сумел, — докончил Курт наставительно. — А иначе смысл? С достоинством огрести по сусалам?

Тот наморщился, потирая локоть, врезавшийся в переносицу Карла, и осторожно покрутил рукой.

— Кажется, я повредил сустав, — пожаловался Бруно со вздохом. — Болит.

— А как общее самочувствие?

— Хочу быть сиротой, — пробормотал тот; Курт скосился в его сторону, покривив губы в непонятной гримасе, и молча тронул курьерского шагать быстрее.

Глава 16

Ланц отыскался не с первой попытки в одном из трех трактиров под двусмысленным в данной ситуации названием «Молящаяся мышь», впрямь не на шутку усталым и понурым, и его оживление при появлении младших было по большей части напускным; лишь теперь Курту пришло вдруг в голову, что жалобы на страдающие в тумане суставы могли быть не совсем притворными — о далеко не юношеском возрасте старшего сослуживца он частенько забывал при виде его обыкновенной бодрости и беззаботности, к тому же, на фоне Вальтера Керна любой житель Кельна казался мальчишкой. Сейчас Ланц был бледен и сонен, однако новости были выслушаны с вниманием и тщанием, предложение навестить упомянутого Барбарой святого отца встречено с готовностью, а просьба дать и вновь прибывшим время на короткий завтрак отвергнуто с издевательским равнодушием.

Расположение домика отца Юргена Бруно припомнил с некоторым усилием, и когда вся троица добралась, наконец, до приземистого строения, долго ожидать его появления, как того опасались вначале, не довелось — даже уходящий из церкви последним священник уже давно, по словам дородного не по летам служки, пребывал дома и изволил вкушать. Троих пришельцев впустили в дом тут же, не интересуясь целью визита и именами — служка оказался еще и не по возрасту сообразительным, печенкой чуя того, кто может в ответ на все его вопросы выразиться коротко, предельно ясно, но обидно, и, судя по всему, эти наблюдения не преминул изложить своему духовному отцу, ибо к гостям тот вышел немедленно. На предъявленный ему Ланцем Знак он взглянул обреченно, вмиг побледнев, и тяжело вздохнул.