Одинокий путник - Ольга Денисова

– Неужели? – усмехнулся князь, – А ведь действительно, об этом я не подумал.

Он захихикал противным тонким смешком и потер руки. Лешек глубоко вдохнул и сжал правый кулак, представив, что в нем лежит топор Перуна. Но вместо твердости и спокойствия, ощутил вдруг злобу, смешанную с отчаяньем. Подбородок его задрожал, и слезы с новой силой готовы были хлынуть из глаз – страх превратился в обреченную решимость. Ему нечего терять! И неважно, кто его замучает – Дамиан или Златояр.

– Развяжи ему руки, – кивнул князь, и Путята не замедлил исполнить приказ.

Лешек, с трудом сдерживая дрожь, потер запястья и пошевелил пальцами, словно собирался кинуться на князя с кулаками. А потом вскинул голову и не мигая посмотрел на Златояра.

– Я спою тебе, князь, – сказал он, тяжело дыша, – и я не знаю, кто из нас сильней пожалеет об этом.

Лицо Златояра изменилось, улыбка сползла с губ, он перестал жевать и готов был выплеснуть наружу гнев, но не успел – Лешек хорошо знал силу своего голоса, и первый же звук затолкнул гнев князя обратно ему в глотку.

Он пел об огне, который снится князю, и о предсмертных криках тех, кого этот огонь пожирает, о том, как эти крики не дают ему покоя, как он зажимает уши, но все равно слышит их и корчится на полу, в надежде, что они когда-нибудь смолкнут.

Он пел о предательстве и вероломстве, о нападении на спящих, и о деревне с богатым урожаем на другой чаше весов.

Слова исторгались из его глотки, словно плевки, но разили сильнее стрел – князь, задохнувшийся, с искривленным ртом, откинулся на высокую спинку стула, будто они намертво пригвоздили его к ней. Воины приподнялись с мест и замерли неподвижно, не смея пятиться назад. Наверное, никогда в песне Лешек не изливал гнева, и гнев этот был подобен огромной волне, несущейся по глади озера и сминающей большие корабли, словно утлые лодчонки.

Он пел о вечерах, на которых князь слушал сказки о богах, и о том, что боги не забыли этих вечеров. Он пел о моровом поветрии и о священниках, спасающих людей молитвами, которых никто не слышит, о ревнивом боге, и его слугах, одетых в черное, о дружине князя, посланной им на помощь – сдержать и напугать людей, не желающих казни.

Он пел о чести и тугой мошне, о власти и правде, о силе и несмываемом позоре, и снова о пылающем огне, который никогда не даст князю покоя. И о покойниках, по ночам встающих из-под земли, чтобы занять места в изголовье княжеской постели, тянущих к нему обугленные руки, и проклинающих его сгоревшими губами.

Он пел долго, и не останавливался, потому что гнев никак не мог излиться до конца, тяжелыми валами накатывая на грудь. Только возвращались к нему от внимавшего князя страх и слезы, и Лешек ненасытно пил его раскаянье, и обрушивал на него новые валы гнева.

Мертвая тишина сковала зал, когда Лешек смолк, и лишь огонь, взметнувшийся в очаге, шумел, напоминая, о чем только что было спето. Князь, скорчившийся на широком стуле, долго оставался неподвижным, так же как и его потрясенная дружина, а когда поднял старческие, слезящиеся глаза, в них плескалась нестерпимая боль.

– Велемир? – он умоляюще глянул на Лешека.

– Меня зовут Олег, – сглотнув, ответил тот, впервые назвав имя, полученное им при рождении.

Колдун приехал из монастыря, сжимая кулаки и скрежеща зубами, кинул поводья на коновязь и бегом взлетел на крыльцо. Лешек, который грелся на солнышке возле дома, успел удивиться и испугаться – лицо колдуна было серым, угол его губы подергивался, а глаза метали молнии.

– Охто, что-то случилось? – спросил Лешек, вслед за ним входя в дом.

Колдун уже поднял тяжелую крышку сундука, и выкидывал на пол вещи – шкуру, бубен, пояс с оберегами.

– Да, случилось… – ответил он мрачно, – С юга идет поветрие. Мор.

– Ты хочешь… Ты будешь просить богов?

– Я буду просить у богов ясного неба. Если успею. Это страшный мор, я никогда не видел такого, только слышал от деда, и читал в книгах. Пока он ползет медленно, и умирают люди медленно, но через некоторое время он полетит по земле быстрей ветра, и смерть начнет выкашивать всех без разбора.

Он сел на пол рядом со своими вещами и стукнул кулаком по коленке.

– Я ненавижу монастырь, я ненавижу их злого бога! Малыш, ты подумай, что они сделали! Они пришли в деревню, между прочим, не их деревню, и помогли местному священнику – собрали всех жителей, прошли вокруг деревни крестным ходом, вернулись в церковь и причастили всех, всех до единого! И здоровых, и больных!

– И что… теперь тем, кто умрет, придется идти к Христу? – не понял Лешек.

– Теперь они прямиком отправятся к Христу, все! Все, понимаешь? – колдун снова хлопнул себя по коленке, – Теперь заболеют и те, кто был здоров! Дикари! Шарлатаны! И они смеют говорить, что несут с собой свет! Да еще наши прадеды знали, как останавливать мор! И никак не крестным ходом и причастием!

Он рывком поднялся на ноги:

– И это только первая деревня! Они как тараканы расползаются по земле!

Лешек раскрыл свой сундук и тоже хотел начать собирать вещи:

– Я поеду с тобой.

Колдун вскинул глаза:

– Ты останешься дома.

– Почему? Охто! Я уже не ребенок, или ты забыл?

– Ты останешься дома, – твердо и мрачно повторил колдун.

– Но почему? Разве тебе не потребуется помощь? Зачем ты тогда учил меня столько лет?

– Малыш… Я не знаю, лечит ли эту болезнь кристалл… И если нет – я могу только говорить с людьми, только делать вид, что я прошу богов остановить мор, а на самом деле… Тебе там нечего делать.

– Ну и что? Я тоже могу говорить с людьми, я буду помогать тебе!

– Малыш, ты можешь заболеть, – коротко сообщил колдун, – поэтому ты останешься дома.

Лешеку вдруг стало очень страшно. Он сел на кровать и, запинаясь, спросил:

– Охто… А ты? Ты тоже можешь заболеть?

– Да.

– И что? Если кристалл не лечит этой болезни, ты умрешь?

– Возможно.

Лешек опустил голову и помолчал, а потом робко тронул колдуна за плечо:

– Охто… Можно я все-таки поеду с тобой?

– Нет, – резко ответил колдун.

– Я не могу отпустить тебя так просто…

– Можешь. Малыш, твое предназначение не в этом, как ты не понимаешь?

– А твое?

– А мое предназначение – лечить людей. Я всю жизнь учился этому, и, кто знает, может, это мой час?

Он упаковал вещи, и кликнул матушку, чтобы она собрала ему еды в дорогу.

– Охто, но послушай… – Лешек ходил за ним по пятам, – а если монахи захотят помешать тебе?

– Пусть попробуют, – бросил колдун через плечо.

– Тебе не кажется, что ты обольщаешься?

– Конечно, обольщаюсь. Но я все-таки колдун, ты не забыл? И я не позволю этим ловцам душ… – он со свистом втянул в себя воздух и не стал продолжать.