Загадка миллиардера Брынцалова - Лилия Беляева

Вообще ощущение было не из приятных. Ну, наверное, играл свою роль так называемый «советский менталитет». Когда на тебя, не очень-то и стесняясь, глядят холодноватые, без всякого выражения глаза вооруженных парней, делается как-то очень не по себе. Чуешь невидимую, непереходимую черту между собой и некой особой, может высшей, цивилизацией.

А голландцы теперь уже снимали во дворе, и все мы, посторонние, старались не попасть в кадр, ибо им надо было показать своим телезрителям некое безлюдное пространство, строения, так сказать, в чистом виде.

Что мне понравилось с первого взгляда внутри крепостцы? Красивые черные решетки на окнах дачи… И еще зеленый газончик между двумя домами.

Александр мне сказал:

— Посмотрите вон туда. Там шашлыки готовят.

Посмотрела. Что-то вроде грота, белый стол и белые стулья, привалившиеся к нему спинками, видимо, спрятанные от дождя. Отдыхающие вещи, которые пока не у дел.

А на лужайке — детские качельки… И еще яркий предмет — вроде надувного круга… Да! И бассейник невеликий, ну совсем невеликий, и в нем плещется серая осенняя вода… И вообще вдруг от всего этого безлюдья и малости, урезанности, обрамленной кирпичной высокой стеной, на меня вдруг явственно пахнуло какой-то печалью и временностью, какой-то надуманностью и ненастоящностью, да простит меня великодушно «Великий и Ужасный» Владимир Алексеевич!

И еще эти качельки, покачивающиеся под ветром… И еще эти выстроенные в рядок у цоколя дома редкие, осыпающиеся розы. Одним словом — не на чем глазу понежиться и словно бы «кого-то нет, кого-то жаль, и чье-то сердце мчится вдаль».

Я с чисто женской въедливостью допытываюсь у Александра:

— Здесь их дети играют?

— Конечно.

— И к ним ходят другие дети, друзья?

— Редко. Надо понимать, это дети самого Брынцалова. А сейчас и у нас, как известно, детей воруют, чтоб с родителей содрать куш…

Вместе с голландцем идем в дом, где живет прислуга… Ковры, светильники, узкая деревянная лестница на второй этаж. Похоже на декорацию к фильму начала века…

В просторном гараже две машины. Одна из них светлая «Волга», вторая — какая-то импортная.

Я интересуюсь у Александра, когда же мы увидим саму владелицу данных обустроенных пространств…

— Сейчас пойдем в дом — и там, — обещает он.

Голландцы же всерьез заинтересовались машинами. Им хочется узнать, чья из них чья. Им хочется, чтобы импозантный пресс-секретарь постоял возле них в этакой созерцательно-небрежной позе. Дисциплинированный, вежливый Александр стоит как желательно…

— Нет, нет, светлая «Волга» — для прислуги. А вот вторая — это для хозяев.

Гараж большой, в нем уместится, пожалуй, машин шесть, а может, и семь.

В коридоре гудит пламя, открытое, фиолетово-белое, так и рвущееся с горелок, видимо, отсюда идет тепло во все сооружения. Или что? Пламя гудит неистово, пугающе — так и хочется оглянуться на него еще раз.

Теперь пора идти в «покои», к хозяйке, как я полагаю. И вдруг слышу голос Александра, он спрашивает охранника, худого парня с холодными, словно застывшими, какими-то сиротскими глазами:

— А где «мерседес» Натальи Геннадиевны? Где она сама?

— Только что перед вами уехала.

Александр разводит руками:

— Уехала.

Я же чего-то совсем не понимаю и пристаю к нему:

— Но ведь вы с ней договаривались? Как же так? Зачем же я тогда ехала?

Александр резонно отвечает:

— Ну что поделаешь! А разве так уж не интересно посмотреть, как живут миллиардеры? Мы сейчас пойдем в дом. Наталья Геннадиевна разрешила…

Он распахивает входную дверь, и мы все попадаем в холл, или прихожую, кому как нравится. Оператор вскидывает на плечо «Бетакам»…Пухлые кожаные кресла… Огромная, судя по всему, предназначенная для просторного помещения и высоких потолков, хрустальная люстра. На противоположной стороне то, что в просторечии называется «стенкой», но явно штучная работа — красивая резьба и «медальоны», где маслом изображены сцены из жизни грациозных молодых, возможно греческих богов и богинь среди зелени и цветов. Да, забыла, — справа, у входа в соседнюю комнату, — портрет В.А. Брынцалова — голова крупным планом.

Голландцы работают — снимают. Потом одна створка «стенки» открывается и… Как же назвать эту женщину в фартуке, небольшого роста и средних лет? Ну, согласно читаному, в том числе и классике — горничная… Так вот, горничная тихим, приветливым голосом предлагает нам раздеться. Каждый плащ или куртку она старается самолично накинуть на плечики и уже эти плечики зацепить за поперечную круглую палку внутри «стенки». Но вот ведь незадача — палка укреплена высоко, с расчетом, возможно, на рост среднего баскетболиста, и терпеливой женщине приходится привставать на носки и тянуться, чтобы выполнить предписанное правилами здешнего дома…

И со второго, тоже не очень-то высокого этажа, свисала-сверкала большая, тяжелая, роскошная люстра.

А поднимались мы по довольно узкой лестнице, застланной мягким, и держались за поручни из мраморных брусков. Кое-где между тяжелыми брусками темнели щели — пригнали их не ахти…

Кроме тяжелой большой люстры, на втором этаже сиял свежей полировкой коричневый рояль и стоял телевизор, а над ним — иконы. По стенам — картины, антикварные. И мягкие-мягкие диван и кресла розоватого тона.

— Здесь, — объяснил Александр, — собираются родственники и приглашенные на домашние вечера…

Здесь же ковры с изумительным подбором цветов.

А далее — кухня. Ну, разумеется, та, что называется современная… И тут голландцы не очень-то задержались. Здесь мыла что-то в раковине тихая женщина в белом фартуке, с которой никто как-то не поздоровался, а она и не претендовала…

Зато то, что называется «столовая», вывело из себя даже уравновешенных, неторопливых, скупых на слова и жесты голландцев. Да и мы с переводчицей уже на пороге замерли в растерянности и восхищении.

— О! О! — шептали голландцы и наставляли жадный объектив камеры то на то, то на это.

Что уж так поразило всех нас? Ну, во-первых, огромный длинный деревянный стол с наборной столешницей мастерской работы. И деревянные тяжелые даже с виду стулья-престолы с витыми ножками-спинками, сверкающие то ли серебряной, то ли золотой нитью, кажется, парчовых сидений. И стульев этих — много, с расчетом на большую компанию.

Но, конечно, особенно удивительно величавы были два стула, возглавлявшие торцы, с вензелями высоко в изголовье. С вензелями, как положено на царских-графских вещах.

Но и это еще не все! Мастерством неведомого умельца на скошенной стене потолка трапезничали, воплощенные в деревянной мозаике, Христос и двенадцать апостолов. «Тайная вечеря» раскинулась от одной стены до другой, вызывая восторг и оторопь…