Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов - Луи Буссенар

— Машина в порядке? — спросил он машиниста.

— Никаких повреждений, меня это даже удивляет. Я ее хорошо осмотрел.

— Сможет она выдержать еще раз подобную нагрузку?

— С углем — да.

— Хорошо.

Бреванн поспешил к агенту угольной компании, купил у него две тонны лучшего угля и распорядился немедленно загрузить его.

Пары развели, на клапаны положили гири.

Андре поднял на корме национальный флаг и скомандовал:

— Вперед!

Потом сел у руля рядом с лоцманом и переводчиком.

— Нам надо пройти около ста семидесяти пяти миль? — спросил он через Сами у бирманца.

— Да, хозяин.

— Мы должны пройти их за двенадцать часов. За двенадцать часов, во что бы то ни стало.

— Это дело машиниста. Я берусь провести шлюпку, не посадив на мель, избежав столкновений с плотами и лодками.

— Хорошо. Награду получишь по заслугам. Машинист, сколько миль мы делаем?

— Двенадцать.

— Слишком мало. Нельзя ли разогреть сильнее?

— Опасно.

— Необходимо четырнадцать миль в час.

— Невозможно, сударь, но эту прибавку даст нам течение.

— Лоцман, какова скорость течения?

— Две мили в час, хозяин.

— Превосходно. Вперед! Вперед!

Шлюпка неслась на всех парах. Поршень лихорадочно работал, винт бешено вертелся, из трубы клубами вылетал густой черный дым, стлавшийся далеко по реке. Кузов трещал, котел, казалось, вот-вот взорвется.

Через двенадцать часов после выхода из Мидая шлюпка подплывала к Рангуну. Андре отыскал глазами «Голубую антилопу», она стояла под парами, на фок-мачте развевался флаг отплытия.

Долгожданную шлюпку встретили громким продолжительным «ура!» — телеграмма Бреванна взволновала весь экипаж.

Андре проворно взобрался на борт, сердечно поздоровался с капитаном, ждавшим его на кубрике, и увел к себе в каюту.

Через двадцать минут появился в костюме для визитов, успев за это время обсудить все необходимое с капитаном.

— Значит, вы непременно хотите встречи с английским губернатором? — говорил тот.

— Хочу, по меньшей мере, гарантировать себе его нейтралитет, — отвечал Андре. — Англичане считают себя передовыми борцами за цивилизацию и при случае не прочь поддержать белых против цветных туземцев. Если бы они согласились заступиться за Фрике, он, конечно, был бы немедленно спасен, но пусть они хотя бы не вмешиваются, когда я начну бомбардировать Мандалай.

— А если они не пожелают сделать ни того ни другого?

— Тогда я все-таки буду бомбардировать бирманскую столицу… Вернусь через два часа. Ждите.

Шлюпка высадила Андре у верфи, и он поспешил в стоявший неподалеку губернаторский дом.

Француз-миллионер, известный спортсмен и владелец увеселительной яхты был немедленно принят.

Бреванн без лишних слов объяснил, как и зачем прибыл в Бирму, и перешел к приключению с Фрике. Тут губернатор его остановил:

— Это дело я знаю. Полагаю, что осведомлен о нем лучше вас. Жизнь вашего друга в большой опасности.

— Я так и думал, ваше превосходительство. И прежде чем сделать отчаянную попытку его спасти, решил обратиться к вам с просьбой о заступничестве, о поддержке.

— Увы, сэр! Это совершенно невозможно.

— Ваше превосходительство! Почему невозможно?

— Случай исключительный. Замешано религиозное верование местных жителей. Будь что другое, я бы непременно заступился. Но правительство британской королевы отличает терпимость в вопросах вероисповедания. Скажу больше — оно активно поддерживает свободу отправления всевозможных культов.

— Но ваше превосходительство! Европейца, француза, цивилизованного человека хотят казнить за то, что он убил животное.

— Священное животное, имейте это в виду. Я знаю, что это нелепость, но это — вопрос религии. Нам не нужны проблемы с фанатиками. Ваш друг совершил преступление — он воспрепятствовал свободному отправлению вероисповедания, признаваемого нашим правительством.

— Но ведь это произошло не в ваших владениях, а в независимой Бирме.

— О! Эта независимость такая призрачная. И наши подданные исповедуют ту же веру.

Андре понял, что ничего не добьется. Национальный эгоизм дело серьезное.

— Хорошо. В таком случае я буду действовать по своему усмотрению.

— Пожалуйста, сэр. Как представитель нашей королевы, я вам содействовать не могу, но как европеец — всей душой желаю успеха.

— Весьма благодарен вам, ваше превосходительство. При вашем благосклонном нейтралитете надеюсь справиться.

— Мой нейтралитет, сэр, еще благосклоннее, чем вы думаете, — улыбнулся губернатор. — Ваше вмешательство, я уверен, вызовет большое потрясение в этой разложившейся империи, и наша политика останется только в выигрыше. Можете запасаться у нас всем, что вам понадобится, — провизией, боеприпасами, углем… Кроме того, сэр, могу дать вам отличный план Мандалая, составленный нашими инженерами. Пригодится для бомбардировки. Ваш друг заперт в пагоде, где живет Белый слон. По сведениям моих агентов, его казнят через неделю, в день праздника коронации императора. До свиданья, сэр. Торопитесь.

— Еще раз благодарю вас, ваше превосходительство, — сказал Андре, прощаясь с губернатором. — Недели мне хватит. Фрике будет освобожден, или я сам погибну.

Через полчаса шлюпка заняла свое место на палубе яхты. Лоцман встал у руля. «Голубая антилопа» пошла вверх по Иравади.

На яхте Бреванна ждал сюрприз.

Капитан прекрасно понял из его телеграммы, что надо делать. Слова «понадобится весь наличный экипаж, и даже больше» объяснили ему все. Опытный морской волк сейчас же распорядился нанять в гавани двадцать человек решительных молодцов, свободных от предрассудков. Такими молодцами кишат обыкновенно все портовые города. За деньги они готовы служить кому угодно и делают это, по большей части, довольно усердно.

Капитан предупредил — вам будут хорошо платить, вас будут хорошо кормить и немедленно расстреляют при неповиновении.

На яхте они держали себя пристойно, хотя выглядели весьма непрезентабельно.

Андре одобрил распоряжение капитана, обещал каждому двести франков в неделю и двести франков в качестве награды, если пленник будет освобожден.

Такое же вознаграждение обещано было и всем членам экипажа.

Это известие встретили громовым «ура!».

Капитан не скрывал восторга.

— С такими людьми, сударь, можно рисковать, — сказал он Андре, когда они остались одни.