Четыре степени жестокости - Кит Холлиэн

Затем Уоллес несколько минут рассказывал Стоуну обо мне, о нас и о том, что мы делаем. У меня возникло чувство, что он использует меня как приманку, чтобы выяснить, как далеко Стоун намеревается зайти в своих репортажах и каковы его планы относительно меня. Возможно, он считает меня совсем уж никчемной и бесхарактерной.

Уоллес попытался объяснить Стоуну мое смущение:

— Я ничего не говорил офицеру Уильямс о вашем визите. Хочу, чтобы она провела свое обычное дежурство без всякой дополнительной подготовки, а вы будете сопровождать ее во время обхода. Так вы лучше сможете понять принцип работы тюрьмы. — Затем Уоллес обратился ко мне: — Мистер Стоун будет следовать за вами во время обходов, будто он — новый надзиратель на своем первом дежурстве. Постарайтесь вести себя как обычно, будто с вами никого нет. Это позволит мистеру Стоуну увидеть, чем мы занимаемся на самом деле, как работаем с зэками и с какими трудностями сталкиваемся постоянно. — Уоллес пожал плечами с мрачным видом. — К сожалению, ночь сегодня не очень спокойная. Хотите — верьте, хотите — нет, но непогода сильно взбудоражила зэков. Но поскольку мистер Стоун все же приехал к нам, мы подготовились к его визиту и начнем сразу после того, как все камеры будут закрыты. То есть через сорок минут. Я не хочу, чтобы вы лично сталкивались с зэками, мистер Стоун, это необходимая мера предосторожности, но, думаю, вы получите максимально объективное представление о жизни в тюрьме, которое доступно большинству гражданских. Должен, однако, предупредить: ваше присутствие в тюремных блоках может спровоцировать враждебность и грубость со стороны заключенных. Офицеру Уильямс предоставлена полная свобода в оценке безопасности той или иной ситуации, и последнее слово всегда остается за ней.

Стоун счел своим долгом высказаться:

— Так всегда и бывает. Стоит появиться репортеру, как жизнь в тюрьме меняется кардинальным образом.

Ну конечно, мир вращается исключительно вокруг тебя, засранец. Все эти шуточки слишком явно направлены в мой адрес. Естественно, я не сдержалась и попросила смотрителя о возможности переговорить с ним с глазу на глаз. На несколько секунд в комнате повисла неловкая пауза, затем Стоун хлопнул себя по коленям и сказал, что ему нужно наведаться в уборную перед тем, как мы отправимся на экскурсию.

Оставшись наедине со смотрителем, я не знала, что сказать. Как говорить с начальником, которого пытаешься уличить в незаконной деятельности? Но я считала, со мной обошлись несправедливо, и это подтолкнуло меня к действиям.

— Мне не нравится эта идея. По графику у меня сегодня дежурство в «Пузыре». Я не должна делать обход.

Мне нужно оказаться в «Пузыре». Я должна находиться там в тот момент, когда Руддик совершит передачу. Я хотела наблюдать за ним с безопасного расстояния и убедиться, что сделка состоялась.

— И вы не можете просить меня сопровождать репортера, который пишет обо мне гнусную ложь.

Уоллес кивнул, словно хотел показать, что полностью согласен со мной, а затем, к моему изумлению, предпринял попытку извиниться:

— Знаю, знаю. Это выходит за рамки твоих обязанностей. Я старался отменить этот визит из-за плохой погоды. Но не смог дозвониться до Стоуна. Если честно, я думаю, он специально не отвечал на мои звонки, потому что очень хотел проникнуть сюда. Его должен был сопровождать Дроун, но он застрял в дороге.

— А как же моя смена в «Пузыре»

— Ты возьмешь на себя дежурство Дроуна. Катлер посидит в «Пузыре», пока не приедет Дроун.

Я рассмеялась.

— Значит, вы и не собирались делать из меня гида? Я была лишь запасным вариантом.

Его лицо снова приняло суровое выражение. Я понимала, что спровоцировала эту реакцию.

— Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, Кали. Ты — не запасной вариант. Ты прекрасно справляешься с работой. Если бы в нашем штате было десять Кали Уильямс, я мог бы спать спокойно.

— Почему-то не верю, что вы говорите искренне, — усмехнулась я. — Вы отклонили мою просьбу, и по вашей милости я целый месяц пыталась выбраться из дерьмовой истории с Хэдли, хотя не делала ничего дурного. — Горечь переполняла меня, я не смогла удержаться и выплеснула все наружу.

— Отклоняя твою просьбу, — медленно заговорил Уоллес, — я думал только о твоих интересах. Когда же дал ход делу, я поступил так лишь потому, что у нас не было выхода.

— Не понимаю, объясните. Для меня это очень важно. — Я никогда еще не позволяла себе обращаться к Уоллесу в столь неуважительном тоне.

— Тебя обвинили в избиении заключенного. Я находился в пятнадцати метрах от тебя и ничего не видел, но я понимаю, такое вряд ли могло случиться на самом деле. Я хорошо знаю тебя, полностью доверяю, но это не значит, что я не могу ошибаться. Один мой старый друг работал начальником полицейского участка в Аризоне. Однажды его офицер застрелил вооруженного подозреваемого, который пытался скрыться от полиции. Семья погибшего заявила, что оружие было подброшено. Это казалось абсурдом. Жертвой оказался семнадцатилетний парень, член преступной группировки, который привлекался несколько раз за незаконное ношение оружия и отбыл срок в тюрьме для несовершеннолетних. Поэтому мой друг вступился за того офицера и прикрыл его. Так вот, прошло шесть месяцев, и в ходе расследования полиции штата выяснилось, что оружие действительно было подброшено. Более того, жертва работала на офицера, который возглавлял сеть молодых наркодилеров. Он находил их в тюрьмах для несовершеннолетних, где его брат работал педагогом, и принуждал к сотрудничеству. Доверие общественности к полиции города было подорвано, и на довольно приличный срок. Поэтому я считаю, мы можем вытерпеть некоторые трудности, а иногда и двусмысленность положения, чтобы здесь не случилось ничего подобного. Пусть даже наша колония зэков сильно отличается от общества благопристойных граждан. Я думаю, это входит в обязанности офицера исправительного учреждения. Мы не можем все время покрывать друг друга, нам необходимо научиться принимать и негативные стороны нашей работы.

Я предпочла смолчать. Вспомнила, что когда-то восхищалась высокими моральными принципами Уоллеса и считала, что однажды смогу им соответствовать.

— Я также верю и надеюсь, — продолжал Уоллес, — что мы сможем использовать присутствие Стоуна в наших интересах. Тебе необходимо продвижение по службе, Кали. Хорошие отзывы о тебе в прессе, всего лишь несколько слов восхищения, могут быть высоко оценены администрацией тюрьмы. Ты даже не представляешь, как внимательно там изучают прессу. Пока не знаю, какой из тебя получится лидер. Но все, что я видел в последнее время, натолкнуло меня на мысль, что я сильно недооценивал тебя. Но я также подозреваю, что ты сердишься на меня и все еще не можешь прийти в себя из-за недавних событий. Поэтому я готов предоставить тебе еще один шанс. Но в ответ я хочу спросить: готова ли ты сделать то же самое по отношению ко мне?

Я ничего не ответила. Не могла произнести ни слова.

Уоллес немного смягчился:

— Возможно, я эгоист. В глубине души я устал оттого, что мы не получаем должного признания. Всякий раз, когда в прессе появляются упоминания о надзирателях, они полны лжи. Обычно это происходит либо из-за скандала, либо из-за жестокого обращения с заключенными. И никто не пишет о том, какая тяжелая у нас работа. Возможно, благодаря Стоуну люди узнают о нас более позитивные вещи. Поэтому я и подумал о тебе. Соглашайся, ты все равно ничего не теряешь.

«Могу ли я что-то потерять? Не знаю, что делать: рассмеяться или сразу во всем признаться», — возразила я про себя.

А вслух произнесла:

— Я с удовольствием сделаю все, что вы хотите.

Мы даже обменялись рукопожатием.

Мы сидели в комнате отдыха, пили кофе и пытались как-нибудь убить время, ожидая, пока закроют камеры. Мы были не одни. В комнате находилось еще несколько офицеров охраны, и я с воодушевлением объявила о том, что наш местный репортер пишет статью и поэтому будет сопровождать меня весь вечер, чтобы познакомиться с настоящей жизнью Дитмарша. Я держалась дерзко и раскованно, губительное чувство свободы опьяняло меня. Коллеги, похоже, уловили мое настроение. Они стремились показать нашему наблюдательному гостю, что мы все боевые товарищи, одна команда. Хотели произвести на него впечатление мужественностью и осведомленностью. Если Стоун мечтал написать очередную сенсационную историю, ему нужно было просто включить диктофон и ждать. Феган показал Стоуну, как надевать наручники, как держать дубинку под подбородком у заключенного и где можно промыть глаза после того, как тебе в лицо прыснули химическим раствором. Катлер подробно рассказал, из каких ингредиентов обычно состоит этот раствор. Баумард назвал нас всех «девчонками» за наше желание развлечь заезжего репортера. Похоже, его слова спровоцировали Стоуна задать мне несколько провокационных вопросов в присутствии мужчин. Как заключенные относится к надзирателю-женщине? Что я делаю в первую очередь в случае непредвиденных ситуаций? Почему надзиратели не носят при себе никакого оружия, кроме дубинок? Я отвечала коротко и с нескрываемым сарказмом, и мои коллеги могли в полной мере оценить мою стервозность. Они смотрели на меня с нескрываемой гордостью. Я была таким же крутым надзирателем, как и они.