Стать японцем - Александр Николаевич Мещеряков

подражательству. В Европе увлеченно заговорили и о «желтой опасности» — по отношению к японцам этот термин был впервые употреблен германским императором Вильгельмом II в 1895 г. Раньше в западном общественном сознании японцы не воспринимались как люди с однозначно желтым цветом кожи. Хотя антропологи и выделяли «белую», «желтую», «черную» и «красную» расы, европейцы, которым довелось повстречаться с японцами лицом к лицу, обычно находили цвет кожи японцев «темным», «смуглым» и т. п.

В «Космографии» 1670 г., одном из самых первых российских изданий, где имеются сведения о «Япан-острове», утверждается, что цветом лица японцы подобны «оливкам, то есть масличным ягодам»6. Такое определение сохраняется и во второй половине XIX в.: «Что до цвета лица, то в общем он матово-оливковый, как у испанцев, и у женщин вообще светлее, чем у мужчин, но тут есть множество оттенков, в зависимости от условий жизни, начиная с темно-бронзового, наблюдаемого у многих рабочих, вынужденных всегда работать на солнце, до европейски белого, какой нередко встречается у женщин аристократок»7. И. А. Гончаров находил цвет японской кожи «светло-красноватым»8. Определения наподобие «смугло-желтый»9 и «желтолицый»10 также встречаются, но фактом остается то, что восприятие европейцами цвета кожи японцев не отличалось унифицированностью.

Сам термин «желтая опасность» (yellow peril) во второй половине XIX века употреблялся (преимущественно в США) по отношению к китайским рабочим-кули, которые были трудолюбивы, дешевы, неприхотливы и составляли на рынке труда известную конкуренцию местному населению, что провоцировало антикитайские настроения и даже погромы. Однако теперь под этим словосочетанием стала пониматься по преимуществу та военная угроза, которую представляет Япония для гегемонии западных держав. Следует также помнить, что в европейской культуре прилагательное «желтый» может иметь достаточно выраженные отрицательные значения. Еще в средневековье «желтый» ассоциировался с неверностью и изменой. Во времена инквизиции еретиков могли обряжать в одежды желтого цвета. Кроме того, «желтый» мог обозначать слабость и болезнь (в особенности желтуху). В данной ситуации это значение было с готовностью введено в новый европейский оборот. Писатель Мори Огай отмечал: если Япония выигрывает войну, ее начинают именовать «желтой опасностью», если же она проиграла бы эту войну, ее бы заклеймили как «варварскую» страну11. Поскольку традиционный идеал японской красоты предполагал белокожесть, то определение «желтый» обретало дополнительную оскорбительность.

Презрительный и одновременно пугающий эпитет «желтый», употребляемый по отношению к японцам, с легкостью укоренился и в России, чему, безусловно, сильно способствовал исторический опыт нашей страны. Современные японские геополитические амбиции воспринимались в контексте татаро-монгольского нашествия. Владимир Соловьев, проницательный мыслитель и посредственный поэт, видел в японском воинстве Антихриста. За победами японцев в войне с Китаем он предвидел угрозу будущему России. В 1894 г. он с нескрываемым ужасом писал:

О Русь! забудь былую славу: Орел двуглавый сокрушен, И желтым детям на забаву Даны клочки твоих знамен...

Во время японско-русской войны получила широкую известность песня «Варяг», в которой, в частности, пелось:

Наверх, о товарищи, все по местам!

Последний парад наступает!

Врагу не сдается наш гордый «Варяг», Пощады никто не желает!

Бесчисленные «народные картинки» (аналог лубка) на разные лады производили операцию по дегуманизации японцев, представляя их то в виде отвратительных монстров, то в виде слабых, хилых и истеричных созданий12. В идеологическом дискурсе того времени за японцами твердо закрепляются определения «желтые, раскосые, коварные»13. Расовые предрассудки распространялись даже на японскую одежду. Д. Абрикосов свидетельствует, что, когда он облачился в кимоно, его соотечественник стал осуждать его за то, что тот носит «постыдную одежду желтой расы»14.

Ни с окрасом кожи, ни с разрезом глаз поделать было ничего нельзя. Но японские средства массовой информации того времени предпочитали этого не замечать: на цветных гравюрах, изображавших (воображавших) сцены японско-русской войны, японские солдаты и офицеры обладали белокожими лицами с европейскими чертами. Пропорции их тела были также подогнаны под европейцев, ростом японцы не уступали русским. Они отличались от европейцев лишь униформой. Русские же предстают в обличье космато-волосатых и страшных казаков. Японцы примысливали себе белокожесть, но в то же самое время представителей других азиатских народов (например, китайцев) они изображали желтокожими.

Японское правительство неоднократно и решительно заявляло, что война с Россией не имеет ничего общего со столкновением рас или же религий — она имеет целью «всего лишь» обеспечение справедливых интересов страны и защиту несчастной Кореи. Тем не менее японское общественное мнение в значительной степени воспринимало эту войну именно как расовую, она имела отчетливую «цветовую» окрашенность. При этом был как бы совершен возврат в то недавнее, но, казалось, избытое прошлое, когда европейцы (русские) представлялись исчадиями ада.

В романе известного писателя Сэридзава Кодзиро (1897— 1993) «Мужская жизнь» главный герой повествует об атмосфере в рыбацкой деревне во время японско-русской войны. Будучи ребенком, он наблюдал, как на железнодорожную станцию прибыли русские военнопленные, которые «вполне соответствовали тому, что я раньше видел на картинках и фотографиях: заросшие рыжими волосами лица, как у обезьян, одеты, точно в шкуры, в толстые пестрые пальто, даже шапки у них были не как у людей. То, что они из породы демонов, было видно по их высоченному росту — сошедшие вместе с ними японские солдаты едва ли доставали им до плеча. Я с удивлением узнал, что на одной с нами планете живут люди, столь не похожие на японцев. Тридцать-сорок пленных, неся в руках маленькие тюки с поклажей, сойдя на платформу, переговаривались между собой. То, что русские умеют говорить, также стало для меня откровением»15.

Япония напала на Россию не только с целью «защитить» Корею. Начав эту войну, японцы рассчитывали избыть свой комплекс неполноценности и доказать миру, что они достойны встать вровень с европейскими народами. Подъем по этой лестнице обеспечивала победоносная война. Японцы прилагали титанические усилия, чтобы вообразить себя «настоящими» европейцами. Экономист, публицист и член парламента Тагути Укити (1855—1905) в статье «Уничтожая теорию желтой опасности», написанной им во время войны, открыто утверждал, что японцы принадлежат не к желтой, а к белой расе. Он находил, что с расовой точки зрения японцы не имеют отношения к китайцам (которые-то и являются олицетворением желтой расы) — японцы «схожи» с обитателями Индии, Персии, древней Греции и Рима. Признавая, что в «народе Ямато» все-таки можно обнаружить следы «желтой крови», он утверждал, что японская аристократия (которая по умолчанию и являлась для автора