Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая - Мария Мирей

такой силой, что казалось я лечу в страшную пропасть, которая с каждой секундой становилась все шире и больше. Рыдания заклокотали где – то в горле, я вдруг почувствовала, что умираю от фатального чувства необратимости. Смотрела на широкую спину чужого мужчины, у которого не было сил взглянуть мне в глаза в этот миг, а разум, словно взывая ко мне, кричал, что надежды тщетны. – Просто ответь мне, где он? Гдееее? – Заорала я, сдерживая рвущиеся рыдания.

– Его машину три дня назад обстреляли. Она взорвалась на подъезде к городу. В машине было два обгоревших трупа и костыли. Скорее всего, с ним был Илюха.

Его слова оглушили меня. Они взорвали мою реальность, и обрушились на меня тоннами боли, погребя под собой все то, что когда – то называлось Дианой. Меня не стало в тот момент. Засосало в прострацию. Я видела себя словно со стороны, наблюдая, как Лелик, черт бы его побрал, пытался привести меня в чувство, что – то кричал, даже хлестал по щекам, в надежде вернуть в этот мир. Беда в том, что он мне был не нужен. Без него. Сердце разрывалось от дикой боли. В эту самую секунду, я видела, как все, что было между нами ускользает словно тень. От безысходности хотелось кричать, хотелось умолять, хотелось встряхнуть его хорошенько, чтобы забрал сои фатальные слова обратно, душу хотелось отдать за один только взгляд Влада, за его извечную ироничную ухмылку, за возможность еще раз сказать «люблю», мы так мало мы говорили друг другу этих слов. А теперь, это все уж стало неважно, лишь агония прожигающая тело насквозь парализовала, не давая сдвинуться с места, и произнести хотя бы слово.

Когда – то я мечтала спастись от Влада. Он разрушил мою жизнь, и создал для меня другую. Я тогда ненавидела его всем сердцем, желала ему смерти. Я и не думала , как материальны могут оказаться мысли. Она всегда ходила за ним по пятам, подстерегала его за каждым углом, а он умудрялся жить полной жизнью и бросить весь мир к моим ногам.

Как же глупа я была, как же легкомысленна. Да, он принес много боли мне, и моя ненависть была бы вполне оправдана, но разве любят за что – то? Любят вопреки всему, и, не смотря ни на что, я любила его дикой, первобытной любовью. Он укрывал меня от всего мира не ради собственной эгоистичности, а ради того, чтобы я не замаралась в его мире той грязью и кровью, в которой с лихвой искупался он сам.

В тот день я не увиделась с сыном и своей экономкой. Они не приходили, или приходили, но это осталось за кадрами моего сознания.

Еще позже я узнала, что произошло в тот роковой день, но не из уст Алексея – Лелика, а из новостей. Он опасался заводить болезненную тему, способную выбить меня из реальности. Именно выбить, потому что я не помню момент, когда стала реагировать на окружающих, в моей памяти только сплошное черное пятно, разделившее мою жизнь на «до» и «после». Утром пришла медсестра и предложила включить телевизор, висевший на стене. Я безразлично отвернулась к окну, а она ведомая какой – то темной силой все же его включила и покинула палату.

Буквально сразу палату заполнил визгливый голос дикторши, неся миру новости, будоражащие как оказалось последний месяц весь свет.

«…Город продолжает купаться в крови, криминальные расправы не утихают уже практически месяц. Напомним, что развязала войну в криминальных структурах гибель влиятельного политического деятеля Владислава Звягинцева. Остатки его взорванного автомобиля нашли в трех километрах от города. По предварительным данным, его машину расстреляли с гранатометов, нового несанкционированного оружия. Накануне Звягинцев учинил расправу над тремя молодыми женщинами и пятью политическими деятелями на заброшенной ферме в ста километрах к северу от города…» Далее шел небольшой видеоролик снятый на камеру мобильного телефона. На экране появилось отрешенное суровое лицо Влада. Его голос перекрывали визжащие на земле женщины и дикий визг черных свиней. Они были настолько огромны, что поначалу я приняла за хороших пони.

Затем кадры, как животные рвали огромными клыками женщин валяющихся в грязи, в которых я узнала Аллку, и нашу няньку, Ирину.

Я не могла отвести глаз, задыхаясь от отвратительной и ужасающей картины, кадр за кадром въедающихся в мой мозг, чтобы остаться там навечно. В мужчинах я узнала того самого Марата, который отвез меня к Абу. Неужели я – причина жестокой расправы над этими людьми?

Плечи затряслись от рыданий. Зачем Влад? Зачем ты сделал это со мной? Как же ты мог?!?

Я горела как в лихорадке день за днем, захлебываясь чувством вины и раскаяния днем, ночами надрывно крича в подушку, закусывая до крови ладони. Каждый день подобно самому изнуряющему марафону, каждый шаг, подобен восхождению на эшафот. Алексей – Лелик приходил каждый день и молчаливо проводил со мной время. Бывало он что – то говорил, но я не хотела вникать в его слова. Не хотела слушать, как он допустил, чтобы его хозяин слетел с катушек. Влад слетел с петель, оставив меня болтаться над пропастью и мучится. Я не живу, а выживаю, мое сердце разрывается от сумасшедшей боли и такой же ненормальной любви! Такие как Влад выжигают души, раздирают сердца в клочья, рвут на части и не успокаиваются, пока не протащат через все круги ада, выворачивая наизнанку… Хуже только то, что такие мужчины однажды покидают, и остается только молиться, чтобы не сломаться от непосильной ноши тяжкой утраты.

Телесные раны в отличии от душевных зажили, и пришла пора покидать больничные стены. Я как лист на ветру, который оторвался и летит по ветру куда – то. Алексей – Лелик привез меня на скромную квартиру, в которой меня ожидала Эмма Петровна и сын. Впервые я осознала, как соскучилась за ним. Подхватила его на руки и закрылась с ним в светлой комнате, отделанной в светло – розовых тонах. Уткнувшись в него, и вдыхая его запах, я заплакала, горько, навзрыд, оплакивая себя, Влада, и то, что нам не суждено было стать счастливым в этой жизни.

Нам не переписать страницы нашей истории. Она закончилась трагично, оставив мне крупицы нашего счастья, щедро разбавленного горечью утраты.

Эпилог

Год спустя

– Мама, мама… Смори, что у меня есть! – Слышится топот маленьких ножек, и вскоре цепляясь, и спотыкаясь за торчащие коренья, ко мне подлетают два