Армия, которую предали. Трагедия 33-й армии генерала М.Г. Ефремова. 1941-1942 - Сергей Михеенков

Я получил лично от командира задание: с началом движения проверить, все ли пойдут с группой. Пошли в один след все до единого, о чем, когда догнал командарма, я и доложил ему. Вечером, когда стали на отдых, профессор Жоров дал командарму фляжку со спиртом, чтоб он выпил[157]. Михаил Григорьевич сделал несколько глотков (выпил очень мало), ему подали два сухаря и кусок вяленой колбасы. Он один сухарь отдал мне и отломил кусок колбасы, сказав при этом: «Бери и кушай, офицер связи. Ты ведь со мной также не ел целый день». У меня, действительно, вторые сутки как кончились продукты, и я ничего не ел.

После вечернего привала группа пошла в юго-восточном направлении. Ночью по одному переходили большую дорогу (вероятно, Кобелево — Климов Завод) очень осторожно. На дороге патрулировали немецкие танки и бронетранспортеры. Проходили мимо артпозиций, была слышна немецкая речь, но шли очень тихо и прошли благополучно. Двигались прямиком по лесу 1,5–2 километра, потом вышли на тропку. Группа вышла на опушку леса. На опушке леса пересекли небольшой овраг, южный склон которого был уже без снега. Разрешили сделать привал. Категорически было запрещено разговаривать и особенно курить. Командарм, накрывшись плащ-палаткой, при свете карманного фонарика стал, ориентируясь по карте, искать наше местонахождение.

Не прошло и пяти минут, как по отдыхающей группе с расстояния 50–70 шагов ударил немецкий пулемет. Крик раненых. Оказалось, что рядом было пулеметное гнездо. С криком «Ура!» и с мощным автоматным огнем наши бойцы бросились вперед, но попали под перекрестный огонь пулеметов, находившихся в дзотах. Вероятно, пройти никому не удалось.

Группа старшего командного состава спустилась в овражек — решили пройти несколько левее. Но в это время стало уже светать, группа была обнаружена, и нас стали преследовать. Группа стала отходить в глубь леса. До реки Угры, где проходила линия обороны, оставалось немногим более 1 километра. В лесу вдали стоял двухэтажный деревянный рубленый дом. Было видно, как из него выбегало все больше и больше немцев. Это была казарма. Примерно в 300 метрах от казармы в западном направлении, с севера на юг, проходила облесившаяся вырубка — густой ивняк возрастом около 15 лет. На краю ее наша группа в 35–40 человек, многие из которых были ранены, приняла бой. Кончились патроны. Группа отошла к густому подлеску и вела огонь.

Около командующего были его адъютант майор Водолазов, начальник особого отдела Камбург, я и еще один офицер связи — Никаноров Иван, врач Иван Иванович Хомяков. Я находился рядом с командующим, когда к нам подошел адъютант командующего майор Водолазов и предложил мне, Ивану Никанорову и личному врачу командующего Ивану Ивановичу Хомякову проминать тропку в лес по чаще для отхода группы. Командующий, присев на колено, стоял за сосенкой, стрелял, а рядом с ним вел огонь начальник особого отдела, которому я отдал последнюю коробку патронов от имеющегося у меня «парабеллума».

Когда мы втроем прошли метров 200–300, между нами и основной группой появились немецкие автоматчики. Иван Иванович был ранен и приказал мне с Ванюшкой Никаноровым отходить. Под автоматным огнем пересекли небольшую поляну и залегли в кустах. Немцы побоялись выходить на открытое место и не стали нас больше преследовать[158]. Они начали заходить с тыла к нашим оставшимся товарищам. Это были последние минуты, когда я видел живым и здоровым своего командарма. Потом постепенно бой стал затихать.

Мне кажется, что Михаил Григорьевич погиб именно в то самое утро — 15 апреля. Подтверждается это тем, что минут через 40 или через час стрельба уже прекратилась.

Когда мы с Никаноровым стали пробиваться по лесу к группе, нас встретили председатель ревтрибунала и пом. прокурора армии Зельфа[159]. Они посоветовали собирать разрозненных бойцов и выводить их на запад, под Дорогобуж, где находилась конная группа генерала Белова. Когда я спросил их, где нам найти командующего, то они ответили: «Искать его нет необходимости»[160].

Нас собралась группа из 4-х человек. Мы вновь сделали попытку перейти реку Угру, чтоб пробиться к своим, но перейти ее было невозможно, так как Угра сильно разлилась[161]. Тогда мы решили продвигаться всей группой к г. Юхнову, чтобы выйти из подковы Угры.

Утром, недалеко от того места, где сейчас стоит обелиск погибшему командарму М.Г. Ефремову (близ деревни Горнево), мы зашли в расположение артиллерийской части противника. У нас ни у кого уже не было патронов. Нас окружили более сотни немцев, и мы оказались в плену.

К обеду нас привели в церковь села Слободки, а к вечеру туда же принесли и тело командарма. Он был захоронен с юго-восточной стороны церкви.

Убитых и раненых оставалось на пути много. Вспоминаются более близкие товарищи: ст. лейтенант Иван Зигун, зам. нач. шифровального отдела штаба армии, застрелился в 300 метрах от дер. Ключик в западном направлении. После потери радиостанции вечером на привале начальник особого отдела армии Камбург застрелил начальника связи армии полковника Ушакова. Действия начальника особого отдела командарм не одобрил, но было уже поздно[162]. Мне неизвестна судьба командира 113-й стрелковой дивизии полковника Миронова и начальника штаба 113-й стрелковой дивизии подполковника Сташевского. Одни говорили, что они оба убиты при выходе из землянки около деревни Стуколово. Другие говорили, что Миронов командовал южной группой. В плену я видел полковника Дубинчика, начальника отдела кадров 113-й стрелковой дивизии и полковника Капустьяна — нач. оперативного отдела штаба армии. В деревне Желтовке, где стоял штаб армии, в 1968 году была жива еще Ефросинья Емельяновна с сыном Мишей, которая рассказывала, что ей присылали письма еще два офицера связи. Ведь мы все 6 человек жили у нее. Букин приезжал с группой учеников из Москвы.

…По вопросу гибели командарма — я считаю, что он погиб в то самое утро, то есть 15 апреля 1942 года, когда я с ним расстался, то есть когда мы трое отошли, чтоб протаптывать дорогу для отхода всей группы. Подтверждается это тем, что минут через сорок или час стрельба прекратилась и часов в 17.00–18.00, то есть через 1,5–2 часа, мы с Никаноровым встретили председателя ревтрибунала и зам. прокурора армии Зельфа. Оба были одеты в хромовые пальто. Когда я спросил их: «Где нам искать командующего?», то они ответили: «Искать его нет необходимости» — и посоветовали мне собрать разрозненных бойцов и пробиваться на запад, где находился кавкорпус генерала Белова…

…К деревне Ключик наша группа подходила с юго-запада. От леса через деревню Ключик по лугам была изгородь, из которой сделана была переправа, по которой вся группа перешла через речку.

Была команда взять Ключик, но взять не смогли, потому что немцы повели сильный пулеметный огонь, несколько выстрелов дали из минометов и орудий.

…Группа западнее Ключик направилась на северо-восток на деревню Жары, где был уже слышен бой наших дивизий 33-й армии, которые должны были оказать нам помощь в выходе. Когда мы прошли 600–700 метров, то вышли на поле и, пройдя по нему метров 200–300, увидели на дороге три танка, которые стали преследовать группу. Мы стали срочно отходить обратно к реке, но уже восточнее деревни Ключик.

Танки вели огонь с бугра, и когда группа переходила речку, то многие погибли, а также остались трупы на поляне от речки до леса. Кажется, тогда погибли 20–25 человек. Когда зашли в лес, то обнаружили, что в группе пропал радист с рацией. С этого момента группа осталась без связи…

…Последний раз я видел генерал-майора Офросимова 14-го апреля вечером, уже после отхода от деревни Ключик. Был ли он с нами утром 15 апреля, сказать не могу. Вели бой. Я был с командующим. Рядом был майор Водолазов и начальник особого отдела Камбург.

После вечернего привала наша группа пошла на прорыв в юго-восточном направлении, переходили большак очень осторожно. По дороге (это, очевидно, дорога Кобелево — Горнево) патрулировали танки и бронетранспортеры. Категорически было запрещено разговаривать и курить. От дороги шли все прямиком по лесу 1,5–2 километра, потом вышли на тропку. При движении с левой стороны была уже слышна немецкая речь, но все обошлось благополучно. Когда группа вышла из леса, был небольшой овраг. Командующий разрешил сделать привал, а сам стал ориентироваться по карте. На опушке леса снега уже не было, тогда как в лесу его было больше чем полметра толщиной. Вся группа села отдыхать, кто-то даже прилег, а командующий, закрывшись плащ-палаткой, стал рассматривать карту, освещая ее карманным фонариком. Прошло менее 10-ти минут отдыха, когда по группе был дан огонь из пулемета с расстояния не более 50-ти метров. Крики раненых и мощное «Ура!», а при этом сплошной огонь группы нарушил утреннюю тишину. На северо-востоке был чуть-чуть заметен рассвет. Большая часть группы перескочила через овраг и пошла на прорыв. До реки Собжи, где проходила линия обороны, было немногим более 10 метров. С нашей стороны повели огонь, но, боясь поразить нас, стреляли выше, по лесу.